Офелия, Гертруда, Дания и другие…

пьеса в пяти актах

Татьяна Ахтман.

Действующие лица:

Гертруда - королева Дании,

Клавдий - король,

Полоний - ближний вельможа,

Офелия - его дочь,

Лаэрт - его сын,

Розенкранц, Гильденстерн - вельможи,

Рейнальда, Корнелия - придворные дамы,

Марцелла - белошвейка,

Бернардо - садовник,

Актёры и режиссёр бродячего театра

Акт первый.

Картина первая.

(дом Полония)

Корнелия

(обращается к Марцелле):

Ты, милочка, не будь дурёхой больше,

и если хочешь жить не с синяками, как матушка твоя,

что померла от мужниного кулака в живот,

как говорят, кто видел… Да, вот, кстати,

давно спросить хотела, ты была там и видела,

ударил как - в живот? Неужто кулаком - и вышиб дух…

или ногой - так более понятно: особенно когда поддых -

в сплетенье дыхания, биенья и души:

под “дых” ли, “дух”, но что-то там происходит…

(кладёт руки на “солнечное сплетение”, прислушивается)

Вот здесь то место, которым понимаешь побыстрей, чем головой…

Марцелла :

Вот-вот, сударыня, вы бьёте прямо в точку: так и со мной,

когда он говорит, что я прелестна, словно перепёлка,

и вижу, что готов он съесть меня - совсем: от клювика до пяток,

…или что там - у перепёлки - есть, не важно,

только… здесь, (взволнованно прижимает руки к груди)

как точно вы сказали - не сойти мне с места коли вру (истово крестится) -

вот в этом самом месте (показывает )… есть силок…

Корнелия:

Как будто бы тошнит там? - это точно,

но не еда причиной - не живот - иначе: “тошно”, как,

когда сказали…о смерти короля (испуганно оглядывается)…

в саду… под сливой - ну, во время сна: был… и не стал…

Марцелла:

Садовник сказывал, что непонятно:

сроду не помирали так легко мужчины в расцвете сил,

как наш коропь, что случай больно странный, что…

Корнелия

Ну-ну, довольно… разболталась, лишь бы без дела…

Я что сказать хотела: ты, Марцелла, иль “перепёлка” -

впредь будь осторожней и избегай силка

(показывает на место под грудью),

а то вот здесь (показывает на живот) взбрыкнёт,

тогда придётся думать этим (показывает на голову), что не всегда дано.

Беги от птицелова и займись делами: ты ведь знаешь,

что свадьба в королевстве… (в сторону) мужа труп едва простыл,

и блюда от поминок свежи ещё, хоть снова подавай к столу:

уже не к плачу - к смеху… вот перемена: блюд, и чувств, и тел…

Да ладно, покажи накидку, что к королевской свадьбе: что, готова?

Марцелла :

(показывает)

Миледи, здесь я собрала и вышло, совсем как роза,

и в жемчугах, как в утренней росе…

Корнелия:

И вправду… очень мило - да, неплохо, и шёлк белее не бывает:

прелесть. Так, я Офелии сейчас скажу:

готово, мол, к примерке предпоследней.

Она, бедняжка, ненавидит их, и тоже, верно -

что за доля: стоять, как истукан часами,

снимать и надевать, вертеться так и эдак

в объятиях железного корсета.

Марцелла:

Объятья Гамлета, как говорит садовник, ей впору были бы…

Корнелия:

Садовник говорит? Так прикуси язык, что за болтун Бернардо…

Хотя мужчина видный, это он - твой, перепёлка, страстный птицелов?

Уходит с накидкой…

(Входит Бернардо с корзиной роз):

Бернардо:

Ах перепёлочка моя, вот кстати -

мне повезло (пытается обнять, она отбегает) что так?

Вот эти розы смирились перед розой этих уст.

(протягивает к Марцелле руку, и она делает к нему шаг, как во сне).

Вся свежесть сада утреннего в этих нежных губках…

(Марцелла подходит совсем близко, и Бернардо обнимает её)

Марцелла:

(вырывается, Бердардо хохочет):

Вот так всегда: язык твой - помело, а руки, как у папаши моего,

разбойники с большой дороги - грабить и убивать им в самый раз

с благословения блудливых глаз.

Бернардо

(примирительно):

Так я приду к тебе послушать соловья.

Серёжки… я припас, привёз один приятель - из Англии:

серебряные змейки, и глазки изумрудные блестят,

как у тебя, мой ангел, когда ночью…

Марцелла.:

(закрывает руками уши)

И слушать я не стану … очень, мне нужно “слушать соловья”:

ищи дурёху - мне же зря, Бернардо, слов твоих не нужно… (убегает)

Бернардо:

Вот так и все они - упёрлась: иль женись, иль вон поди,

хоть удавись мне без неё… Сначала попробовать дала,

а как вошёл во вкус, цену набавила, да мне не по карману,

так что никак не выйдет без обмана.

Вот и Гертруда: королева - выше косы,

уложенной гнездом для побрякушки с именем “корона”.

А та что имя даже доброго не знает,

которая под юбкой - без венца -

так правит Данией, что грех сгущается,

как воздух перед бурей, что прошлой осенью

все изломала сосны столетние на берегу залива

и унесла, сгубив, весь датский флот…

И вот, теперь, уже войну несёт от Фортинбраса…

Сказывал Франциско, что призрак Короля покойного

в доспехах видели, как будто Судный День грядёт…

Ну и дела, а тут ещё Марцелла хвостом виляет так,

что душу выймешь и дьяволу отдашь, того и жди…

Ох, не сносить мне, видно, головы…

(уходит )

Картина вторая.

(дом Полония)

Корнелия (входит с Офелией):

И вот Марцелла, что с дурочки возьмёшь,

его впустила, как нянька говорит,

и он сомлел, конечно, но не так, чтобы жениться.

Голову терять мужчины норовят совместно с мыслью задней:

как избежать силка. Теряют на минуту,

а потом находят вместе с хитростью своею -

покрепче, чем была. И хитрость их растёт,

как сом на дне пруда: из года в год - скорей, чем ум и доблесть.

Офелия:

И что же, все мужчины таковы?

И мой отец, и брат Лаэрт, чьё благородство

всегда в пример возводят идеала для мужа,

и… и Гамлет - принц? И он растит сома

холодной скользкой мысли, что в глубине - на дне его души?

Корнелия:

Ах, душенька, дитя, а в чём отличье? Что принц?

Так спрос другой с него как с мужа на престоле,

а так - как все, кого Господь создал из праха или глины -

что было там случайно под рукой…

Суди сама, ему уж скоро тридцать - не мальчик -

скажешь он не знал любви? Так где его избранница,

чьё имя, он поменял, скорей всего, на “киску” иль “птичку”,

или (хихикает), скажем, “перепёлку”, как названа садовником Марцелла,

когда и сам он перепел, не боле, зовущий самочку, а не Марцеллу…

Входит Марцелла:

Меня вы звали? Я к услугам…

Корнелия:

Звали - примерки время. Это платье - прелесть,

и подошло б к венчанию иному, а так, для свадьбы нынешней,

пожалуй, оно немного… бело… здесь, Марцелла,

розу смени на что-нибудь поярче… и попестрей: на маргаритки;

шарф уместен темнее тоном: словно дымка на небесах -

не так уж ясно, как кажется на первый взгляд;

и ожерелье: кораллы лучше жемчуга на случай, что нынче …

(Офелия пошатнулась)

Что, милое дитя? Бледна… - устала?

Офелия:

Да, мне нехорошо… Вот здесь (прижимает руки к груди), вдруг,

тошно - не знаю, как сказать…

(Корнелия и Марцелла переглядываются)

ну, словно дымка затмила душу… вдруг, на миг, как будто…

сгустился воздух в тёмный плащ и голос, звучащий глухо -

так, что слов не слышно, но смысл их горький,

как полынь, что у пруда… растёт - в тени обрыва -

помнишь, Марцелла, …гуляли там?

Марцелла:

Да, помню... Омут там глубокий, на дне его, как говорят, спит сом -

огромный, старый: он - король пруда;

хитёр и правит царством, а в супруги берёт утопленниц…

Корнелия:

Ну, будет, сплетни бабские, их слушать,

в высоком нашем положенье глупо.

Мы избраны со слухом нашим и мыслями совместно,

и отпускать их за пределы не велено. Следить должны,

как пастухи за стадом, за мыслями своими и словами,

что норовят на волю убежать…

Офелия:

Мы гоним стадо глупых слов и мыслей,

что разбрестись готовы и отбиться от положения высокого?…

В том смысл? - в высоком положенье удержать всего себя -

совместно с телом…мысли?

И чувства? и слова?…

слова… слова…слова…

Но в чём же высота: неужто трон - вершина?

Корнелия:

Офелия, миледи, Вы напрасно гулять уходите так далеко:

пределы, нам, женщинам, живущим во дворце,

даны поуже, чем простолюдинкам,

зато свободы больше от забот о хлебе и… защита от невзгод.

Марцелла:

Уж это правда! Лучше в клетке из золота,

чем быть на ветке в лесу дремучем, страшном,

где невзгоды - обычные обличия природы.

Офелия:

Прошу помочь мне платье снять – довольно.

Подчас мне кажется, что высота, что троном обозначена, - не та…

и что мои пределы сжимают обручи на нижней юбке: тело - в плену…

и мысли… и слова - всё не моё… и я - не та, что с именем Офелия живёт…

Остаётся одна…

Картина третья

(дом Полония)

Входит Лаэрт:

Офелия, пора проститься - уже подняты паруса,

и тороплюсь сказать тебе, сестра, слова, важнее всех,

что прежде говорил…

Я знаю, Гамлет, принц наш и наследник трона,

вниманье тебе дарит… и, надеюсь, почтителен…

Офелия:

О, бесконечно… будто, на троне я - не он…

Лаэрт:

На троне вправду ты - не Дании, конечно,

а чистоты своей, сестра, и благородства,

невинности и прелести, которым земные мерки малы…

Ты, дитя, своей цены не знаешь, так послушай, что я скажу,

и будь благоразумна - не опустись ты с высоты своей…

Офелия

(в сторону):

Опять о высоте и положенье - уже иных: не трона - чистоты,

которую пасти должна совместно с благородством и прелестью…

Вот сложность: не смешать бы стада мои, вершины бы не спутать,

чтобы саму себя не потерять…

Лаэрт:

Ты говоришь с собой? Меня послушай,

что должен я сказать, как брат сестре:

будь осторожней - знай,

любовь мужчины, имеющего власть бывает зла…

Себя он слышит и свои желанья,

не держит чувств и волю им даёт,

глух ко всему, что против его страсти,

и верит он, что мерою страданья и счастья владеет сам,

что в нём заключены права и судьбы других людей…

Офелия:

Права? Хотела бы отдать ему судьбу…

Лаэрт:

Ошибка: верит он, но то не значит,

что истинно готов судьбу принять хозяином:

достойно и надёжно. Он верит так,

а значит, будто… не лжёт, и нет вины в его началах,

чьи концы… сокроются в реке с названьем Лета …

Пойми, он любит, словно волк ягнёнка:

желает плоть - источник сил и жизни - его, но не твоей…

Он верит, ну а ты не доверяйся - и знай,

что честь твоя… тебе дана на миг -

на сохраненье древним родом нашим,

хранящим честь не годы, а века.

Ты - ты не вся, вернее, не совсем…

ты - только часть, а остальное:

моя сестра и дочь отца, и мать того, кто род продолжит…

Офелия:

Как странно: я - не я… Порой… и мне так чудится,

как будто, и нет меня - во мне… а я… брожу

среди чужих офелий в их одеждах, поклонах и словах.

И хочется бежать к себе - куда-то, где травы дики

и цветы не лгут - не манят красотой пустой…

Лаэрт:

Поверь мне, пустота, что так страшит тебя -

вся в пустяке с названьем нервы - вниманье не на них…

Входит Полоний:

Я слушал не дыша, ловя отцовским ухом

слова своих детей - здесь, в уголке.

Что делать, иногда приходится сидеть в засаде,

чтобы поймать хоть отблеск яви, которая таится от людей.

Наш славен род терпеньем и умом, и ловкостью,

цена которым боле, случается, чем доблесть на войне

с её убытками досадными казне.

Лаэрт, тобой доволен я. Слова твои к сестре

о многом говорят не только ей, но и тебе -

язык нам дан для слов, слова - для мыслей,

что в тишине беззвучия пропасть обречены.

Вот выбор наш - дать мысли жизнь иль нет,

усилья плоти, дыхания собрать в аккорд,

отдавшись, словно флейта, в мелодию,

чтобы вернуть природе, что взято, и не прахом -

гармонией живой, что сочетает мысли с делом…

Увы, совсем не много есть людей, умеющих играть на флейте…

А чтобы смочь… себя… самих настроить так,

чтоб фальшью не оскорбить небес -

таких не знаю, а ведь я - старик...

И, вот, приходится фальшивить самому, чтоб в такт попасть…

искусно лгать, чтоб вышло достоверно…

Не удержусь, скажу вам тайну:

как-то, подумал я, что, верно, наш Господь, разрушив башню,

ту, что в Вавилоне, не разорвал язык, … а уничтожил - совсем,

и то, что нам досталось в этот век - не более,

чем щебет неразумный, как у пичуг лесных.

И вот, живём подобно кукушатам: толкаясь,

видя смысл весь в червяке…

Но, точно, я - старик, раз разболтался,…

А был мне сон, что вырвался из тайников души:

как будто, мы прощаемся надолго, и должен я успеть сказать,

что прежде не сумел… иль не посмел…

Прощай Лаэрт, и будь благоразумен,

как я до сей минуты, и как буду с минуты сей,

(прежним уверенным голосом) честь рода сохраним…

(Лаэрт уходит.)

Полоний:

(помолчав, к Офелии):

Ты, дочь, и счастие моё, и горе, и гордость, и укор…

Я пред тобой немею, словно взлёт высокой мысли страхом сбит,

и в точке их пересеченья… язык мой замер:

и для лжи, и для того, что кажется мне правдой…

Ну как сказать: живи, но не живи, люби, но осторожно,

дыши, но в пол-дыханья, биение умерь в груди, ну, что ещё?

Настрой свой голос в такт со всеми теми,

в ком слуха нет совсем, иль от рождения глух?

Офелия:

Отец…

Полоний:

Постой, молчи, не нужно слов: силок - пустяк,

пока в нём не забьется живая мысль,

чтоб испустив свой дух, пред памятью предстать…

Себе противоречу, но грех тот - мой - не твой,

а ты чиста и чистоту храни - вот весь урок.

Офелия:

Отец, мне…

Полоний:

Знаю, принц вниманье дарит - на вид приятное,

но ты не верь, в нём суть совсем иная.

И, к тому ж… он болен, кажется… и странен тот недуг:

то говорит невнятно, горячо, а то молчит,

но так красноречиво и холодно,

что лучше бы кричал, ногами топал…

Он, как музыкант, что ноты потерял и держит паузу невольную…

Забудь, Офелия, что прежде говорил, и слушай заново,

как будто чистый лист открыв.

Вот, что сказать хочу тебе я, дочь,

зачем явился я от важных дел, которые несу

с достоинством вот тридцать лет уже.

Веди себя согласно положенью: и своему, и моему,

и брата, и предков всех. Будь не грустна, но и весельем

не докучай другим - не терпят лиц счастливых…

Читай, но не усердно, а скорей, чтоб скоротать часок -

не любят умных… Почтительна будь, но не черезмерно -

лесть ценится не к чину, а к лицу…

Внимание с рассеяньем храни в одном сосуде…

Что ещё? Да, Гамлет… не отвергай его, но поощрять страшись -

не ясен смысл его недуга и аккорда, что паузе вослед придёт…

Бегу к делам, притронусь лишь ко лбу моей голубки,

словно хлебну глоток из родника целебного (целует её в лоб) -

с тобою Бог: Ему доверю то, в чём сам бессилен…

(Уходит).

Офелия:

Мне страшно - белый лист открыть, все прежние закрыв,

чтоб записать там: «чистоту храни»?

Но как писать, не измарав листа и белое не вымазав чернилом…

Мой лоб - родник, и мысль… лишь замутит его…

Я - сторож мига краткого, что дан для утоленья чьей-то жажды…

Устала белое я мерить - цвет, который сам не виден по себе,

а только… в сочетании с иными: быть ли… нет - от случая зависит,

даже боле: чёт-нечет выпадают так, что есть надежда на счастливый случай,

а я должна всегда лишь уступать, чтоб видимость движенья создавать…

всем тем, кто жить спешит…

Акт второй.

Картина первая

(Комната Гертруды)

Клавдий:

Ну вот мы и одни (сжимает королеву в объятиях, она освобождается)…

Гертруда:

Постой, я не готова, тут кто-то есть

(всматривается - показывает) вот здесь, казалось,…

воздух сгустился в тёмный плащ и голос, звучащий глухо,

так что слов не слышно, но тошно мне от них, как будто звук,

минуя уши, сердце ранит… больно…

Клавдий:

Довольно, устала ты - не лёгкий выпал день,

но ждёт нас ночь в супружеской кровати:

что бывает слаже, Гертруда - королева и жена…

Так жизнь устроена, что случай горький

со сладким выпадает в черед, так, словно бы,

природа-мать шлепок увесистый воздать спешит…

Гертруда:

Бьёт в сердце… тошно… (порывисто обнимает Клавдия):

так ждала, мой Клавдий, услышать от тебя - моя…

Клавдий:

Моя: моя ты и жена, и королева, а я король и твой законный муж!

(в сильном волнении)

И ничего меня не остановит - я душу отдал с тем,

чтобы сказать: “моя - моя, о Королева!”

Испытать восторг и полноту всех сил, испить предел -

познать вершину жизни и судьбу хлестнуть,

чтобы в галоп пошла та, что плелась, безродной клячей,

впряжённая в повозку с горькой желчью

Гертруда:

О чём ты? Душу отдал?…

Клавдий:

Да, (упавшим голосом) - тебе, Гертруда… жена моя…

до гробовой доски…

Гертруда:

Не нужно поминать…

Клавдий:

Вот это верно! Будет хныкать! Всё: концы сплелись

и канут в Лету, живым же - жизнь!

(подхватывает Королеву на руки, хохочет, кружит её, целует, она смеётся)…

Картина вторая

(Те же, входит Полоний)

Полоний:

Прошу нижайше вашего вниманья…

Клавдий:

Входи, Полоний, здесь - ты более, чем преданный советник -

друг, которому доверие дарим, не менее, чем, брат мой,

и услуги мы ценим Дании, а не персонам. Что нового?

Полоний:

Готово всё к торжественному пиру, и Дания ликует,

Короля приветствуя на троне с Королевой.

Клавдий:

Сказать не мог ты лучше. Дружбу скрепят слова твои,

и в память их упрячу, а ключ - тебе, Полоний, что ещё?

Гертруда:

Что Гамлет?

Полоний:

Чудно, только…

Геотруда:

Сердит? Смятенен был

в последнее свидание со мной - на галерее, что у сада…

Как туча шёл и что-то говорил себе…

Меня увидев, помрачнел, как будто, противен вид ему мой,

голос… вздрогнул, когда спросила я о чём печаль…

В глаза смотрел, как будто опуститься желал на дно их -

в душу мне нырнул и вынырнул… с улыбкой, что более

похожа на судорогу …

Сказал: ”Печаль о чём? Не знаешь? Весела? - Вот в том печаль…“

С тех пор слова перебираю те,

как чётки турок, что торгует чаем;

как призрак мне являются, когда и весела я и грустна…

Клавдий:

Так что, Полоний, скажешь?

Так, чтоб мать утешить в королеве нашей,

и дать опору радости её, а не печали, что сама найдёт себе опору…

Полоний:

Лучше и не скажешь. Печаль, похоже, ткань самой души -

материя её - основа, которую искусно покрывать узором

веселья, радости - вершина всех искусств.

Кто мастер в том, тот сам собой владеет…

Принц Гамлет, нет, сказать… язык немеет…

В Офелию влюблён ваш венценосный сын…

Клянусь расположеньем королевским, что дочь моя…

Гертруда:

(с облегчением):

О, знаю, знаю, знаю

(смеётся в радостном возбуждении).

и слава Богу: не недуг то - хмель любовный:

он похож на бред, особенно,

когда долг борется со страстью -

напасть ту пережить не каждому дано, не оступившись…

но… (замерла) прошу продолжить… что Офелия?..

Полоний:

Она… не должен дочь хвалить, но…

Клавдий

Рождена цветком прекрасным Дании!

Не странно, что принц влюблён:

Ваш сын - здоров, Гертруда,

и более, чем прежде,

когда предпочитал всему коня и шпагу,

отвагу теряя среди женщин на пиру.

Полоний:

Офелия кротка - из тех, чей дух не в мятеже свободен,

а скорее, в уступке боле прытким:

потесниться всегда согласна с тем,

чтоб не задели, и не сломали то,

что чувствует… она… хранить должна.

Походка выдаёт её - легко ступает так лишь тот,

кто расплескать страшится сосуд святой…

Решиться судьба её должна получше чем моя

- она для счастья рождена…

Гертруда:

Родительское сердце мне понятно,

своё открыть хотела б,

но оно - смятением теснимо и

должно… там прежде проясниться…

Клавдий

(Полонию):

Устрой их встречу так, чтоб подсмотреть,

в предположении увериться

иль сбросив амуры со счётов,

искать иных причин.

Полоний:

Приказ спешу исполнить… (уходит)

Клавдий:

Его чин с характером в согласье идеальном…

Картина третья

(дом Полония)

Корнелия (Марцелле)

Смех, право, как Розенкранц тут пыжился…

Пришёл к Офелии с каким-то анекдотом и

не был ею принят - просила передать, что спит…

Он вместе с Гильденстерном - приятелем своим -

уж третий раз является и докучает ей пустою болтовнёй.

Самодовольны и глупы без меры - ни то, ни сё -

уж лучше офицеры, чем эти фаты…

Марцелла:

Иль солдаты - и те получше тех господ, которые,

как эти двое: щипают в тёмных уголках.

Молчат, а рожи - идиотов, и если, вдруг, услышат что-то,

ну, вроде скрипа иль шагов, пугаются и был таков…

Так я, сударыня, с собой всегда ношу в кармане это

(звякает колокольчиком), чтобы отваживать господ…

Не велено нам драться с ними, нельзя отталкивать, кричать,

лишь плакать, да дрожать, молиться, а если что с нами случится,

то сами виноваты… Я ж, придумала, как защититься, как звякну,

так любая страсть в один момент грозит упасть …

(Уходят, смеясь…)

Картина четвёртая

(Дом Полония)

Офелия:

Смеются… я забыла, право, рождается как смех -

в душе, иль в горле? - звучал… во мне - я помню - так:

(пытается смеяться) ха-ха, нет, хи-хи-хи, не так (стонет) а-а - я не помню….

Средь всех начал природы чувств, должно быть,

смех увядает первым: стихнет звук,

потом и свет - в губах, глазах… - свеча затушена…

Нет, сгоряча сказал он мне, чтоб в монастырь ушла я:

“чтоб не плодить греха…”

Так посмотрел, как будто взглядом мой тронул лоб,

“не омрачённый мыслью - чистый, как ключ лесной”…

Отец и принц испить ко мне приходят … чистоты,

которую храню для всех, кто жаждет…

Я - отраженье жажды…(смеётся и плачет) -

вот и смех: теперь я точно знаю, что источник -

там, в горле, а у плача - здесь, под сердцем:

в сосуде с солью - для крови и слёз…

стихий сокрытых… тайных от небес…

(старается смеяться)

Ну, не ленись, старайся, моё горло,

оно, увы, уже не так проворно, как прежде,

когда Гамлет говорил, что любит…

цветы дарил и милые записки:

(достаёт из лифа)

“Офелия, мой ангел, ты прекрасна, как солнца луч,

и так же ясно, что ты, моя любовь, прекрасна”

Полоний

(входит)

Была бы рифма недурна, коль не назойливость “прекрасно”,

лучше звучало бы “опасно” - лучше для смысла и стиха…

Офелия:

Отец, здесь Гамлет был, верней, его страданья…

Полоний:

И что?

Офелия:

Велел мне в монастырь уйти,

чтоб колдовством напрасных обещаний

не соблазнять мужчин, велел забыть,

что он любил меня… забыть, что…

я… забыла уж… - привыкла исполнять

веленья тех, кто мне, любя, прикажет…

не помню… Вот, я вспомнила, отец:

смеются - горлом, а душою плачут…

подземные озёра солоны все оттого,

что слёзы в них текут…

стихии - свойства одного: там - в недрах ,

где подземелья тайные… души.

Полоний:

Офелия!

Офелия:

Отец, что мне велишь?

Готова я исполнить…

Полоний:

(в сторону)

Велю? Счастливой быть, готова ли исполнить?

(Офелии):

Сейчас пройдём с тобой в ту галерею,

что возле сада. В это время принц гуляет там обычно…

Я укроюсь, а ты его встречай. Не бойся - я с тобой…

Заговорит - ответь, и будь спокойна: я - рядом…

Может быть, сумею я в его речах услышать смысл,

но не в словах, а тот, что бродит, таясь меж ними…

Так, я жду… (уходит)

Офелия:

Да-да, конечно, я иду…

Вперёд, офелия - приманка, а ты, монашенка, постой,

твой черед выпадет, не пой, офелия - твой выход

за той, что делает поклон и менуэт танцует - он

был моден в тот сезон… в Париже…

Акт третий.

Картина первая.

Бродячие актёры репетируют пьесу Шекспира “Гамлет”

Режиссёр - Призрак

“Ужас, ужас, ужас” …побольше дыма

(Гамлету)

Ты же, - Гамлет!!! - принц, а не пёс,

и не пристало рычать и прыгать: ты - вельможа!

Ну, рожа! Вот ужас где: что ли, в аду папашу встретил?

На беду тебя я принцем сделал - брыс отсюда…

верней, сюда: (хлопает в ладоши) ещё разок,
а ты, Горацио, чуток на цыпочки привстань -

ему б ходули впору (все смеются).

Довольно рифмовать - можно сойти с ума: ночью я пытался приласкать жену - в рифму - и не попал… (смех) Всё! На репетиции обойдёмся без излишней красивости… Продолжим:

Актёр - Гамлет:

Говори, я слушаю!

Режиссёр-Призрак

И должен отомстить, когда услышишь.

Режиссёр:

Здесь слишком длинно и красноречиво, я пропущу -

мне велено собрать пять актов сочинения маэстро в один,

но так, чтоб слов поменьше - больше шпаг…

Вот рифма проклятая привязалась, будто дёргает кто-то, да не в такт…

Режиссёр - Призрак:

….Я дух, я твой отец,

приговорённый по ночам скитаться…

но вечное должно быть недоступно ушам из плоти.

Слушай, слушай, слушай! Коль ты отца когда-нибудь любил…

Актёр -Гамлет:

О боже!

Режиссёр-Призрак

Отмсти за гнусное его убийство.

Актёр-Гамлет:

Убийство?

Режиссёр-Призрак

Убийство гнусно по себе, но это

гнуснее всех и всех бесчеловечней….

Режиссёр

Здесь - всё моя роль, это вы сами прочтёте у господина Шекспира. Гениально, то есть, божественно… так, так… вот:

Режиссёр-Призрак

Слушай, Гамлет, идёт молва, что я, уснув в саду,

ужален был змеёй - так ухо Дании

поддельной басней о моей кончине

обмануто. Но знай, мой сын достойный:

змей, поразивший твоего отца,

надел его венец.

Актёр-Гамлет:

О вещая душа! Мой дядя?

Режиссёр -Призрак:

Блудный змей, кровосмеситель

волшбой ума, коварства чёрным даром

мою, казалось, чистую жену

склонил к постыдным ласкам…

О, Гамлет, это ль не было паденьем!

О ужас!…

Режиссёр

Дальше идут леденящие кровь подробности дела…Но, вот, важно, что король не снимает маску благородства и на том свете, что означает, что роль принадлежит ему по-праву, и бедняга Клавдий зря лез из кожи: он второе лицо, то есть, природный подлец… Герой и злодей: не очень оригинально для сюжета, но работает безотказно.

Режиссёр-Призрак

Не дай постели датских королей

стать ложем блуда и кровосмешенья,

но как бы дело не повёл ты,

не запятнай себя, не умышляй

на мать свою - с неё довольно неба

и терний, что в груди у ней живут…

Режиссёр

Твоя реплика, Гамлет…

Актёр-Гамлет:

О рать небес! Земля! И что ещё

прибавить? Ад? Тьфу, нет! Стой, сердце, стой…

Режиссёр

(хлопает в ладоши)

Стой, ты слышишь что говоришь: “стой”? Вот - ключ твоего дальнейшего поведения. Теперь поменьше внешних проявлений: Гамлет берёт себя в руки, вернее, ему так кажется. Теперь он сам и все вокруг - актёры в его спектакле: не в чужом, как прежде, когда он был не более, чем марионетка, а в своём, где он - сам и создатель и творение! Понимаешь? Взять себя в руки значит перейти в центр интриги под названием “моя судьба”. Это всё равно, что родиться заново и начать жизнь самому, а не по сценарию тех, в чьих руках оказался по воле рока.

Актёр

Ну, и чего он добился? Смерти? Жил бы себе… катался, как сыр в масле…

Режиссёр

Жил да не был… Быть и жить - не одно и тоже - вот смысл сочинения Шекспира: жить сыром в масле кажется заманчивым пока голоден, но потом урчит уже не в брюхе, а повыше - в душе - тошно бывает и от сытой жизни, когда недостаёт добра…

Актёр:

Мало ему в королевстве добра? Всё добро - его! Чего ещё? Ему - аплодисменты, как бы не сыграл, а нам - свист, хоть вывернись наизнанку.

Режиссёр.

Свистят - от души, а льстят - от лицемерия, то есть, лжи. Читал закон Божий? Ложь - зло. Чем выше карабкались, тем ниже падали, пока не докатились до преисподней.

Актёр-Гамлет:

Можно жить с улыбкой и с улыбкой

быть подлецом, по крайне мере в Дании…

Режиссёр:

Браво! Ты начал понимать, продолжи…

Актёр-Гамлет:

О что за дрянь я, что за жалкий раб!

Режиссёр:

Нет, не это… Это и так выходит лучше всего: кликушествовать на публику… Ты прочти его монолог “Быть или не быть”, где он пытается понять свою суть - вот истинное покаяние. Ну, соберись и настройся на “ля” всей этой партитуры. Слушайте! Ля..а…

Актёр - Гамлет:

Быть или не быть - вот вопрос…

Что для души достойней? Покориться превратностям судьбы,

или восстав, сразиться в поединке с роком?

Иль отрешиться - умереть, уснуть, сменив тоску и муку на забвенье…

и видеть сны, быть может? Вот ловушка: какие сны готовит

мертвецу его природа, и каков удел за гранью бытия…

Кто стал бы на колени перед веком, в отчаянье униженность влача,

кабы не страх пред наказаньем вечным?

Один удар кинжала и свобода от рабского усердия в груди

возникнет тишиной, но… пустоты природа не позволит -

что взамен? Вдруг, мука с бесконечностью в согласье…

Кто предпочёл бы суету - покою, кабы не страх пред суетой червей,

чей пир, возможно, разделить придётся в могиле с именем своим…

Так, трусом нас разум делает - смиряет жеребца, обуздывая норов,

превращая в трусящего по жизни иноходца…

Но тише, кажется Офелии шаги…”

(Все аплодируют)

Режиссёр:

Молодец, сынок! Услышал “ля”- теперь не фальшивь и будешь гением.

Так, прогоним быстренько Гертруду и Офелию - удача, что в пьесе нет ни одной женской роли, которой бы не смог сыграть и мужчина - достаточно парика с юбкой. Правда, в сценах безумия они более человечны, то есть, женственны…

(Выходят два парня в женских костюмах: жеманны, писклявые голоса…)

Офелия, старайся не басить в последнем монологе и побольше белил. Не перепутайте: Офелия - белая, а Гертруде побольше румян, особенно после того, как Гамлет доказал ей, что и душа может быть срамным местом.

Прорепетируйте сами: ваши роли просты настолько, что в них не нужно даже входить - там ничего нет внутри: ни одной мысли, а все чувства - поверхностны, вроде украшений.

А пока есть сцена поважней: Розенкранц и Гильденстерн.

(выходят актёры)

Актёр-Розенкранц:

Мой досточтимый принц!

Актёр-Гильденстерн:

Мой драгоценный принц!

Режиссёр:

Ведите себя не ровно: вино вольности ещё бродит, но положение поджимает.

В этой колоде: вы - два валета. Шулер проиграл: козырнул вами, и вы были биты. Ему казалось, что вы близки Гамлету, то есть, сумеете войти в его в положение.

Но как валет может войти в положение принца? Только через плутовство. Вы - плохие плуты, ребята. Рады бы продать душу, да нечего - простаки по своей сути: не герои и не злодеи. Вот, трагедия посредственности: быть - не дано, а не быть, но выжить, сыграв роль, не достаёт лицемерия, ведь ложь сродни искусству. Флейта есть?

(Актёры препираются, у кого была флейта в последний раз: “Я тебе давал - не давал”)

Вот так и играйте - сами себя. Пронзительный инструмент - печален до содрогания души, когда играют умело, и визжит от плохого обращения. Тут сложная игра из слов и ассоциаций, но как иначе проникнуть в замысел творца? Вступай, Гильденстерн, с конца второй картины, где запутался в собственной пошлости - играй чистую фальшивку: “о мой принц…”

Актёр-Гильденстерн:

О мой принц, если моя преданность слишком смела, то это моя любовь слишком неучтива.

Актёр-Гамлет:

Я не совсем понимаю. Не сыграете ли вы на этой дудке?

Актёр Гильденстерн:

Мой принц, я не умею.

Актёр-Гамлет:

Я вас прошу.

Актёр Гильденстерн:

Поверьте, не умею.

Актёр-Гамлет:

Я вас умоляю.

Актёр-Гильденстерн:

Я и держать её не умею, мой принц.

Актёр-Гамлет:

Это так же легко, как лгать: управляйте этими отверстиями при помощи пальцев, дышите в неё ртом, и она заговорит красноречивейшей музыкой. Видите - вот это лады.

Актёр Гильденстерн:

Но я не могу извлечь из них никакой гармонии, я не владею этим искусством.

Актёр-Гамлет:

Вот, видите, что за негодную вещь вы из меня делаете? На мне вы готовы играть; вам кажется, что мои лады вы знаете; вы хотели бы исторгнуть сердце моей тайны; вы хотели бы испытать от самой низкой моей ноты до самой вершины моего звука; а вот в этом маленьком снаряде - много музыки, отличный голос; однако вы не можете сделать так, чтобы он заговорил. Чёрт возьми, или, по-вашему, на мне легче играть, чем на дудке. Назовите меня каким угодно инструментом, - вы хоть и можете меня терзать, но играть на мне не можете.

Режиссёр:

Вот, истина явилась в сочетании слов, подобранных так гармонично, что лучше и не скажешь: чтобы уметь плутовать, нужно знать правду, иначе соврёшь себе в убыток и сваляешь дурака…

Актёр:

Ты хочешь сказать, что… чтобы лгать, нужно знать правду?

Режиссёр:

Вот именно: как можно изменить тому чего нет? Чтобы солгать, нужно знать истину, а её знает только Господь Бог, да ещё, может быть, гений, а уж он ни на что не променяет гармонию на фальшь…

Актёр:

(рассуждает)

Солгать может только тот, кто знает истину, но… познавший истину, уже не станет лгать… значит истинная ложь - это… Так можно сойти с ума… Но чтобы сойти, нужно его иметь… то есть быть умным … (кривляется): “быть не быть”

(все смеются, кривляются: “быть - не быть”)

Режиссёр:

(хлопает в ладоши)

Истинная ложь - зло, а ложная истина - глупость… Злодеи и герои нынче только в театре, а в жизни “злодей” - это простак, что мнит себя героем. Хватит болтать!

Работаем! Осталось самое простое: восемь убийств, и это у нас так хорошо поставлено, что обойдёмся без репетиций. Напомню порядок конца: первым - для разминки - Полоний. Офелия не стала дожидаться, когда её испачкают румянами, как Гертруду, ушла, как принц велел - в монастырь - да из самых надёжных… Валеты биты за кулисами. Сцена дуэли Гамлета и Лаэрта - половина успеха: лучше переврать слова, чем удары шпагой.

Гертруда, последнюю реплику:

Актёр-Гертруда:

Питьё, о Гамлет, я - отравлена… (Умирает)

Актёр-Гамлет:

Злодеи! Эй, двери на запор! Предательство! Сыскать!

Лаэрт

(падает)

И ты убит - нет в мире ничего, чтобы спасло от зелья,

которое сейчас в твоей крови - король всему виной…

Актёр-Гамлет:

Вся Дания отравлена, ну так за дело, яд!

(Поражает короля)

Я умираю, Горацио, я гибну;

Ты - жив… поведай правду обо мне,

всем… истине открытым…

(похоронный марш, пушечный залп, занавес…

Актёры устали, вялы…)

Режиссёр:

(хлопает в ладоши с преувеличенной бодростью)

Отдыхать до вечера, и чтобы на представлении блистали! Потом обещан ужин с королевского стола: здесь отличное вино…

Акт чётвёртый

Картина первая.

(комната Гертруды)

Королева:

Сменила платье я, Рейнальда, на светлое,

а дух упорствует и тёмной тенью бродит… Мне тошно…

Так ждала я время, что наступило бы вослед прощанью -

прощением… чтобы дышалось легче… Так ощутить ждала освобожденье -

не знаю от чего. Казалось мне, от прошлого… Неволю невольно видела…

вот слово, что, невольно, - ах , что за чертовщина - вот, пристало…

Рейнальда:

Всегда казались вы счастливой парой, примером венценосного союза:

душ, помыслов, сердец…

Гертруда:

И были парой: в ней тенью довелось стелиться мне…

И более, чем тенью: при луне ли, солнце, тень - свободней,

чем я при муже - и она бежит от колебаний света,

а я всегда на месте… - в обличии пристойно величавом -

начало… всех бед во лжи самим себе…

Рейнальда:

Ну что плохого? Матушку я Вашу так помню,

будто образок её не в золотом сердечке, что на груди ношу,

а, право, в сердце, что бьётся в такт её словам:

“замужество - один счастливый номер, что выпадает нам, -

самой природой мужчинам отданным. Так лучше одному

отдаться и вполне, чем разорваться меж многими…”

(Рейнальда выходит)

Гертруда:

Природа отдаёт, да кто принять умеет, даров её не уничтожив…

Зреют плоды божественных идей не в небе - на земле,

где замысел от воплощенья так отдалён, что к мщенью

взывает грешная душа… Король - не тот, и я - не та,

кто с именами нашими был создан, Бог знает для чего,

и роздан, как карты, в руки игрокам;

а те - мошенники или глупы без меры, к тому ж азартны,

словно офицеры, что всё продули - вплоть до чести,

которая дана им вместе с их званием…

(входит Полоний)

Полоний:

Простите, что вошёл без приглашенья, но Гамлет

Гертруда:

Гамлет?

Полоний

Идёт сюда по Вашему веленью, но вид его так дерзок,

будто он не к матери спешит, а на войну, вооружённый гневом,

тишину взрывает поступью тяжёлой: не сын послушный -

демон заключён в обличье принца… вот и он…

(прячется за шторой)

Картина вторая.

(та же комната, но в беспорядке: всё разбросано, сорваны шторы, Гертруда растрёпана, смято платье - видна немолодая измученная женщина)

Гертруда:

Случилось то, чего невольно достигла я…

Как сердцу больно, больно, больно…

Вот жалость, что родную мать

не принято так убивать легко, как крысу…

иль Полония - один удар и он - не в Дании.

Она - с ним навсегда разлучена…

Его, смеясь, тащил мой сын… и что-то напевал:

похоже, …на колыбельную. О Боже, зачем я здесь?

И что со мной? Сказал он, что моей судьбой зло правит

- так сказал мне сын: твоя любовь - разврат,

кровосмешение с убийцей, преисподняя в твоей кровати,

ты же - сводня, что тащишь Данию на блуд…

Как много боли для минут свиданья редкого у матери и сына.

Годами я ждала, что он откроет сердце,

и в нём увижу я себя… Не зря мне снился сон:

его отец явился грозной тенью и Гамлету велел меня казнить,

но так, чтоб тернии язвили душу, а не чело…

И, вот - назло - мой сын безумным притворился;

но я страшусь, что эта роль его уму, привыкшему блуждать бездельно,

в иронии доспехах… верно, близка его натуре - ощутит успех,

власть над толпой… и грех замкнёт порочный круг:

“в безумии - свобода, ложь - спасенье,

судья он всем, а мщенье - его удел и цель одна”…

Так, всё переступив, достигнет дна,

в падении увлекши за собою других,

отяготит вину и сгубит душу…

Нарушу супружеский обет злодею, чья низость мне

дана в обмен на высоту за вспышку поздней страсти…

На беду открылась мне любовь - вот жалость:

терпеть мне жизнь осталось малость… был близок срок,

жесток урок… (плачет)

Входит Клавдий:

Гертруда!

Гертруда:

Кажется… похожа на королеву я?

О боже, длиннее жизни полчаса - вот, поседела вся коса,

и терний мощные побеги впились мне в душу…

там - для неги и радости уж места нет…

Затмил глаза мне чёрный цвет…Темно: ты, Клавдий, -

чёрной масти король, должно быть,

и напасти пролились кровью. О прости, измучилась я

(Клавдий пытается обнять её)

Нет, пусти…

Клавдий:

Что было здесь, Гертруда? Слабость нам не по сану:

наш венец не для сомнений дан - для дела.

Границы нашего удела очерчены не нами -

нам лишь подчиняться небесам…

Гертруда:

Как небо отличить от ада? Я подчиниться небу рада, но…

Клавдий:

Прочь “но” и “если”, “будто”, “или” – слова, которые затмили

твой ясный ум - полуслова: ни то, ни сё, и ты - не та,

кого люблю… Моей царицей опять вернись и небылицы оставь,

а лучше улыбнись иль, коли случай есть, гневись!

А случай есть: наш сын, и боле - наследник трона,

он - в неволе недуга страшного души…

Гертруда:

(Себе)

Но все ли средства хороши для утоленья своей страсти…

Клавдий:

Вернись, Гертруда, и несчастья не созывай к себе на пир.

Довольно Дании безумья от сына, но царица -мать

должна усилием собрать всю волю, быть хозяйкой в доме,

особенно, когда беда… (слышится шум) Что там такое, господа?

(уходит)

Гертруда:

Тень правит Данией: король - в ночи, а королева - днём…

в мольбах о том, чтоб ночь пришла скорей…

Входит Рейнальда:

Там у дверей Офелия… Бедняжка, похоже, не в себе:

бродяжка бездомная и то не так жалка…

И странно припевает: “мой муженёк - на дне пруда, где и таится высота…”

и что-то про траву… любовь и ложь - всё не поймёшь…

Смеётся… лукаво так, и, вдруг, грозит всем пальчиком,

а то бежит куда-то, как дитя, резвясь,

иль плачет горько, сторонясь людей -

её нашли уж за стеной и привели сюда…

Корсет сняла и где-то спрятала - в рубашке, босая…

ромашки запутались в её косе…

Гертруда:

И что же все жалеют?

Рейнальда:

Все, но есть и злые языки, и сплетни вслед -

теперь, когда Полония уж нет, а принц уехал в Англию,

она - совсем одна…

Гертруда:

И, может быть, впервые счастлива - свободна от судьбы.

Завидую… испить до дна мне чашу выпало:

должна - как он сказал: “усилье сделать”?…

глоток последний пригубить?… Ну, значит, так тому и быть…

Рейнальда, не могу жалеть её - себя мне жаль: что может быть бесплодней?

Любить, но не любить, дышать, но вполдыханья, жить, но не жить,

жалеть, но не жалеть…

Отрава дьявольская - ложь, но полу-ложь - ещё страшней:

яд медленный, что душу убивает, а тело - нет…

Оно: ест, дышит, любит, пьёт вино, добро от зла не отличая,

дичая в бездушии и множа грех…

Рейнальда:

Так, всех людей в том обвинить возможно…

Не должно казнить себя - не зря господь нас сотворил,

а дня восьмого нет поныне…

(Помогает Гертруде одеться, причёсывает её)

Ну будет, ангел мой, глаза утри - ты зла не делала,

ну посмотри, как мир хорош и ясен. Напрасен твой страх -

спокойней, право, будь, и не забудь надеть рубины…

Акт пятый

Состоит из четырёх кратких картин, которые сменяют друг друга, поворотами сцены на глазах зрителей.

Картина первая.

(дом Полония)

Марцелла (плачет):

Садовник сказывал - она, была как лилия бела…

и безмятежна, как ребёнок: во сне раскинулась,

не смяв постель пруда… - там без труда её нашли…

Корнелия:

Я не пойму: ну почему так много бед

обрушилось Лаэрту вслед на этот дом…

Когда кругом так много горя, нищеты,

удар безжалостной судьбы благополучия плоды

враз уничтожил, а была, казалось, счастлива семья…

Марцелла:

Хозяин был… уж лучше нет - хоть обойди весь белый свет,

не сыщешь благородней (в сторону) дождётся преисподней

губитель… (шёпотом) Как сказывал приятель садовника -

моряк, что прибыл утром вместе с сыном хозяина покойного,

наш Гамлет нынче в Англии и, будто бы, кутит: пьёт, буйствует

с Горацио - дружком… Видали в кабаке дешёвом их датские матросы.

С носом, верней, без головы остались Розенкранц и Гильденстерн -

да, казнены любители щипать по уголкам. И поделом, хотя и жалко,

особенно, второго - был пригож, на короля покойного похож…

Корнелия:

Марцелла, готово платье? Под венец нам не пришлось

Офелию одеть (плачет), так, в гроб, положим…

Марцелла:

О Боже, готово всё к примерке…

Корнелия:

Что… примеривать… теперь, когда отрезан колос…

Ей в волосы вплети те жемчуга,

(плачет) носить что не успела…

Ты помнишь ли, Марцелла?

Марцелла:

Да, помню, хоть и вечность прошла с тех пор…

Корнелия:

Укор во всём я слышу…(уходит)

Марцелла:

Тише! Лаэрта голос - как он в гневе страшен…

(растерянно)

Хозяином будет - забудет что обещал приданое,

а на бедной садовник не женится - будет любовник,

а значит вор, и пустой разговор о чести…

не быть нам по-божески вместе…

В Дании мужчины - все доблестны до половины,

да той, что ближе к земле, оттого у них и растут рога,

- для другого голова не годна…

(убирает, припевая)

Говорит она ему: ты ведь обещал:

в жёны взять меня, когда на постели смял…

А в ответ: была б женой, да легла ты спать со мной…

Картина вторая.

(Комната Гертруды)

Рейнальда:

Что будет с Данией? Со мной…

Рок правит жизнью и судьбой: смеётся?

Или… это суд? - возмездие, но в чём вина?

Гертруда выпила до дна свою покорность, затем страсть,

ужас прозрения и… яд… - вот жизнь её… Не помогло

смирение, протест - вино отравлено давно…

Злодей ли Клавдий… иль рука бездумная - палач…

Так плачь, о Дания - бедняжка… -

бродяжка и то не так жалка:

комок земли, камней прибрежных,

воды и холода, ветров, жилищ убогих, зыбких снов…

( машинально убирает, напевает)

“Саван бел, как горный снег,

цветик над могилой…

Он в неё ушёл навек

Не оплакан милой…”

Вот песенка привязалась… Откуда только?

Я надеюсь, что всё будет хорошо. Надо только быть терпеливой.

Картина третья.

Бродячие актёры, с ними Марцелла - она вешает бельё… Мимо проходит Актёр и хлопает её по заду…

Первый Актёр:

Какой чудовищный финал у этой истории - нам так никто и не заплатил!

(картинно) :”Ужас, ужас, ужас!”

Второй Актёр:

Ну, кое-что ты, приятель, всё же, прихватил с собой… (смеётся)

Первый Актёр

Ты о чём?

Второй Актёр:

О Марцелле: славная девушка - работящая.

Первый Актёр:

Славная, да не девушка… пусть работает…

Режиссёр:

Чёрт побери! Они нас обставили, но это была отличная игра в поддавки: в центре: Герой и Злодей, вокруг - Простаки. Ах, какой простор для режиссуры! Особенно, в будущем: Гамлета может играть женщина, лучше голая, Полоний исповедует Буддизм, Розенкранц и Гильденстерн - голубые - ах!!!

Офелия - в сцене безумия - прыгает на батуте… теряет корсет и все видят, что у неё…

Первый Актёр:

(второму)

Ну всё, поехал, теперь и ужина не будет… Нет, так жить невозможно…

Эй, Марцелла, пойдёшь со мной?

Марцелла

Пойду…

Картина четвёртая.

Сцена крутится, открывая “кулисы”: лестницы, верёвки, шпаги свалены в кучу, как дрова, корона висит на гвозде, гроб, трон и какие-то другие части декораций, через которые, пробираясь идут Актёр с Марцеллой….

Конец.

©2000 Татьяна Ахтман

URL: http://www.oocities.org/SoHo/Workshop/7489/litera/index.html

e-mail: akhtman@hotmail.com

Akhtman Tatiana, Livna - 70, 90411, Israel.

tel. 07-9957475