Иерусалим.
Я
стою на
перекрёстке
мира - одну
минуту - иначе
включится
красный свет,
и я не
доберусь до
тротуара… В
центре
Иерусалима -
на пересечении
Яффо и
Кинг-Джордж -
начертана
фигура, по
сложности
своей не
уступающая
Маген Давиду,
и по ней
прибоем, глядя
в никуда и не
сталкиваясь,
устремляется
Иерусалимская
толпа.
Если
мысленно
соединить
все части
света, Иерусалим
окажется в
центре
материкового
круга. Я
делаю шаг и
теряю
равновесие…
Что чувствовали,
о чём думали
люди, которые
первыми
пришли сюда с
верой, что
это их Земля.
Как
внушительно,
должно быть,
звучал их
ропот, не
заглушаемый
шумом
огромного
города…
Вечный
город...
ничейный
город - он для
тех, кто
исходит из
своих
иллюзий, -
безразличный
к сплетению
недоразумений
и смутных
страхов. Город
равнодушно
принимает...
дарит
невесомость
находящим
опору внутри
себя, и не
удерживает
падающих…
Чтобы
ощутить его
тысячелетия
нужно отрешиться
от
собственной
судьбы и
увидеть тени
живших здесь
людей.
Давид
в десятом
веке до новой
эры изгнал из
этих мест
народ Иевуситов,
чтобы
построить
столицу
своего царства
на Земле, не
принадлежащей
ни одному из
Колен
Израиля, и
вблизи от
владений родного
племени Иуды…
Кто были эти
люди, отдавшие
Иерусалиму
несколько
звуков
своего имени?
Ушли ли они
за Иордан?
Или сменили
своих
свирепых
богов на
абстрактную
еврейскую
идею?
Возможно, их
облик живёт
сегодня в шустром
школяре с
бритым
затылком и
хохолком на
макушке,
придуманные
ими узоры
покрывают
грубоватые
браслеты на
руках матрон,
дремлющих на
сиденьях
автобусов, а
смех и плач слышны
из
музыкальной
лавки у входа
на базар…При
блистательном
Давиде,
Иерусалим стал
столицей
самого
большого в
еврейской истории
царства, с
границами от
Евфрата до Египта.
Башня Давида
- еврейский
вариант изваяния:
«Не сотвори
себе кумира»…
Основатель династии,
пастух, воин,
музыкант,
изгнанник, поэт,
любовник,
страдающий
отец - ликам
Давида
свободно в
древней
Башне.
Золото
Иерусалима… в
витринах,
куполах, на груди
и запястьях -
в
нестерпимом
блеске иудейского
солнца
рассыпаны
сокровища
царя Соломона…
«Собрал я
себе и
серебра, и
золота, и
сокровищ царей
и государств.
И возвысился
я более всех,
кто был до
меня в
Иерушалайме…
и ни в чём, что
очи мои
просили, я не
отказывал им.
Но оглянулся
я на все дела
свои… и вот
всё суета и погоня
за ветром, и
нет в том пользы
под солнцем…»
У
Иерусалима
свой Север и
свой Юг,
вытянутые
вдоль оси
Земного шара:
Гило и Рамот -
два новеньких
только
недавно
отстроенных
белоснежных
полюса,
глядящих в
противоположные
стороны
мировоззрения.
Из
Гило виден
Бейт-Лехем, в
котором родился
и где был
помазан на
царство
Давид. Наверное,
овцы
мальчика-пастуха,
сына Ишайи,
забредали на
гиловский
холм, как
забредают и теперь
на его
окраину,
обращённую к
Бейт-Лехему,
и тогда в
современное
звучание
города
вплетается
патриархальная
мелодия …
Вдоль
дороги к
центру, тесня
балку, рядами
стоят
дворцы-виллы
первого
поколения
израильских
буржуа. С
белых
балконов
ликующе взирают
удачливые
подрядчики и
коммерсанты.
Израильские
пионеры с
квартирующими
у них внуками
- живут в
особняках
тенистой
Рехавии. Здесь
тихая гавань
и для больших
семей из Бруклина.
Их мужчины
разрываются
между Иерусалимом
и Нью-Йорком,
женщины
говорят «Бесейдэр»,
как «Окей» и
одевают
своих детей в
стиле «Том
Сойер»…
Рехавию
обтекает
улица
Кинг-Джордж
- Короля
Георга
времён
английского
мандата.
Улица
обрывается
на «Перекрёстке
Мира» так же
внезапно, как
и власть англичан,
и
устремляется
в глубину
еврейских веков:
в затерянный
мир чёрных
лапсердаков, пейс
и париков
квартала
«Меа-шеарим»…
Жизнь здесь
расписана,
как ноты
механической
шарманки, чья
музыка
слышна по
всему
Израилю: ла-лала-ла-ла…
Вылетевшие
из центра
автобусы,
ползут в
глубокой
депрессии по
узким улицам
мимо пыльных
витрин с
пресными, как
маца,
иудейскими
лебедями и
одетых в
футляры прохожих…
Но
вот, автобус
выскакивает
из почтенных
объятий и
мчит по
широкому
шоссе мимо
сосен
на север - к
холмам Рамота.
Здесь уютная,
как в сказках
Андерсена, архитектура:
красная
черепица,
лоджии и балконы,
кружево
решеток,
палисадники
и дворики,
лесенки и
дорожки,
причудливые
окна, фонари и
цветы, цветы…
Вьющиеся
розы
вползают на
террасы,
обвивают
решетки. На
стриженных
лужайках
крохотные
деревца
обвешаны
огромными
лимонами. С
толстых
деревянных
балок спущены
сетки с
цветочными
горшками.
Керамические
вазы с
геранями и
кактусами
стоят на подоконниках
и у дверей
домов.
Осенью, в
пору декабрьских
туманов,
Рамот парит
над густыми
облаками,
скрывающими
нижний город.
И
снова в
центр, к
Центральной
автобусной станции,
которая
принадлежит
всем. Это
самое
демократичное
место города.
Въезжающих в
Иерусалим
встречают
запрокинутые,
отрешённые
словно в
молитве лица
и глаза,
устремлённые
куда-то ввысь
- над
головами
толпы - там, под
крышей
станции, на
электронном
табло высвечено
расписание
автобусов… Но
лица… Библейские
лица… они
смотрят в
вечность с
полотен
великих
мастеров:
Юдифь
Джорджоне,
Авраам и
Исаак
Леонардо да
Винчи, Давид
Микеланджело…
Потом эти
лица,
открывшись
на миг, скроются
в толпе
спешащих
солдат,
студентов,
чиновников,
торговцев -
жителей
Вечного Города.
Через
центральную
автобусную
станцию идёт
девятая
линия
автобуса,
соединяющая
два
комплекса
университета,
основанных
на двух
холмах и двух
способах
постижения
мира: логикой
и
откровением.
Сюда нужно приезжать
рано утром.
Побродить по
аллеям, присесть
на каменные
скамейки,
хранящие прохладу
ночи, поднять
лицо к тёплым
лучам солнца
и, вдруг,
благодарно
увидеть всё:
синий купол небес,
белые
корпуса
среди сосен,
дорожки, мощённые
пёстрым
камнем,
чистые
лужайки, на которых
скоро будут
сидеть и
лежать студенты…
Здесь живут
синие птицы,
здесь мог бы
быть и мой
дом - как жаль…
С
обзорной
площадки
Скопуса
видна Иудея,
а в погожие
дни - бирюза
Мёртвого
моря и очертания
Иорданских
гор. Отсюда, в
минуты душевной
ясности,
можно видеть
кочевья
праотцев,
слышать
гневные
голоса
братьев
Иосифа, ощущать
движение
торгового
каравана из
Месопотамии
в Египет.
Старый
город.
Изящная
каменная
шкатулка нового
еврейского
квартала,
неприступные
затылки
строгих
армянских
домов,
притягательная
пестрота
разбойничьих
арабских улочек,
древняя
стена,
поддерживающая
веру в Храм,
старики в
чёрном,
спешащие со
складными
стульчиками
к вечернему
звону,
таинственная
жизнь
подземных
тоннелей,
ведущих к озёрам,
не знающим
солнца.
Я
прихожу в
Старый город
отдохнуть,
купить оранжевую
палочку
замороженного
сока, посидеть
на скамейке
под старой
оливой,
поглядеть
сквозь
прикрытые
веки на
неугомонную
стихию: пусть
её… Я сделала
всё, что
смогла: я
смогла
прийти, и я пришла….
ã 1991г.
Татьяна
Ахтман
akhtman@hotmail.com