Татьяна
Ахтман.
Печальное
литературное
или
музыкальное произведение.
Однажды
я
заблудилась
в большом странном городе.
Не помню как
попала туда, но всё
было мне
незнакомо и
непонятен
язык на
котором
говорили
люди. Очень хотелось
пить, я была
голодна и устала,
но всё в этом
городе было
мне чужим и безразличным...
Я бесцельно
шла по улицам
и казалась
себе
невидимкой.
Уличные
торговцы
продавали
еду и питьё,
но я не умела
купить... В
узком,
похожем на
коридор
переулке, на выступе
глухой стены
лежало нечто,
похоже,
съедобное, но я,
остановившись
на
мгновение,
пошла дальше,
не взяв.
Я
пыталась
вспомнить
как попала
сюда и что было
прежде - и не
могла. Свои
мысли я
слышала на
языке,
который не
связывался с
предметами
окружающего
меня мира. Я
не могла отразить на
нём картинку,
которую
видела
- не
могла
сказать себе
о еде "хлеб". Голос
моего
сознания
звучал по
иным законам
и был не
совместим с
этим
городом.
Прежде
я никогда не
задумывалась
о связи Большого
мира с собой -
своей
внутренней
жизнью... - с
тем, как
собираю в
себе всё
происходящее
- как завиcима
от звучащего
во мне
монолога.
Вот, не сумела
сказать
"хлеб" и
прошла мимо,
словно и не
видела еды,
словно не
была голодна
- не сумела
связать с
собой
предмет
чужого мне мира
словом - не
сумела
обозначить
данность...
компромиссом,
совместимым
с моим сознанием
- и
реальность
осталась за
гранью моей
жизни, а я
теряла силы
от голода и
жажды.
На
площади
собралась
толпа и там
совершалось
действо,
видимо, в
общем ритме,
потому что
угадывалась
некая закономерность.
Но это был
неведомый
мне закон. Для
меня,
происходящее
там,
объединяло
общее, казалось,
стремление
усилить хаос.
Это было
похоже на
строительство
песочного
замка, но в
обратной
последовательности,
когда каждое
движение
отнимает
горсть песка
– разрушат
первоначальный
замысел,
смысл которого
не
определялся
в символах,
хранимых в моей
памяти. Это
был незамок
некорабль,
недом, нехлеб...
И сам город
был - негород.
Казалось, он
существовал
в отражении
моих глаз, а
подробности
были
неопределенны
из-за незнания
мною слов и
потому
ощущались
миражом.
Танец
на площади
достиг
своего
апогея. Пантомима
становилась
всё
невыразительней
- люди вяло
шевелили
пальцами,
что-то бубнили,
сонно
моргали,
затихали
понемногу,
ложились,
засыпали и
площадь,
казалось, пустела.
У
меня
кружилась
голова, но
страха не
было: моё
одиночество
было таким
полным
-
совершенным
- что, видимо,
даже чувства
скользили по его
идеальной
сфере...
Почти
теряя
сознание от
усталости и
слабости, я
забрела в
место,
которое
ощутила как
тенистый
дворик с
маленьким
фонтанчиком
у стены.
Кажется, я
долго пила
слабые капли.
Рядом стояла
усыпанная
старой листвой
скамейка. В
изнеможении
я опустилась
на неё и
последний
всплеск
сознания
стал сном о
Бахчисарайском
фонтане...
Похоже,
я спала очень
долго и
проснулась
отдохнувшей - в
светлеющем
небе
растворялись
звёзды.
«Бахчисарайский
фонтан»
-
вспомнила я:
дворик,
скамейка, вода...
Треснул
сухой сучок,
задетый
грузным
телом
метнувшегося
в чаще
одиночества, и
я
почувствовала
укол печали -
прикосновение
новых знаний
о мире, в котором,
в прежде
идеальной
пустоте,
возникли каменные
ладони и
поэтические слёзы...
Я пила их
вчера, перед
сном, сумев
утолить свою
жажду, и
теперь
фонтан -
реальность,
связывающая
меня с этим
двориком и
этим, уже не
чужим мне,
городом.
Я
встала со
скамейки и
увидела, как
смятую рыжую
листву
покинула
фигура
женщины и там
осталась
пустота, как
будто я
разбрасывала
себя
горстями,
пока не
возникло дно
из обнаженных
деревянных
рёбер с
облупившейся
краской.
Город
возникал из
небытия -
проявлялся
усыпанной
старыми
листьями
скамейкой,
фонтаном и
словами,
гениально
произнесенными
однажды и ставшими
для меня
теперь
возможностью
начала - пить
и понимать -
связывать
этот город
с собой
- быть
в нём.
Двор
зарос
кустами
сирени и она
цвела теперь,
рассыпалась
передо мной
тяжёлыми
букетами и
томным
ароматом...
Я
вышла на
улицу, пройдя
под круглой
аркой и
остановила
проезжавшую
пролётку.
Город ещё не
проснулся.
Дворники
мели
тротуары. По каменным
лицам домов
струились скупые
слёзы --
переливались
по чашам
балконов и
пропадали в
подземной
реке. Пахло
сиренью.
Я
остановилась
у
кондитерской
и толкнула звякнувшую
дверь. Сонная
хозяйка
принесла мне
булочку и
горячий
шоколад. На скатерти
в
светло-сизую
клетку стоял
кувшинчик с
тюльпаном,
пахнущим
сиренью. Шоколад
был густым,
очень
сладким, но
вкус у него
был кофе и,
прикрыв
глаза, я
пыталась понять
тайну этой
чашки.
-
"Простите, как называется этот город ?"
- спросила я
хозяйку.
-
"Сейчас семь
утра - обычно
мы открываем
немного
позже" -
ответила она -
"Ещё
булочку?"
Мне стало
тревожно. Я
уже не была
голодна и не
одинока -
город
отзывался - я
пила из его
чашки. Что
происходило
между нами?
Я не
владела
здесь ничем -
даже его именем...
даже
запахами и вкусом.
Вчера, в
идеальной
одинокости, я
была голодна,
но спокойна.
Я знала, что
потерялась в
Мире - я понимала
и это спасало
от страха -
чувства,
которое владеет
непонимающим.
А потом мысль
устала и
возникли
миражи -
вырвались из
подсознания –
видением
Бахчисарайского
фонтана,
словами
"поэтические
слёзы" и
запахом
сирень,
которая
цвела - тогда -
весной, в детстве, на
каникулах в
Бахчисарае...
Моё
“Я” держалось
на иллюзии,
возникшей из
забытой
памяти, и эта
полужизнь -
полусмерть ощущалась
щемящим
страхом зависимости
от
неизвестного
- когда
шоколад пахнет
кофе и ты
пьёшь, потому
что иначе не выжить,
и с каждым
глотком
страх перед
этой странностью
крепнет в
душе. А
выходя из кондитерской,
не знаешь,
пролётка ли
ждёт у двери
или
электричка
подземки, но
нужно ехать
прочь, прочь -
от осознания
хаоса, который
нет сил
принять.
Я
пила шоколад
со вкусом
кофе и
боялась жизни...
Я не знала,
что вырвет из
моей забытой
памяти
несколько
глотков
неосознаваемой
жизни, не
знала, какое
воплощение
примет кофейный
запах за
дверью
кондитерской,
но... уже не могла...
не хотела
признать
призрачность
города и
отказаться
от
спасительной
иллюзии: от
мирного часа
за столиком
со светло-сизой
скатертью и
тюльпаном в
кувшинчике,
от надежды
опять пить из
фонтана и
спать на уединенной
скамейке в
сиреневом раю.
К
моему
столику
подошёл брат.
Он заказал что-то,
как всегда, -
сложное и
обильное - и
принялся
рассказывать,
с
удовольствием
жуя, бесконечные
подробности
из обрывков
имён, диалогов,
восклицаний...
В его речь
вплетались автомобильные
гудки, звуки
музыки,
раздраженные
голоса и сам
он, казалось,
не имел чёткости
- жилет
мерцал, как
экран ТВ, и на
нём
различались
энергичные
события и люди...
Брату
принесли
блюдо с
мороженным.
-- “Скажи,
как
называется
этот город?” -- спросила
я .
--
“Хочешь
мороженное
?" - сказал
брат.
-- "Нет, прости,
мне пора"
-- "Ты
всегда
ведёшь себя...
" -- слова замерли
за спиной - я
боялась
дослушать... Я
боялась, что
мираж брата
окажется
сильней
миража кофе,
и ждущее меня
за дверью
обернётся
испанским
сапогом.
Вдоль
улицы стояли
серые
пятиэтажки с
балконами,
завешенными
линялыми
детскими колготками.
Прополз
накренившийся
на бок троллейбус
с торчащей из
двери
половинкой хлебного
батона, пахло
столовой:
пирожками и
серым
влажными
тряпками.
--"Простите,
как пройти?" -
спросила я у
проходящей с
тяжелыми
сумками женщины.
--
"Дальше... " -
ответила она.
Я
прошла до
конца
квартала и...
свернула налево.
"Сейчас
будет
переулок, где
в подвальчике
обувной
магазин,
затем я выйду
на площадь,
пройду к автобусной
остановке и -
домой.
Да, нужно
купить
молоко, хлеб
и, кажется,
кончился
кофе.
Я
прошла
переулком
мимо
нескольких
ступенек
вниз - к двери,
с прибитым
над ней
огромным
ботинком. В
нескольких
шагах, в
стене, за решётчатой
дверью
увидела
круглый
дворик,
который не
замечала
прежде. Он
зарос
лианами
сиреневых
бугенвилий.
У стены
стоял
скромный
фонтан с едва
сочащейся
влагой, рядом
была
присыпанная
старыми
листьями и
увядшими
цветами
скамейка.
Казалось,
пахло
сиренью. Я
приостановилась,
ощутив укол
душевной
печали,
тронула
рукой
калитку, но
она не
поддалась, и
я пошла
дальше,
свернув на
улицу,
знакомую,
казалось, до
узнавания
лиц
манекенов в
витринах...
Вот,
сейчас
остановится
мой автобус и
я сяду у окна
рядом с
девушкой -
студенткой. Я
вошла в автобус
и оглянулась
- свободное
место было у
окошка
напротив
входа.
-
"Простите" --
сказала я
пропускающей
меня девушке.
Она рассеяно
кивнула, не
отрываясь глазами
от конспекта
на коленях.
"Сейчас
будет парк, а
затем
площадь с
бронзовым
кентавром и
начнётся
дождь" - я
создавала
город, в
котором должна
была жить.
Город,
знакомый до
узнавания лиц
манекенов...
Город,
который
уступал передо
мной своими
запахами,
дождями,
звуками и позволял
пить из своих
чашек.
авг.
97г.
©1997
Татьяна
Ахтман
URL: http://www.oocities.org/SoHo/Workshop/7489/litera/index.html
e-mail:
akhtman@hotmail.com
Akhtman
Tatiana, Livna - 70, 90411, Israel.
tel.
07-9957475