Эссе

Печальное литературное или музыкальное произведение.

Однажды я заблудилась в большом  странном  городе. Не помню как попала туда,  но всё было мне незнакомо и непонятен язык на котором говорили люди. Очень хотелось пить, я была голодна и устала, но всё в этом городе было мне чужим и безразличным... Я бесцельно шла по улицам и казалась себе невидимкой. Уличные  торговцы продавали еду и питьё, но я не умела купить... В узком, похожем на  коридор, переулке на выступе  глухой  стены лежало  что-то,  похоже,  съедобное,  но  я,  остановившись  на  мгновение, пошла  дальше, не взяв.
Я пыталась вспомнить как попала сюда и что было прежде - и не могла. Свои мысли я слышала на языке, который не связывался с предметами окружающего меня мира. Я  не могла  отразить на нём картинку, которую видела  -  не могла сказать себе про еду "булка". Голос моего сознания звучал по иным законам и был не совместим с этим  городом.
Прежде я никогда не задумывалась о связи Большого мира с собой - своей внутренней  жизнью... - с тем, как собираю в себе всё происходящее - как зависшу от звучащего во мне монолога. Вот,... не сумела сказать "булка" и прошла мимо, словно и не видела еды, словно не была голодна...  - не сумела связать с собой предмет чужого мне мира словом - не сумела обозначить данность... компромиссом, совместимым с моим сознанием - и реальность осталась за гранью моей жизни, а я теряла силы от голода и жажды.

На площади собралась толпа и там совершалось действо, видимо, в общем ритме,  потому что угадывалась некая закономерность. Но это был неведомый мне закон. Для меня, происходящее там, объединяло общее, казалось, стремление усилить  хаос. Это было похоже на строительство песочного замка, но в обратной  последовательности, когда каждое движение отнимает горсть песка - у каждого было своё разрушение, и первоначальный замысел не определялся в символах, хранимых в моей памяти. Это были незамки, некорабли,  недома, небулки... Сам город был странен. Казалось, он существовал в отражении моих глаз, а подробности были неопределенны из-за незнания мною слов  и потому ощущались миражом.
Танец на площади достиг своего апогея. Пантомима становилась всё  невыразительней - люди вяло шевелили пальцами, что-то бубнили, сонно моргали, затихали потихоньку, ложились, засыпали и площадь, казалось, пустела.

У меня кружилась голова, но страха не было: моё одиночество было  таким  полным  -  совершенным - что, видимо, даже чувства скользили  по его идеальной сфере...
Почти теряя сознание от усталости и слабости, я забрела в место, которое ощутила,  как круглый тенистый дворик, с маленьким фонтанчиком у стены. Я  долго пила слабые капли. Рядом стояла усыпанная старой листвой скамейка. В изнеможении я опустилась на неё и последний всплеск сознания продлился сном о Бахчисарайском  фонтане...

Похоже, я спала очень долго и проснулась отдохнувшей -  в светлеющем небе  растворялись звёзды. "Бахчисарайский фонтан"  -  вспомнила я - "дворик, скамейка,  вода"... Треснул сухой сучок, задетый грузным телом метнувшегося в чаще одиночества, и я почувствовала укол печали, как прикосновение несвободы от мира, где в идеальной, прежде, пустоте, возникли каменные ладони, в которые падали "поэтические  слёзы". Я пила их вчера, перед сном, сумев утолилить свою жажду, и теперь фонтан -  реальность, связывающая меня с этим двориком и этим, уже не чужим мне, городом.
Я встала со скамейки и увидела, как смятую рыжую листву покинула фигура женщины и там осталась пустота, как будто я разбрасывала себя горстями, пока не возникло дно из обнаженных деревянных рёбер с облупившейся сизой краской.
Город  возникал из небытия - проявлялся усыпанной старыми листьями скамейкой, фонтаном и словами, гениально произнесенными однажды и ставшими для меня теперь возможностью начала - чтобы пить и понимать - связывать этот  город с собой словами  -  быть в  нём.

Двор зарос кустами сирени и она цвела теперь, рассыпалась передо мной тяжёлыми букетами и томным ароматом...

Я вышла на улицу, пройдя под круглой аркой и остановила проезжавшую пролётку. Город  ещё не проснулся. Дворники мели тротуары. По каменным лицам домов струились  скупые слёзы -- переливались по чашам балконов и пропадали в подземной реке.  Пахло сиренью.
Я остановилась у кондитерской и толкнула звякнувшую дверь. Сонная хозяйка принесла  мне булочку и горячий шоколад. На скатерти в светло-сизую клетку стоял кувшинчик с тюльпаном, пахнущим сиренью. Шоколад был густым, очень сладким, но вкус у него был кофе и, прикрыв глаза, я пыталась понять тайну этой чашки.
--  "Простите,  как  называется  этот  город ?" -  спросила  я  хозяйку.
-- "Сейчас семь утра - обычно мы открываем немного позже" - ответила  она - "Ещё  булочку?"
 Мне  стало тревожно. Я уже не была голодна и одинока - город отзывался, и я пила из его чашки. Что происходило между нами?
 Я не владела здесь ничем - даже его именем... даже запахами и вкусом. Вчера, в  идеальной одинокости, я  была голодна, но спокойна. Я знала, что потерялась в Мире - я понимала и это спасало от страха  - чувства, которое владеет непонимающим. А потом, мысль устала и возникли миражи - вырвались из подсознания - "Бахчисарайский фонтан",  слова "поэтические слёзы" и сирень, которая цвела так - тогда - весной, в  детстве, на каникулах в Бахчисарае...
Моё я держалось на иллюзии, возникшей из забытой памяти, и эта полужизнь- полусмерть ощущалась щемящим страхом зависимости от непонятного - когда шоколад пахнет кофе и ты пьёшь, потому что иначе не выжить, и с каждым глотком страх перед этой странностью крепнет в душе. А выходя из кондитерской, не знаешь, пролётка ли ждёт у двери или электричка подземки, но нужно ехать прочь, прочь - от осознания хаоса, который нет сил принять за данность.

Я пила шоколад со вкусом кофе и боялась жизни... Я не знала, что вырвет из моей забытой памяти несколько глотков неосознаваемой жизни, не знала, какое воплощение примет кофейный запах за дверью  кондитерской, но... уже не могла... не хотела признать призрачность города и отказаться от спасительной иллюзии: от мирного часа за столиком со светло-сизой скатертью и тюльпаном в кувшинчике, от надежды опять пить из фонтана и спать на уединенной скамейке в сиреневом  раю.
 К моему столику подошёл брат. Он заказал что-то, как всегда, - сложное и обильное - и принялся рассказывать, с удовольствием жуя, бесконечные подробности из обрывков имён, диалогов, восклицаний... В его речь вплетались автомобильные гудки, звуки музыки, раздраженные голоса и сам он, казалось, не имел чёткости - жилет  мерцал, как экран ТВ, и на нём различались контуры Эйфелевой башни, блюдо с мороженным и подрагивающей на серебряной спичке вишенкой, воткнутой на вершине; энергичные лица, жесты...
Брату принесли блюдо с мороженным и вишнёвым желе.
 -- "Скажи, как называется этот город?" --  спросила я .
 -- "Хочешь мороженное ?"  -  сказал брат.
 -- " Нет,  прости, мне пора"
 -- "Ты всегда ведёшь себя... " -- слова замерли за спиной - я боялась дослушать... Я  боялась, что мираж брата окажется сильней миража кофе, и ждущее меня за дверью обернётся испанским сапогом.

Вдоль улицы стояли серые пятиэтажки с балконами, завешенными линялыми детскими колготками. Прополз накренившийся на бок троллейбус с торчащей из двери половинкой хлебного батона, пахло столовой: пирожками и серым влажными тряпками.
--"Простите, как пройти?" - спросила я у проходящей с тяжелыми сумками  женщины.
-- "Дальше... " - ответила она.
Я прошла до конца квартала и... свернула налево. "Сейчас будет переулок, где в подвальчике обувной магазин, затем я выйду на площадь, пройду к  автобусной остановке и домой.  Да, нужно купить молоко, хлеб  и, кажется, кончился кофе.
Я прошла переулком мимо нескольких ступенек вниз - к двери, с прибитым над ней огромным ботинком. В нескольких шагах, в стене, за решётчатой дверью увидела круглый дворик, который не замечала прежде. Он зарос лианами сиреневых  бугенвилий. У стены стоял  скромный фонтан с едва сочащейся влагой, рядом была присыпанная старыми листьями и увядшими цветами скамейка. Казалось, пахло сиренью. Я приостановилась, ощутив укол душевной печали, тронула рукой калитку, но она не поддалась, и я пошла дальше, свернув на улицу, знакомую, казалось, до узнавания лиц манекенов в витринах...
Вот, сейчас остановится мой автобус и я сяду у окна рядом с девушкой - студенткой. Я вошла в автобус и оглянулась - свободное место было у окошка напротив входа.
- "Простите" -- сказала я пропускающей меня девушке. Она рассеяно кивнула, не отрываясь глазами от конспекта на коленях.
"Сейчас будет парк, а затем площадь с бронзовым кентавром и начнётся дождь" -- я создавала город, в котором должна была жить. Город, знакомый до узнавания лиц манекенов... Город, который уступал передо мной своими запахами, дождями, звуками и позволял пить из своих чашек.

авг. 97г.
 

          **********
 
 
 

Текст для чтения по вертикали.

Женщине восемьдесят, ходит с трудом, но держится достойно: улыбка, дистанция, розовый маникюр, кофе в стильных чашечках. Портрет молодой красавицы на стене - она актриса. На столике журнал с повестью ее жизни, записанной другой немолодой женщиной - литератором. Они сверстницы, и литератор написала об актрисе. Работа началась в СССР,  закончилась в России. За это время женщины успели сдержанно поссориться из-за гонорара, но когда он возник, оказалось, что деньги уже совсем не те и не та страна, а главное, другими стали читатели и весь мир.
Она мне сказала: "Я здесь не востребована" - двухкомнатная квартирка, электрический чайник, портрет, книги, улыбка, дистанция, розовый маникюр, лёгкий запах нищеты, в журнале на столике рядом с кувшинчиком в цветочек, история прежней востребованости…

Впервые за последние годы прилежно вникаю в обстоятельства чужой мне жизни...  Я как-то вдруг и будто навсегда устала от подробностей божественного замысла. Узнав, что слово "история" в переводе с древнегреческого означает "расследование", заскучала, как прежде скучала от химии … О-кей, вода по-ученому аш-два-о, а молоко -  сложнее и, может быть, что и профессор химии не знает, хотя он за это зарплату получает на... востребование своей личности.
А мне ни к чему эта формула - будет с меня знаний, как не утонуть в стакане: пора укрощать любознательность и аппетит к суете.
Один знакомый историк, читает по диагонали: хоп-хоп-хоп - и три истории в левой стопке. "Я знаю еще три истории" - говорит он - и видно, что чувствует себя востребованным.
 Вот, одна такая история...

В одной семье было два сына. Люди они были хорошие, трудолюбивые, желали добра и счастья. Жили заботами дня, просыпаясь с восходом и засыпая с заходом солнца. Им нужно было много работать, чтобы прокормить себя, чтобы было в доме тепло и приятно, чтобы одежда была в порядке и, казалось, всё так просто и понятно, проходят  день за днём - в поте лица добывают люди пищу и кров...
Иногда женщина, глядя на огонь в очаге, задумывалась: ей становилось тревожно, и, казалось, что она забыла что-то очень важное, и если не вспомнить, не понять, то беда придет в дом. Она пыталась объяснить свою тревогу мужу, но он сердился и говорил, что некогда думать, что от мыслей одна печаль. Что нужно избегать печали и тогда останется одна радость. И сыновья мечтали о радости и не терпели печаль.
 Когда Каин вернулся домой один, отец спросил его, где Авель, и Каин ответил, что он не сторож брату своему. И тогда женщина вспомнила то, важное, что прежде напоминало о себе смутной душевной болью, но не выражалось простой и точной мыслью. Она сказала Каину: "Сынок, нельзя убивать, нельзя брату поднимать руку на брата, пойди, скажи об этом Авелю". И Каин ответил: "Хорошо, мама, я скажу" - и вышел из дома. Он нашёл брата там, где оставил его. Тот лежал  в неудобной позе и смотрел в небо. Каин сказал ему: "Брат, нельзя убивать, ты слышишь?" Но Авель не отвечал и Каину стало досадно, что  брат молчит и он хотел ударить его, чтобы тот ответил, и чтобы унять смутную тревогу и печаль, но вспомнил, что нельзя поднимать руку на брата...  Он сел рядом и стал говорить - прежде никогда он не говорил так много с братом. Он говорил, что мама просила передать, что нельзя убивать, что он никогда больше не поднимет руку на брата, он говорил о своей тревоге и печали и умолял ответить, пока не понял, что никогда не услышит ответа - никогда. И что никогда - это смерть. Так Каин узнал смерть -  как никогда - как невозможность понять и изменить - как вечную несвободу.. Так Каин узнал жизнь - как краткую свободу понимать, выбирать... и как печаль...

 С тех пор прошло много-много лет и свершилось много-много историй и одна из них об актрисе. В ней рассказывается о гибели её близких в тридцатых годах, а затем и в сороковых… О том, как её муж - фронтовик, мучаясь безысходностью, сказал: "Почему меня не арестовывают - разве я подлец?" - и следующей ночью его тоже забрали и убили, а жену с маленькими детьми сослали в Сибирь. Там актриса месила на строительстве бетон. "Я - актриса" - говорила она трём своим девочкам: Ирине, Маше, Оле…  "театр - это прекрасно" - и читала монологи из пьес: "В Москву… в Москву!". Девочки тоже месили в мятой миске бетон и приговаривали: "В Москву!"

Таких историй так много, что всех их не прочитаешь даже по диагонали, но если понимать "расследование" не в количественном, а в качественном смысле... если читать по вертикали...

История Анны Франк известна из её дневника всему миру, но оставшиеся в живых из их семьи о ней не говорят - слишком трудно, должно быть - с этим нельзя жить. Но девочка Анна…не сумела жить, именно, без "этого"… Почему её родители молчали, когда нужно было говорить об "этом" - "это" непереносимо? Что "это" такое, что с "ним" нельзя жить родителям, а  без "него" детям?

Это слишком… не красиво… ну...  не знаю: "подымет руку на брата" - не красиво… да, и потом… востребованность…требует …
Но … Каин и Авель…
Конечно, да… очень… красиво…там - на луне: лунный силуэт… каин и авель - красиво, драматично: занёс руку… и луна над озером… красные глаза… цемент не просыпь, Машенька.
Ирина, Ольга, Маша были так несчастливы - так беспомощно бессвязны были их судьбы… убитая чайка… ах… это из другой пьесы… но тоже… красиво...

Мы были так молоды и влюблены тогда… на спектакле, казалось, это про нас:"В Москву! В Москву!", так счастливы, помнишь, потом пили в буфете кофе из кофейника с носиком - теперь так не подают… ели треугольники с сыром и решили пожениться - не помню, кто первый сказал о детях как у …
Евы и Адама?
Ты … "Это" невыносимо… так нельзя…что, нужно было сказать, мол, а вдруг… у нас родится… Каин? А потом подавиться сыром и разойтись?

"Подавиться и разойтись"  или "В Москву! В Москву?" - вот в чём вопрос!

Ну, допустим, ты улетаешь на космическом корабле и можно взять только три книги, нет, три мысли…
Три мысли?
Три!
Это ужасно - невозможно. У меня столько мыслей. Я мыслящий человек… у меня…  поток сознания! А ты - три…
Три! Три мысли… Считаю до трёх… раз…
Ну хорошо…хорошо… зануда - судишь по себе… Ну, ладно: "Быть не быть" - раз, "Кто виноват?" и… и…
"Об дать по морде?"
    угу… что-то в этом роде…  устал, давай… давай лучше поговорим о трёх блюдах. Я, например, предпочёл бы в космосе…в космосе… рагу, например - это, такая красота… всё, что я люблю: овощи и мясо. И ещё кофе, конечно, и чёрный хлеб, пожалуй и… а ещё можно? а?... мороженное на сладкое?
 Вот, наконец-то, одна стоящая мысль: "рагу с хлебом и кофе" - принято - давай ещё две.
Ага, понял… так-так…микроклимат, скажем, природа: зимний сад, бассейн, птички, лужайка с тропинкой… для "образа жизни" здорового…
 Стоп - принято :два!
 Ну и для души, что-нибудь, там, музыка, книги, а лучше, конечно, дружок…
Три! Есть! - есть три нормальные мысли! Поздравляю, будешь жить. Только, зачем изображал "быть не быть?" Зачем прикидывался, что жить не можешь без москвы?
Так, поток… сознания… такой большой! Сносит…в "это" - знаешь как страшно….
 Кружит?
 Кружит, кружит!
Как щепку?
Охо-хо, головушка моя бедная …
Держаться надо, умник…
За рагу?
Уж, что есть. Ведь сидели за столиком, пили из кофейника, радовались на парок над носиком, каких теперь уж нет, руки грели. Нет, чтобы мысль держать, мол, люблю с тобой вместе… кофе с сыром - нет: люблю с тобой… детей! Откуда знаешь? Из потока хлебнул лишнего? Тогда, уж, будь добр, додумай кем-то брошенную мысль до конца - во всём её безобразии, мол, дети… ага - Каин и Авель! Тут, уж, нужно… не  меньше десятка заповедей держать: не убий - раз, не укради - два - и дальше по списку - не всякому дано - очень не просто… "это" - проще бросить непосильную…опять… как ... маленькую Анну?

В этой истории… про семью Франк…  зациклились на "Кто виноват?"
Удобно…
Аттракция: перпетуум-мобиле "Ктовиноват? - …сты виноваты!" - Раз - и мимо… в карусельке историй… по диагонали…
кружит- кружит
Зачем семья Франк не держала три мысли для одиночества и десять - для маленькой Анны…

"Меня не арестовывают - что, я подлец?" - соломенная мысль - реплика из водевиля, а в антракте горячий кофейник и ещё… горстка конфетти: "у нас будет три дочери, как в "вишнёвом…"
после третьего звонка подметут…
или нет…

"Послушай, говорят, фашисты… евреев…"
Что ты говоришь? Замолчи, это культурный народ: Гёте, Бах… с такими мыслями невозможно жить - замолчи, "это" невыносимо!
Послушай…
Гёте…гёте…

Кружит, кружит …  Ещё одна история.

Доктор Фауст совершил свой заплыв в мыслепотоке по течению партитуры Гуно на слова Гёте с ироническим басом во втором акте, а потом утонул в чаше своих предков. Хорошо, ещё, что Маргарита успела умереть вместе со своим невинным дитятей… Провинциальная дурочка…. сама дитя… польстилась на тенора с заложенной душой…
 и в этой связи...  супружеская чета франк… бросила анну…
кажется, у них там были финансовые интересы - наследные земли, что ли. То есть, дело, всё-таки, в...  чаше предков в дрожащей руке…
 "Раз" - здравая мысль…
А  Гёте и прочие немцы?
Так "это" - алиби…
А…

Живём "ради детей"… то есть, едим своё рагу с лужайками, роняя мысли умиления в поток…

Ещё одна история для чтения по вертикали:

Шёл себе один человек по улице и вдруг к нему подходят двое с телекамерой и говорят, мол мы из ТВ, подайте нам, христа ради, вашу драгоценную мысль о клонировании. А клонирование (для тех, кто ещё не знает) это ещё один - новый - способ размножения себе подобных  прямо от ДНК (программы своей личности), у кого есть, конечно.
А если у кого нет своей личности, то тогда - от ДНК её отсутствия и в этом случае клон идёт на органы - на запчасти папе, страдающему от отсутствия присутствия.
"Это" крайне тяжёлая мысль - мыслящему лично трудно её содержать, особенно, если она (личность) в это самое время занята своей востребованностью - то есть, как бы, тоже отсутствует.
И вот некто (занятый востребованием своей личности в своё отсутствие) смывает эту мысль, как бы, нечаянно… А тот, который с улицы, увидев себя в окошке телекамеры, разлакомился, вообразил себя востребованным в любых средствах, выуживает утопленницу и с биологическим оптимизмом кидает её дальше в массы, мол, клон - это … массовый выход из тупика, то есть, исход масс из пятого угла, и объясняет, мол, у него лично, например, цирроз печени, и он, как личность, страдает от недостатка прекрасной печени, а был бы клон? А? Чик-чик - и нет проблем!  Ведь, в человеке что должно быть прекрасно? - всё!
(?!)
Раскрываем скобки для тех, у кого массовое недержание мыслей: это значит, что клонируешь себе пару-тройку себе подобных, и называешь, например: ирина, ольга, маша, а чтоб не спутать - татуировки им… на седьмой день…торжественно, каллиграфически, в востребованном присутствии, например, "не забуду мать родную - ваш клон маша, сто лет спустя вишнёвого сада"... и сердечко, там, чайку, крестик или звёздочку... Главное, место правильное выбрать для надписи, чтобы пересадочный материал не испортить… и время,  тоже, подгадать - чтобы от цирроза до цирроза хватило: "через сто… триста лет…появятся лучшие люди…"

Кружит- кружит,
 смотрю… остров необитаемый, плыву к нему, что есть силы - по собачьи, как умею… выползла… отлежалась… смотрю: мысль растёт… чахлая такая… убогонькая - вроде верблюжьей колючки… с голодухи чего не сжуёшь… ну… жую, жую - думаю… да… видать, все мы, тут, не иначе, как клоны… в потоке мыслеплазмы кувыркаемся… и, чувствую, на недержание меня тянет, глаза голубеют и слюнка течёт невинная…
А потом, вдруг, мелькнуло, а ну тебя: песочек жёлтый, вода безбрежная синяя, солнышко светит и небеса, скоро, уж, подлунные - так хорошо, ей богу… Слюнку подтёрла, колючку куснула со вкусом земляничным,  разбежалась и… ах!
 
 

*****
 
 
 

Впечатление о жизни.

(Философское эссе)

Мне не являлся ангел, я не гнула вилки, не изрыгала огонь - мои чудеса обыкновенны. Так, сегодня утром пришли на ум привычные слова "Жить идеей" и я вошла в берега, полные смысла этих слов. Словосочетание произвело на меня впечатление - чудесным образом уложилось в ту картину мира, которая проявляется перед моим "мысленным взором" (ещё одна чудесная находка). Слова - чудеса. Они производят впечатления на тех, кто слышит. Вот, нанизались один к одному и возникла гармония смысла и формы  для имеющих уши.
  Мир впечатляет человека: с помощью впечатлений рассказывает о себе. Впечатления  - метафоры мира - всплески информации, которые может принимать открытый миру - "имеющий уши" - живой человек. Впечатления - посредники между приводами, составляющими его жизнь. Человек воспринимает мир очень своеобразно. И, должно быть, мир воспринимает человека по-своему. Диалог, если он есть, происходит на неком языке, который, видимо, нельзя вычленить из контекста и воспроизвести в одностороннем порядке, как бы не оснащался человек техникой, как бы не абстрагировался. Это язык информационной совместимости - на уровне живого компромисса, упакованного во впечатления.
 Как воспринимает впечатления человек? Я не о биологии. Животное тоже ведёт с миром чувственный диалог. Я говорю о данности, наиболее трудно поддающейся определению - о душе. "Она" -  не чувства, не разум, не интуиция, не "внутренний голос". "Она" совмещает все эти понятия, но превосходя их, соотносит между собой и внешним миром, который, может быть, именно благодаря "ей", только условно может быть названным "внешним" - соотносит человека с миром, направляя его "в себя" - в  некую центральную для его личности точку мироздания, где сосредоточено его Я и где его жизнь  складывается наиболее гармонично. Эта точка не статична - это не детский кубик и не кубик Рубика,  хотя… некая аналогия, возможна…  особенно в части человеческих способностей владения этой игрушкой. Почему-то люди легко признаются, что не умеют складывать кубик, но с трудом - что не умеют складывать свою жизнь.
Думаю, жизнь человека -это явление "собирания себя", то есть, когда он собирает себя наподобие "кубика-рубика" - организовывает себя таким образом, что весь мир помещается в нём, оставаясь свободным - так, что исчезает условность грани между "внешним и внутренним". Но это не смешение, не растворение личного сознания во вселенском, когда подробности на расстоянии вытянутой руки теряют смысл - не отречение "нирваны". Скорее, это уравновешенность. Мир предметов и страстей не кажется "низким и презренным", а мир идей -"возвышенным и прекрасным" или наоборот - они уравновешены  и человек не живёт только идеей или только земными заботами - не противопоставляет их. Идеи такая же её реальность жизни, как и их воплощения.
 Разорванный и, значит, гибнущий и страдающий человек вынужден цепляться за случайно подвернувшийся обломок реальности, чтобы спастись. Им может стать идея, может - идол, другой случайный человек или явление, на которые он возлагает все свои надежды на спасение. Часто человеку достаётся даже не крупица реальности, а иллюзия - фантом, возникший как ложное впечатление и не несущий в себе реальной информации. Спасение может видеться в небе, может - в земной суете, но чаще всего меркнущее сознание спасается на обломке крушения, похожем на крест - яркий символ дисгармонии человека, его небес и земли, сцепившихся в непримиримой схватке.
 Разорванность кричит о себе сверхвпечатлением крестной муки. Распятие - образ разорванности. Сверхвпечатление молит о спасении, но реальном спасении - не "образе спасения". Иллюзорный фантом символического воскрешения через "иную" личность, пусть, даже "сверхличность" не ведёт к спасению. Нельзя спастись через "иного" - нельзя живому человеку быть не в своей жизни. Существование не в своей жизни - данность другого явления - за рамками человека, как  личности, обладающей свободным разумом.
Образ Бога-Человека, его спасения и воскрешения - символ исхода. Но реальный исход возможен только через себя - через усилия своей души, своего разума, психики, тела - всего себя во всей своей многомерности, которая  и есть Мир.
 Принятие реальности понимаю, как  Любовь. Любовь -  принятие реальности во всех её воплощениях - духовных и телесных. Любовь не может быть высокой и низкой, как не может быть высокой и низкой любое явление реальности, любое проявление жизни. Высокими и низкими, большими и маленькими, добрыми и злыми бывают разорванные части, спасающиеся на крестах иерархий плоского мира.
 Мерой можно мерить то, что сопоставимо с ней, но не то, что само по себе мера: что "само в себе" - самодостаточно и свободно от условных эталонов, необходимых там, где нет естественных пределов.
"Бог читает в сердцах людей", то есть, человек производит на мир некое "впечатление", которое может быть "услышано" - воспринято миром, как голос личности, способной на свободный диалог. Как ведётся диалог? О чём он? Должно быть, о жизни - о понимании реальности, общей для всех… о страдании разорванности и о милосердии. "Впечатления" могут быть тревожными, угрожающими или нести радость - о том, что есть в нем свободная личность, стремящаяся к гармонии. Человек может быть враждебен миру или дружественен к нему по "общему впечатлению", составляющему вектор из его помыслов и поступков. И мир, как некая данность, которая складывается у личности из впечатлений о стихиях, космосе, земле с её живой и неживой природами, одухотворённой и нет… несёт о себе впечатления враждебные и дружественные  - всем и каждому в меру его усилий слышать, осознавать и складывать вектор жизненного пути, ведущего к себе.
Жизнь, как путь к себе. Смысл жизни - в пути к себе. Это движение возможно только в любви - в принятии реальности и в стремлении к гармонии с ней, как с собой - как к своей гармонии - к собиранию себя, когда исчезает трагический смысл у впечатления под названием "одиночество". Я - один, но я  - весь мир. Смысл моей жизни - собрать себя и значит собрать мир и смысл жизни каждого человека - собрать мир. Такова реальность и принятие её понимаю как любовь: любовь к миру, другому человеку, стихии или к себе. Спасение через любовь - через понимание реальности бытия - согласия с ней, как с данностью. Спасение - на пути от страданий разорванности - к себе. Собирая себя, человек собирает мир и в этом заключается высшее милосердие.
 В пересечениях информационных потоков трудно сориентироваться, если довериться логике.  Логика хороша в ограниченной области, где работают аксиомы, но бессильна в мире, где вместо аксиом - впечатления. Понимание этой данности - необходимое условие для любых логических построений.
Думаю, существует некая иерархия впечатлений, соотносящихся по жизненной важности на мировом - "системном" уровне. Вернее, не самих впечатлений, а порождающих их явлений. Мир открывает себя спонтанно или в соответствии с неведомыми циклами, монологом или репликой в многоголосье. Похоже, что явление, известное под понятием "откровения", то есть, нечто, несравненно более ёмкое, чем просто впечатление - "сверхвпечатление" - есть квант концентрированной информации, наподобие того, как это устроено в компьютерной модели мира. "Откровения" высвечивают некий вектор относительно высших истин. Одно из наиболее впечатляющих описаний такого "чуда" известно из библейской истории о возникшем в огненных буквах пророчестве на пире вавилонского царя Вальтасара. Известно, что именно в этот период человеческой истории возникают центральные философские учения, близкие по смыслу, словно оплодотворённые одним откровением - одной идеей. Греческие мыслители, иудейские пророки, буддисты в Индии и Даисты Китае впечатляются идеей единого мира и человека, одиноко несущего в себе мир.  Словно свет молнии на мгновение осветил спрятанную во мгле реальность и какие-то люди сумели рассказать то, что успели увидеть. Отчего возникают такие молнии? Божественным усилием, направленным на благо мира? Разумным милосердием? Или это случайные искры, возникшие в информационных потоках? А может быть глаза дьявола? Или яблоки с Дерева жизни? Увы, впечатления, даже самые великие, явления многомерные и не извратив своей  сути, не могут составить коллекции вечных ответов. Понимание этой данности - необходимое условие для любых пророческих построений. Аксиомы и впечатления не соперничают в информационном мире - соперничают их несостоятельные владельцы.

Ни одна из существующих теорий, с которыми удалось мне познакомиться, не сумела удовлетворить меня. И я не видела, увы, людей, пребывающих в ясности вне рамок одномерности, как если бы человек, потеряв надежду собрать кубик-Рубика, разорвал его на составные части и разложив в ряд на столе или построив вертикально, поставив один на другой, довольно сказал бы: "Теперь я сложил  его".

Мысль кружится, кружится, тщетно бьётся в тупиках одномерности. В чём смысл жизни? Что после смерти? Есть ли Бог? Кто Он? Видит ли человека или человек абсолютно одинок в своём осознании, а в мире несёт некую зависимую функцию, наподобие кровяного тельца или транзистора в электронном приборе…
Много лет и зим прошло… отцветает яблоня, зреют и падают в траву откровения. Творец уходит в себя, выворачиваясь на изнанку, свивается в малахитовое кольцо и усилием раскаяния протягивает зрелое впечатление о жизни…

Таня Ахтман. 07-9957475, Ливна. 16.8. 98.

******
 
 
 
 
 

Братья и сёстры.

Ни одна из существующих теорий о смысле жизни, с которыми удалось мне познакомиться, не сумела удовлетворить меня. И я не видела, увы, людей, пребывающих в ясности вне рамок одномерности мира, как, если бы, человек, потеряв надежду собрать кубик-Рубика, разорвал бы его на составные части и разложив их в ряд на столе или построив башенкой, поставив один на другой, довольно сказал бы: "Теперь я сложил  его".

Мысль кружится, кружится, тщетно бьётся в тупиках одномерности. В чём смысл жизни? Что после смерти? Есть ли Бог? Кто Он? Видит ли человека или человек абсолютно одинок в своём осознании, а в мире несёт некую зависимую функцию, наподобие кровяных телец или транзистора в электронном приборе?

 Для жизни… нужна опора в Мире или… Боге - как душе угодно… Неловко говорить такую банальность, но что поделать? Мне, провинциальной душе, приходится начинать с нуля: строить мир, соизмерять с ним себя, словно я первочеловек;  понимать, что мир не жесток, но …жёсток, то есть, безразличен к человеческим желаниям, страстям и существует сам по себе - по "божьим законам" или "мировому порядку" - определить можно как душе угодно - и только в этом "как угодно" - в осознании и определении, но не в изменении Божьего мира, волен человек. Мировой порядок не злой и не добрый. Это человек может быть злым и добрым - относительно закона природы или, если угодно, божьего, который один, как бы его не называли,  и он есть данность, как звёздное небо над головой. Мир милосерден для тех, кто живёт в согласии с ним, и становится адом для преступающих его закон.
Всё относительно… закона… во всех его природах: физических, биологических, духовных. Что происходит с провинциальной душой - той, что теряет связь с милосердием? Может быть гибнет, усиливая мировой хаос, и он является к людям катастрофами? Или засыпает до лучших времён: спит и видит сны, которые возвращаются абсурдом?
Может быть, мир меняет кожу, но суть его, его закон остаётся неизменным и новые греки так же рождаются и умирают, любят и ненавидят, думают и творят как и старые. Но в этой старой новизне, похоже, всегда присутствует некое качество, которое, пронизывая историю, не даёт возможности дважды войти в одну воду и не может быть описано во множественном числе. Качество это существует относительно только одного человека и определяет его связь с богом - единственную и неповторимую. И если в мире есть миллиарды людей, то есть и миллиарды его составляющих, каждое из которых влияет на мир, уничтожая его или возрождая. Качество, которое пытаюсь определить, я понимаю как степень свободы в диалоге с Миром, способность слышать его и отвечать, принимать таким, каков он есть…по божески…человечно…милосердно - милосердие может быть только взаимным.

Перечитываю Чехова "Три сестры," 1900 год. Пьеса обращена к тем, кто будет жить через сто лет…  Должно быть, даже у очень свободного человека, есть потребность считать сотнями. Ну, вот… прошло…
Двухтомник рассказов и пьес А.Чехова куплены в 1980 году у спекулянта за двадцать советских рублей против четырёх с полтиной, что увековечены на тыльной стороне серовато-зелёной обложки. В 1990 году эти книги были уложены в ручную кладь вместе с парой фальшивых ботинок  "саламандра" с одесской толкучки и вскоре легли на полку между "Мёртвыми душами" Гоголя и самоучителем иврита в Иерусалиме.
"Вмоскву!, вмоскву!"… "Виерусалим!"

Прямая, пустынная дорога на Хеврон уводит из Негева в Иудею - мимо древнего города Тель-Арад с храмом, которому тридцать веков. Холм продолжает прямоугольник крепостной стены - Древний Восток построен из геометрических фигур - кубов и пирамид - так, должно быть, осваивает пространство неискушенное сознание, когда мир стелется у ног от горизонта до горизонта и его можно щедро нарезать вдоль и поперек. Теперь от  щедрот остались крохи - мир просочился сквозь тысячелетия осознаний в текучие, изощрённые формы, но… и сквозь них… просматривается… та же простота, что и в начале - особенно здесь: по дороге на Хеврон.
Теперь новые впечатления не находят во мне тождества как прежде - во времена вулканического образования моего Мироздания - оно остывает, должно быть, и когда по дороге на Хеврон я еду домой, то силуэт древнего храма в холмистой степи, инопланетные бедуины, короткий серпантин в горы и хвойный лес кажутся изящными безделицами и не завораживают многозначительностью. Главное, "домой" - в средоточие моей жизни, а первобытность геометрий с её серпантинами исчерпали надо мной свою власть.
Смотрю на уплывающий храм и думаю как трудно было тащить и складывать камни под раскалёнными небесами. Что ели эти люди? Что пили? Вода, должно быть, была в мешках из вывернутых овечьих шкур, лепёшки, сыр, мясо - не для всех, конечно… Как пахла вода? Слава богу, что еду мимо… домой - у меня там превосходный электрический чайник. Какое счастье, что мне не нужно больше таскать камни для храма.

Утром пью кофе… как проводят время бездельные люди? Вот, у Чехова… "В Москву! На работу!" Представляете эту компанию на строительстве храма? Я - вполне: мы сами только что закончили строить каменные дорожки вокруг дома. Сперва хотели просто забетонировать метровый периметр и даже было приступили к переговорам с местным умельцем - арабом с балетным именем Адель. Говорить с ним мучительно для женщины из ряда Ирина, Маша, Ольга.
Адель ведёт себя невыносимо многозначительно, как джин из лампы Алладина или как советский сантехник и понятно, что мысль у него занята одним: как бы с нас слупить побольше. Он пытается проникнуть в нашу подкорку всеми своими восточными корнями, в надежде прорасти на поле дураков монетным двором. Адель предлагает сделать дорожку из самоцветов всего за семнадцать тысяч или двадцать, если с бордюрчиком из яшмы… Мы не сопротивляемся и ждём когда он устанет от отсутствия обратной связи и отвалит в железобетонную реальность, но жадность губит Аделя - он  теряет чувство меры и, принимая наш снулый вид за знаковое молчание, проносится над реальными пятью тысячами дикой молнии подобен, целуя мне на прощание руку.
И тут возникает другой умелец - доктор наук из Москвы с бородкой Тригорина и говорит на простом чеховском языке, что каменные дорожки - его хобби и плату он берёт как символ товаро-денежных отношений, без которых немыслима его любимая наука, и мы умиротворённо приступаем к созиданию. Белый камень под названием "иерусалимский" берётся в ста метрах на безымяной куче, идентифицировать которую противится наш жаждущий камня мозг. Тяжело и жарко. Хочется пить и мы пьём литрами: сперва (настойчиво избегаю идеальное "в начале") колу, потом воду с сиропом, потом просто из крана, шланга и согласны уже пить из вывернутых овечьих шкур и копытца козлёночка. Камни нужны плоские и чем больше размером, тем лучше: дорожки красивей и бетона уходит меньше. Мужчины, таскающие камни, смотрятся очень декоративно на фоне иудейских пейзажей и понимаешь, что безответственная литературная декларация "На работу" материализовалась в периметре нашего дома, (то есть, с некой географической погрешностью), как и было гениально предсказано - ровно через сто лет в канун праздника начала третьего тысячелетия от рождества Христова.
Скоро сюда хлынут паломники со всего света. Теперь в колыбели христианства - Вифлееме - город, где живёт Адель, и Христос, если бы мог, скорее всего, отказался бы в нём рождаться… Но, похоже, кроме Понтия Пилата его никто не принимал всерьёз. Чтобы принять его явление, нужно сместить стрелку в своём сознании, чем я и занимаюсь с божьей помощью, и, похоже, вполне успешно, так как больше не хочу в Москву  и не хочу на работу, то есть, нет у меня нужды… занять себя чем-то или кем-то "более", нежели я сама. Наконец-то, сумела как-то устроить себя и это большая удача для беженки из Москвы, которая на сто лет моложе (или старше?) Ирины, Ольги, Маши - Москва выплюнула меня в августе девяностого года и я кувыркалась - кувыркалась, пока не приземлилась в маленьком посёлке на склоне иудейской горы Хеврон. Теперь у меня есть дом и каменные дорожки, сделанные интеллигентными силами, и этой осенью садим сад. Орех,  лимон, фига, олива, груша, яблоня, мандарин, шелковица, виноград, кусты живой изгороди, розы - будет что ломать и сжигать "тем, кто придёт после нас"…
Здесь жестокое лето без дождей и тень - роскошь. Многие уезжают в Канаду - там сохранились тургеневские места, а в России теперь бессильный детектив, и, похоже, в следующем столетии там Чехова уже не станут "проходить по программе" и слава богу: одним недоразумением меньше, а для чеховских текстов  нет ущерба - читателей не прибавилось и не убавилось: кто читал, тот и читает - в мире живых душ есть свои  законы сохранения "имеющих уши".

Один человек сказал мне, что "упреждает одиночество": при появлении предчувствия душевной печали бросает себя в суету, что специально припасена для этой цели, и потому всегда под рукой… и забывается в ней… Что ж, пожалуй, это проверенный рецепт лекарства для биологического оптимизма. Думаю, что советская система возникла из энергий "упреждения одиночества" и честно работала, воспроизводя суету - самый дорогой в мире наркотик, если оценивать его качественно и самый дешевый, если количественно. Человек этот активно занят "молодёжной литературной деятельностью" или наоборот - для меня это словосочетание лишено смысла в любой последовательности - и вряд ли отдаёт себе отчёт в том, что поставляет пошлость в прошлое столетие, потому что в нынешнем оно пролилось через край  и течёт вспять - к трём сестрам и далее - к бедной Лизе и мадам Бовари, а доктор Фауст просто утонул в своей чаше предков - всё таки, как-никак, но история развивается с некоторым перепадом уровней и Чернышевский в компьютерном мире просто… не чернышевский.

Я не могу не писать, поэтому пишу. Это мой способ общения с миром - способ жизни. Все другие попытки стоили слишком дорого - на них ушли жизненные силы и больше нечем платить за недоразумения. Я предлагала любовь, закон, веру - тоже, должно быть, "упреждала одиночество" - суетилась, платила… платила… потом не стало чем, но так уж вышло, что я не испустила дух, а найдя компромисс в текстах, ушла в себя - мол, общайтесь со мной посредством слова, а руки не распускайте. Должно быть, это нормальный ход вещей - не могла же я возникнуть орущими скрижалями непосредственно в род-доме города N… не могла, увы, и опомниться раньше в советском пространстве, где точки над I закатываются в сизифовых трудах.
Немилосердный век. Не сумевшие "пережить желания и мечты", всё резвей и резвей гоняются за счастьем, так, что "молодёжи", если кто самоощущает себя так экзотически, ничего не остаётся, как плестись в хвосте геронтологической очереди за оптимизмом.

Знакомая школьница пишет работу по истории "Возникновение христианства - случайность или закономерность?" "Школьница пишет" - слишком сильно сказано - ничего она не пишет, а мечтает о любви, как бывает у молодёжи, так что… христианство - закономерность… как…  и иудин поцелуй Аделя…
Маша, Ольга, Ирина - скажите на милость, зачем вам Москва? Зачем  вы пили чай с барышней у которой зелёный поясок на розовой талии? Неужели не было очевидно, что это не к добру и окончится её Бобиком в вашей комнате? Брат Андрей, неужели всё Ваше христианство воплотилось в рождественском гусе с капустой? То есть, если бы не съеденный Вами гусь c капустой, не сытая дрёма, то… и не… обокрали бы Вы сестёр, заложив общий дом и прикарманив деньги? Кто придёт через сто лет расхлёбывать ваше послеобеденное смирение, сёстры и братья? Внуки Бобика?
Христа ради, скажите, зачем вам Москва? И при чём тут Иерусалим?
"Если бы знать…если бы знать…"

Дорожки белокаменные вокруг моего дома похожи на раскопки древней крепостной стены. Теперь осень, а весной они утонут в траве и перестанут смущать схожестью со стенами плача.

"Много знаний - много печали"… "слово произнесенное есть ложь"…
Ольга, если бы Вы знали, то не стали бы пить чай с зелёно-розовой барышней? Андрей, Вы отказались бы от послеобеденной любви? Не знаете? Тогда почему так печальны ваши незнания, сёстры и братья? Почему так невеселы ваши иллюзии?…

Мой дом в рукотворном белокаменном периметре перемещается в пространстве и времени со скоростью моей мысли… Иногда он плавно парит, опираясь на поток сознания, иногда падает в бессмыслие, выворачивая на изнанку душу…
Одна девушка мечтала иметь трёх дочерей, которых бы она назвала Ольга, Ирина, Маша… А сыновей? Можно назвать Каин и Авель, не правда ли, романтично? "Каин, где твой брат?" И ещё чудная идея - назвать сыновей Иван, Дмитрий, Алёша… Три сестры… три брата … сёстры и братья… "вставай страна огромная, вставай на смертный бой!" - спаси бог, не хочу быть более "сестрой" - ни в бездарном трио, ни в полном барабанном составе, ни даже в сольном исполнении - исчерпала запас смирения к пощёчинам.
Лучше я расскажу, как радостно вешать чистое бельё под тёплым свежим ветерком - у меня только что выключилась стиральная машина. Милая, чудная стиральная машина без хлопот освобождает меня от удушливых трёхвёдерных выварок (кто понимает) - без двумыслий и унижений - по милосердному закону о прямой и обратной связи - то есть, когда я плачу за электричество и свято соблюдаю инструкцию, то она стирает всё что мне надо…

"Слово произнесенное есть ложь". Но  не в смысле обмана, а дистанции  между подуманным и произнесенным, между живой мыслью, что ушла далеко по своему пути, пока я записывала её, и её отблеском, остановленным в мгновении: "между собой и собой". На бумаге осталась плоская тень возникшей в сознании многомерности и нужно искать  другие слова - обманы, чтобы хотя бы сохранить, не увеличивая, отмеренную Богом дистанцию - чтобы не потерять себя на своём пути к нему.
Татьяна Ахтман.
осень 98г.

*****
 

Воспитание чувств.

"Дьявол играет нами, когда мы не мыслим точно..."

Чувство - "владеет" человеком, и либо он отдаётся ему по своей воле, либо по
неспособности отстраниться.  Чувство "захватывает" и человек не может его
"побороть" - смысловой язык сам ведёт мысль в контексте, подсказывая истину о
чувстве.
Истина, возможно, в том, что в триединстве человеческой природы - физической,
психической и духовной, чувства относятся к сфере психической и их доминанта
над душой всегда говорит о несвободе. Свобода - данность человеческой души, но
не его животного начала, ограниченного возможностями и желаниями.
Душа, если она жива в человеке, то есть, достаточно свободна, вольна выбирать
чувства, как хорошая хозяйка, примеряя их к себе и заботясь о соответствии: не
"овладеют" ли они - не "захватывают" ли - достаточно ли они культурны и
компромиссны: не агрессивны и не подлы своей "двойственностью".
"Воспитание чувств" - предназначение души. Душа - данность человеческой
природы, сосредоточение его свободы в способности увидеть себя со стороны -
быть самому себе хозяином - Господом Богом...  быть в осознании себя.
Душа слабая или больная всё время норовит отвернуться и увильнуть от
воспитания своих чувств или передоверить этот труд кому-то, кого она назначает
ответственным за свою слабость перед желаниями... "Слаб человек" - декларирует
бездуховность, отдаваясь чувствам. "Слаб человек" - подхватывает массовое
сознание, причащаясь "телом Господним".
Я не стану отдаваться ритму общественного обряда - любого, будь то принятие в
пионеры, посвящение в сан, обрезание или причастие...  Чувство умиления не
овладеет мной на присягах "во имя". Это не значит, что я не пойду воевать за
страну, в которой живу, если на неё нападут враги - пойду и буду убивать, зная, что
могу быть убитой. Но знания эти, даст бог, (то есть, если хватит моих душевных
сил), будут преобладать над чувствами: храбрости или страха, возвышенности или
подавленности, восторга или ненависти. Война - данность социума, в котором
приходится жить человеку, и как любая данность должна быть осознана с тем,
чтобы создать компромисс... с данностью души, прежде всего. Моё участие в войне
- компромисс с социумом, а моя бесчувственность при этом - компромисс с душой.
Я не стану прятаться за спины сограждан, но и чепчик в воздух не брошу. Более
того, познавая законы социума, я постараюсь предвидеть возможность войны с
тем, чтобы избежать её и, думаю, что если бы другие люди поступали подобным
образом, то было бы меньше войн.
Мой компромисс с социумом определён в свод юридических законов - и не капли
более - мои чувства  останутся при мне, как личная собственность, у которой есть
один хозяин - моя душа.  "Любовь к Отечеству", если таковая имеется, такая же
интимная сфера, как и любовь, например, к мужчине - это моя частная жизнь, и она
не является  предметом ни гордости, ни стыда  - не обсуждаема - не судима.
Судимы только мои поступки - в рамках юридических норм. Если я дезертировала,
например, то подсудна, а если нет, то как бы не отвратительна была для меня моя
военная миссия защитника родины, я - неподсудна. Если меня спросят нравится ли
мне быть солдатом, то скажу, что нет, но вопреки чувству, которое испытываю к
армейской службе, буду выполнять эту обременительную для моей души миссию.
Позиция эта не оригинальна - подобным образом она была сформулирована в
иудаизме для жизни евреев в галуте, то есть за пределами своей земли и
государства. В христианскую эру еврейская история вплелась в мировую и своей
этикой, и физическим присутствием: евреи расселились в Европе и Северной
Африке, а затем в России и в Новом Свете. В этот период был создан свод законов
для жизни в "рассеянии" - для тех, кто продолжал самоощущать себя евреем, то есть,
кому была необходима духовная опора в иудейском мировоззрении или
психологическая защита - в том ритме жизни, которую она создавала.
Так, в частности, тема армии, сформулирована в законе для жизни в "рассеянии"
таким образом, что еврей должен служить в армии страны проживания, выполняя
всё, что положено по уставу, но его присяга не должна доминировать над клятвой
еврейскому Богу и не должна поработить его душу, принадлежащую еврейству:
"Богу - богово, а кесарю - кесарево".
Конечно, солдат (и просто гражданин), в душе которого поют не боевые марши
(или гимны), а звучит "антиобщественным звучанием" тихий, но неумолимый
камертон, никогда не станет "своим" настолько, чтобы удостоиться "всенародной
любви", но и его удел - реально - быть "чужим" - в отстранении от общественного
ритма. Увы, непонимание своего "удела", как компромисса, и желание
психологического комфорта - чувственной любви к себе общества - ощущения
своей принадлежности - социальной близости - (стадный инстинкт) - во что бы то
ни стало, ломает компромисс не извне - не со стороны "антиевреев", а изнутри - со
стороны самих евреев, не способных лично окультурить данность своего еврейства
так, чтобы чувства любви или ненависти - всё равно: извне ли, изнутри - не
унизили бы душу.

Чтобы не потерять себя, человеку необходима жизненная позиция.  Должно быть,
явление человека с ярко выраженным "внутренним законом", который так удивлял
И.Канта, не часто, и большинство людей нуждаются в "образовании" своей души.
Образование, которое давало учение иудаизма, создавало более реальную опору,
нежели христианское учение времён рассеяния, и, думаю, что "тайная сила"
еврейства с его "мистическим заговором" заключена в том, что иудейское
миропонимание ближе к реальности мира - адекватней ему - и в этом смысле
лучше образовывает человека для его личного блага в условиях реального мира.
Учение иудаизма времён рассеяния сформулировано в своде компромиссов
духовного начала, определённого, как "еврейская душа" и обстоятельств жизни в
варварском пространстве "новой эры". Древняя "еврейская" душа, без сомнения,
обладала традициями и культурой, которых недоставало молодой "христианской"
душе, переживающей все пороки детства и отрочества. Но, разумеется, возраст не
определяет качества души и "древность" не спасает от инфантилизма, о чём
забывают идеологи национальной принадлежности души. Душа не "принадлежит" -
она жива, пока "над" всеми принадлежностями, и компромисс реален лишь в
рамках образования души - создания личной позиции и системы координат для
бытия в достойном одиночестве.
Иудаизм достаточно свободная информационная система для образования души -
разумное поле, в котором существуют ясные ориентиры "добра и зла", но бытие
души не может происходить в его рамках (как и в рамках любого другого
"коллективного" мировоззрения.) Природа души реализуется в одиноком диалоге с
самим собой - как "на духу" - не в присутствии коллектива, пусть, сколь угодно,
близкий "по духу" людей. Общение с людьми - человеческое общение - может быть
счастьем или несчастьем, но его природа чувственна и реализуется, прежде всего,
на уровне любви, ненависти или любой другой краски в чувственном спектре,
определить которую - бесстрастно увидеть такой, какая она есть - может только
душа. Душа слышит камертон мировой гармонии, и способна дирижировать самым
экзальтированным хором чувств так, чтобы они не слились в какофонию зла,
уничтожая человека и мир.

Тема компромисса личности и социума в Государстве Израиль 20 века решаема, в
значительной степени, как компромисс еврейской личности и нееврейского
социума, то есть, как ограниченная (национальная) модель... свободного
(безнационального) явления, что для меня - для моего личного компромисса - моей
духовной свободы - недостаточно. Поэтому, на этом перекрёстке я прощаюсь с
национальной принадлежностью своей души с тем, чтобы навсегда отправиться в
"рассеяние". В этом смысле, то обстоятельство, что я живу на древней земле
Израиля, любимой мною, среди народа, чувственную близость к которому
воспринимаю эмоционально - телесно, психологически... - осознаётся мною не
более, как обстоятельствами судьбы, ничего не меняющими в моём внутреннем
законе, по которому веду себя по жизни, как не изменила его и моя жизнь в России,
и, убеждена, что не изменила бы, если бы судьба распорядилась иначе, и жизнь в
любой другой точке  пространства. Изменяемы мои чувства - в зависимости от
обстоятельств жизни я могу быть благополучна или нет, радоваться или страдать,
но эти страдания не станут "русскими", "еврейскими" или иными: географическими,
политическими, историческими и, даже, культурными - только моими, и только я
сумею найти компромисс своих чувств с душой -  моей земной жизни и бытия моей
души.

Думаю, бытие в "рассеяние" - в одиночестве - никак не снижает чувственного
переживания жизни. Эмоциональная амплитуда - данность природы каждого
человека и у одного она больше, у другого - меньше, и, думаю, она реализуется в
свою меру, но как?   Проявление чувств - их материализация в словах и поступках -
зависит не только от природы эмоционального начала, а, в значительной мере, от
культуры человека и его внутренней свободы - в способности осознавать и
выбирать среди своих чувств те, которые не поработили бы душу и не принесли бы
в мир зло. Дикая вольница страстей превращает человека в подопытное животное,
испытывающее на себе самом явление под названием "рабство" -  зависимость от
своего животного начала.
Мне часто говорили: "Вы такая спокойная...", воспринимая внешние проявления
моих чувств, как бесчувственность... - стереотип варвара, который предполагает,
что если некто не захватывает в свои "переживания" всё, что "плохо лежит" -
материю, пространство, время - не ворует и не вторгается не в свои пределы, то
это потому, что ему "не нужно" - он "не хочет" - не хочет "денег, вина и женщин" -
нет у него "вкуса к жизни", в отличии от тех, кто "хочет", то есть, владеет
индульгенцией на "право желания" и, даже, "обязанности" взять то, что само в руки
идёт - согласно своему хватательному инстинкту.
"Отелло - культурный" не стал бы душить свою жену, хотя бы из уважении к закону
с его презумпцией невиновности. "Отелло - разумный" сумел бы увидеть себя со
стороны вместе со своей ревностью - подняться над собой и увидеть в роковой
интриге - анекдот. "Отелло - духовный" не стал бы ревновать из уважения к
свободе личности - своей, прежде всего, и любимой им женщины. Но "Отелло -
варвар" поступил, как и положено рабу своих чувств, способному только на одну
меру - схватить то, что по его "желанию" принадлежит ему  - жену - в данном
Вильямом Шекспиром случае - за горло...

Любовь... -  чувство души? Душа чувствует - мучается или наслаждается - как и две
другие ипостаси человека... Всякая ли любовь - "высокое" чувство? Может ли быть
любовь низкой? Думаю, что "низкими" могут быть её чувственные проекции,
распятые в плоскостях восприятий...
Воспитание чувств... воспитание страстей любовью... Присутствие души
"очеловечивает" все чувства, составляющие любовь. Бездуховный человек не
способен любить - вступить в духовный диалог, без которого человеческие
отношения складываются из страстей. Любовь к бездуховному человеку безответна
и решается как диалог с самим собой, в который вплетаются - хаотично - всплески
ответных чувств любимого человека. Думаю, что в таком диалоге "воспитывать"
чувства двух людей приходится одной душе и этот труд - плата за желание любви
вопреки "неравенству". Диалог - чувственный - в который вступают две слабые
души, не способные "уследить" за своими телесными и психическими
переживаниями, порождает сюжеты для сплетен, романов, детективов и прочих
форм людского суда.
Думаю, что любовь - чувство души и бездуховный человек не способен любить....
но, возможно, слабая душа может стать сильней от, пусть, невольного, но
прикосновения... - и в этом смысле, любовь - милосердна. Она способна поднять
человека - тронуть его душу, и, может быть, оживить...
Думаю, что любовь - тот "высокий суд" в отношениях между людьми, который
присуждает на "свободу" или "рабство", независимо от того, прекрасно или ужасно
складываются сопутствующие обстоятельства - истинно любящие становятся
свободней, а ложно - порабощают друг друга. Обстоятельства, в этом контексте,
могут только помочь разминуться в неминуемом тупике. Убеждена, что культура
"развода" - единственное, что спасает в земной жизни от ложной любви.
Думаю, что истинная любовь не бывает несчастливой - милосердие всегда
ощущается счастьем. Бывают немилосердные обстоятельства, которые приводят к
"повести, печальней которой нет"... Увы, диалог Ромео и Джульетты прервался
смертью в своём начале, не развившись и не достигнув своего "высокого суда"... -
так и неизвестно, была ли их история "о любви"...
 

Несколько слов о "неравенстве в любви"... и, вообще... неравенстве людей...
Может быть, в десяти заповедях недостаёт одной - о неравенстве,  данном при
рождении? Дело не только в том, что кто-то родился во дворце, а кто-то в лачуге, и
не в том, что кто-то у умных и любящих родителей, а кто-то - в приюте... - я не о
судьбе, не о роке, и даже не о даре, а о предварительном знании о достойной жизни
- то есть, опять - о "внутреннем законе".
Неравенство между людьми породило миф о переселении душ.. Так или иначе этот
сюжет известен... и, так или иначе, "работает", смиряя с реальностью и связывая
мистической нитью земную жизнь с бытием за пределами рождения и смерти...
Что же до заповеди "о равенстве" - о формуле для души... алгоритме для бытия...
Думаю, её нет в законченном - канонизированном - виде.
За всё приходится платить, и, прежде всего, за духовную свободу. Думаю, что цена
человеческой свободы определена символом невидимого Бога - отсутствием
жёсткой формы бытия - канона, которому можно было бы подчинить свою жизнь -
отдаться "по любви" или из страха  - но во владение "высшей" или "низшей", но
силе - Богу или дьяволу, но только не себе самому...
И всё же, думаю, в заповедях достаточно сказано о равенстве - для "имеющих уши"
- сказано: "Бог - один". Заповедь эта, думаю, содержит смысл и о единстве всего
сущего в мире, и о единственно существующем равенстве между людьми - не
между собой, но каждого - перед Богом - перед миром, и нет равенства более
определённого для бытия души, а стремящиеся к нему - вопреки реальности - люди,
уподобляются животным, у которых их равенство расписано на уровне инстинктов,
как ноты в механической шарманке.
 

 Миром правят не чувства, а законы. Знание их, возможно, и печально, но
"незнания не спасают от ответственности" и наказания... Законы бытия хранятся в
душе, как "внутренний закон", и смирение перед ними толпы чувств - условие
человеческой свободы...
 

    *****
 
 

О достоинстве.

     "... мне видеть невтерпёж достоинство, что просит подаянье..."
     В. Шекспир.

В чем заключается человеческое достоинство?  Должно быть, по определению, - в
человеке... - тавтология в основе: "Достоинство человека заключается в том, чтобы
он был человеком.".
"Быть" - достойно человека... Достоинство человека в его способности быть в
осознании себя...  человеком.
Думаю, что достоинство такого "качества" трудно унизить, настолько оно
самодостаточно. Подавление человеческого качества такого рода, конечно,
возможно: и извне - в силу немилосердных обстоятельств, которых более чем
достаточно в каждой судьбе, и в силу собственной слабости, конечно, -
зависимости от своего собственного тела, психики... - душевной слабости...
Но если понимать суть своего достоинства хотя бы в форме аксиомы - как
ориентир, то проще не растеряться в калейдоскопе "признаков" достоинства - не
потерять себя в толпе собственных призраков в национальной, военной,
профессиональной, семейной и иной другой, вполне достойной, но, всё же, лишь...
форме (уж не говорю об образах достоинства - "чинах").
"Моё достоинство в том, чтобы быть хорошей матерью" или "Моё достоинство в
высоком профессионализме" - звучит достойно... но не полно - не самодостаточно.
Если лишить человека, произносящего эту фразу, профессии или материнства то
что? Выйдет - пуфф - воздух из фигуры, полной достоинства? Я специально
выбрала самые "достойные формы" - самые уважаемые и значительные. Я не
примеряла на явление под названием "достоинство" форму чина, пусть, даже самую
красивую, вроде "президента" (с любым количественным составом, выраженным в
сумме власти - что, на самом деле, "качественно" мало что меняет).
Но если перевернуть пирамиду с аксиомой "достоинство в том, чтобы быть" - так,
чтобы она стала над материнством и чином, профессионализмом и, даже, мужским
или женским началом, то суета форм стихает, уступая сути: "лишь бы человек был
хороший", а всё остальное приложится...
Хороший человек... обретёт необходимые для своего достоинства формы и в
профессии, и в семье, и в государстве. Самое высокое достоинство - своё
человеческое, а не заимствованное напрокат из общественной костюмерной -
социума или, пусть, даже самого пространства и времени: "не место красит
человека, а человек - место"... И время... обретает достоинство - возникает из
небытия - от осознания его человеком...  и Бог, возможно, создал человека
разумного для осознания им своего - "божьего" - достоинства... "и сказал, что это
хорошо"...
Человек - свидетель божественного замысла - и способен осознавать мир и себя,
как разумное явление, и в этом его достоинство...
Фраза "Быть или не быть" - в этом контексте не может быть одета в
вопросительную форму... Бытие - данность и отказ от него - "не быть" - ведёт из
формы вопросительной - в утвердительную - утверждающую выживание любой
ценой. И цена ему, среди прочего, - чувство униженности... и оно говорит не о
злодействе унижающего присутствия, а об унижении собственной души... перед
телом...  Достоинство - категория бытия и его невозможно извлечь  из ...
выживания, в котором преобладает животное стремление к... выживания любой
ценой, когда, чаще всего, ею становится... достоинство...
Ощущение собственного достоинства возникает в достойной человека жизни - ещё
одна тавтология... , но как иначе определить неосязаемую грань "осознания себя" - в
освобождении себя - от не себя... своей сути - от формы...

Унизить - значит не увидеть в человеке - человека, а его достоинство в этом
единственно принципиальном качестве. Отнестись к человеку, как к функции - без
учёта его духовного начала - значит подчинить его одной из его многочисленных
ипостасей и, тем самым, умалить, как явление - унизить. Это не значит, что
человек, в котором некто увидел лишь его проекцию на плоскость - социальную
или физиологическую - будет унижен: униженность - внутреннее состояние и оно
не индуцируется извне, если личность полна собственного достоинства.
Думаю, что унижение человеческого достоинства - феномен, позволяющий судить
о духовном здоровье - и "злодея", и "жертвы". "Злодей", прежде всего, сам выступает
в этом диалоге, как "жертва" - жертва собственной ущербности: слабости своей
души. Думаю, что потребность унизить - способ бегства от осознания собственной
недостаточности и неспособности к компромиссу с душами, "сшитыми по другой
мерке" - неспособности к свободному диалогу и милосердному принятию
неприкосновенности иной личности. Увы, часто, потребность унизить другого
превращается из интуитивной формы защиты в оружие целенаправленной агрессии
- подавить, сломать чужую личность - перекроить по своей мерке, чтобы не
ощущать собственную ущербность. Неспособность владеть собой из-за своей
душевной слабости вызывает потребность владеть другими - властвовать.
Убеждена, что власть нужна только бездуховным людям, для которых собственная
личность не является высшей ценностью.
Думаю, что унижения другого - злодейство в самом своём крайнем проявлении, -
большее, нежели физическое убийство, потому что унижающий (другого и себя
самого) губит душу, уничтожая "добро" в самом его источнике...
В этом контексте мне видится история всех "униженных и оскорблённых" ... Думаю,
роли "жертв и злодеев", в значительной мере, случайны и взаимозаменяемы.
Думаю, что пассивная форма, выбранная Ф.М. Достоевским для заглавия своего
романа - и есть "ключ" описанного там явления и "главный герой" романа,
которого можно было бы назвать "Слабодушные" - на манер вольтеровского
"Простодушного"... или просто - "Душегубы" - для российского исполнения... Увы, в
отсутствии автора, романа "о воспитании чувств" не выходит - только детектив...
 Пассивная форма состояния героев предполагает, что есть некто "активный" - вне
личности - кто-то кто отвечает за достоинство человека...  Если душа... вынесена за
заглавие... - отделена от судьбы, то кем? Кто виноват? Может быть, автор? Или
читатель? Или дьявол? Думаю, вопросы такого рода - риторический приём,
уводящий мысль от сути явления. Достоинство читателя замечательных текстов
Ф.М. Достоевского, думаю, в том, чтобы он лично осознал гениально описанное
автором явление униженности человека во всех его жутких формах, как катастрофу
личности.

Не следует конечно забывать, что существуют области в отношениях, требующие
строгой формы - формальные - деловые, в которых личностные качества
подразумеваются и защищены законом, но "вынесены за рамки" - определены в
условность - сведены в этикет - схематическое отображение этической системы,
определённое, как "поведение".  Формальные отношения - один из важных
социальных компромиссов, но спаси бог, если они распространяется на личные
отношения, прежде всего, с самим собой, когда человек определяет сам себя в
удобный в данный момент компромисс и оценивает своё собственное достоинство
по сменной форме - "порядочного человека." "Порядочность" далеко не всегда
синонимум "достоинства", как не всегда соблюдение этикета говорит о этической
норме. Когда возникает определение "порядочный", хочется спросить:
"Относительно какого порядка?"  Может быть, этот - созданный людьми - порядок
враждебен законам божьим? - порядков в истории людей было много и они
менялись... а достоинство человека всегда было неизменным ...
  апрель 99г.
 

    *****
 

    Моя история.

Я не просто дилетант в науке под названием "история", но вполне осознаю себя не состоявшейся, как
профессионал, ни в одной из наук и ремёсел и горько сожалею об этом. Вместе с тем, думаю, что отчасти это
объяснимо не только неудачливостью или ленью, но скорее, сосредоточенностью на диалоге, который веду
всю жизнь сама с собой обо всём на свете. Этот диалог редко обретал завершение в форме, которая бы
устраивала меня, но камертон, отчётливо звучащий в моём тайном бытие, позволял гармонизировать жизнь,
насколько это было возможно в варварских обстоятельствах советского пространства и времени - и я
бессознательно берегла его...
Должно быть, я была одной из тех "загадочных душ", которые мыкаются на Руси, СССР или как бы не
называлось это евразийское пространство. "Была" потому что оказавшись за его пределами, обрела
определённость и простоту достаточные, чтобы немного успокоиться, отрешиться от судьбы с тем, чтобы
попробовать самой артикулировать звучащие во мне голоса и определить их в доступную мне культурную
форму - перенести на бумагу.

Попытаюсь объяснить суть происшедшей со мной метаморфозы - как из душ "загадочных" я перешла в
"простые", заботящиеся о форме...
Есть люди, которым для "счастья" недостаточно понимания того жизненного фрагмента, который они
переживают сейчас. Им необходима полная "картинка" Мира, как и положено, с Китами и Слонами в
основании. Они могут согласиться на некую условность - на заход и восход солнца, таблицу умножения... но!
- всё остальное должно пребывать в соответствии с выбором основ - аксиом, которые они согласны
соблюдать как закон. Определив то, что можно и что нельзя, как данность, они ощущают себя свободными. В
противном случае эти люди обречены на поиск и создание собственной системы мироздания и этот
непосильный труд подчиняет всю их жизнь, превращая её в "странность."
Надо ли говорить, что в России законом стало его отсутствие, когда говорят одно, делают другое, думают
третье, а потенциально свободные души свободны лишь в одиноком законотворчестве. Можно уйти в
искусство, в искусственную жизнь и так и поступали в России всегда, погружаясь в литературу и выныривая
из неё с обрывками приглянувшихся иллюзий и идей, из которых, множа путаницу, когда вместо понятного
"не убий" возникает загадочное "возлюби", создавали свои мертворождённые миры и пытались их обживать
загадочные души...
Надо ли говорить, что литература бывает разная... И тут проявляет себя сила рокового свойства, разделяющая
людей на почитателей Дюма или Чехова.
Мой фатум заставлял меня соизмерять свою жизнь с некой ирреальностью, о которой горячо и неясно
рассказывали мне незнакомые, но бесконечно дорогие голоса. Требования, которые предъявлялись мне
тамошней жизнью казались мне безумством, а я казалась безумной окружающим меня людям.
Теперь история рассудила нас. Кривое зеркало зла разбилось, миллионы осколков зла разлетелись по миру и
попали в сердца и глаза людей... А я, подобно Каю в ледяной Лапландии, пытаюсь собрать из слов нечто
магическое, что расколдует всех.

Зачем я пишу... Я не очень люблю это занятие. Я люблю свободное течение мыслей. Безответственные
откровения - легкомыслие... Я знаю точно, что не заработаю и не прославлюсь, что не переделаю Мир и
людей, что вряд ли создам нечто завершенное, что понравилось бы мне самой и стало оправданием
пережитой суеты.
Просто... эти записки жизненно важны мне. Они входят в ритуал моей жизни, как и уборка квартиры,
приготовление обеда, возня с цветами - что-то вроде уборки моего мира... Я называю это занятие "история".
Для собственного благополучия мне важно "говорить, думать, поступать" в унисон и подобного жду от
других людей, поэтому у меня нет друзей. Круг моих близких сузился до моей семьи - мужа и сыновей.
Иногда мне не хватает общения - хочется поделиться счастливой или мучительной мыслью или минутой. Но
теперь я знаю, что для меня это роскошество, без которого вполне могу обходиться, как давно научилась
обходиться без сахара в чае. Спрашивают: "Не любите сладкого?" Да нет же, люблю - люблю и не люблю
горький, но могу потерпеть, увы, толстею: "Есть хочется, худеть хочется..." - общения хочется, двумыслия не
хочется...
Пишу чтобы обустроить свой день и заплатить за съём экологической ниши с видом на интеллигентность.
Говорю: "занимаюсь историей" и тем выбиваю почву из под ног чужака - пока он будет ориентироваться в
чуждой ему сфере, я предоставлена сама себе - свободна, что, собственно, и ценно в экологических джунглях,
где каждый норовит съесть чужую свободу.
Я выбираю правила честной дуэли - я предана цивилизации. Я называю её "английский бокс"- спаси бог от
более употребимых определений, которые в моём доморощенном контексте вызывают справедливый гнев у
учёных людей.
Но какие-то слова я должна использовать, и нет сомнений, что не услежу и непременно сваляю дурака в
словесной разборке, где не так уж много осталось имён существительных, наполненных общепонятным
смыслом, таким как "дерево", "стол"... Обещаю урезонивать себя всякий раз, когда приближаюсь к хлебу
профессионалов, к которым, напоминаю, сама не принадлежу.
Почему эти свои записки назвала "история?". Потому что это слово моё - я нашла его заброшенным -
откопала на свалке в Иерусалиме и таскала за собой, деля последний кусок, все эти годы... Меня, советского
маугли, поразило, что это слово в переводе с греческого звучит как "расследование". Так, я могла бы назвать
свои записки "расследование", но это эмоционально обещает детектив - "экшен", а у меня, скорее, намерения
не подхлёстывать, а умиротворять страсти. Я ищу перепутанные связи моих личных историй с историей
Адама, чтобы найти, разумеется, философский камень, который приносит счастье...

1996г