ПИСЬМО ПЕРВОЕ
Привет!
Коли народу так интересно, могу поведать историю,
которая произошла со мной не далее как этим летом.
Отдыхал я, значить, на Украине. Где - неважно. В среднем
таком городишке, не большом - не маленьком, но знакомом и любимом. И случилось
тама такое несчастье, что погиб мой друг-корешок. Точнее погиб он без меня еще,
а тут как я приехал 40 дней прошло. И собрались мы друзья, подруги на кладбище.
Родные естессна в первую очередь. Траур общий, ну оно и понятна, Славку все мы
любили, душевный был человек. После первых заупокойных рюмок, тостов и речей толпа,
а нас довольно много собралось, разбрелась по столикам приткнутым к окрестным
могилкам. Я вдвоем с еще одним бывшим одноклассником тоже себе столик на отшибе
облюбовали и с бутылочкой уединились. Мы с ним, наверна, самые близкие Славкины
друзья были и нас потому никто не трогал.
Сидим, поминаем. А тут пацан к нам подходит лет 11-12.
С пакетом всяких печений и пирожков. Типичный собиратель кладбищенских поминальных
подношений. "Дяиньки! Дайте закурить!". Я ему строго так - "Изыди! Мал еще!".
Он вроде как отошел, но все равно среди нашей толпы крутился, пирожки собирал.
И чем-то он привлек мое внимание. Черт его знает! Что-то
неуловимое. Не могу сказать. Я бы его сразу не прогнал бы если б корешок мой рядом
не сидел. Лучше было сразу пацана отогнать пока на подзатыльник не нарвался или
что похуже. Друган мой был явно в депрессии. А потом уж, когда расходиться
все начали я сзади к пацану подошел, развернул к себе и пару сигарет ему протягиваю.
"Пасиба, дядя!"
"Тебя, что дома не кормят", спрашиваю, на пакет его тыкая.
"Нет,- грит, - а еще я для сестренки собираю".
"А кой тебе годик?"
"Тринадцать".
Смотрю я на него, не тянет на тринадцать никак. Худенький,
шортики или на вырост или скорей всего чьи-то донашивает. И тута я понял, что
меня в нем зацепило! Что-то такое в глазах, безысходное что-ли, типа "будь что
будет, а хуже не будет".
Ну вот так и поговорили.
А я понял для себя, что хочу мальчика приласкать,
погладить, приятное ему что-то сделать. Черт его опять же знает! Сложная штука
психология, в самом себе не разберешься тут. С детства меня привлекали брошенные
щенки, котята и всякая тварь неухоженная. А на хозяевых любимцев плевал я презрительно.
Ну и тут такая же история.
И пошел я на следующий день опять туда. На этот раз
один. Пришел, сел за столик у знакомой могилки, достал пузырь вина крепленого
и в печаль погрузился. Через полчаса где-то появляется мой старый знакомый. И
опять "Дядь, дайти закурить". Я ему: "Ходи сюда, юноша, садись, погрустим
вместе". Подошел, сел, закурили. За жизню поговорили. Я ему про то, что
вот друга похоронил. Он мне про то, что отец жизни не дает. О том как пропитание
сам себе добывает и т.д. Вовкой его, ксатати кличут, как оказалось.
А потом и грит: "А вы мне, дядь, тож плесните за вашего
друга выпить!"
Я так посомневался и говорю: "Не-е! Народ ходит! Ты хочешь, чтобы меня тут же
и повязали за спаивание несовершеннолетнего?"
"Да не-е-е, я быстро глотну, не увидит никто".
Но я непреклонен, нет и все. Потом сдаюсь. Пошли, говорю,
в тот лесочек, посидим гденить под кусточком. Уламывать не пришлось,
однака. Пошли. А лесочек хоть и небольшой, но густой, заросший. Пробрались через
кусты на какое-то подобие полянки. Постелили на землю я свою штормовку, а он свою
кацавейку (а дождило утром немножко, потому снаряженные мы слегка были).
"Ладна, - говорю, - портвешок ты допивай, а у меня чекушка еще есть". А портвешка
там где-то полбутылки 0,7 оставалось. Ну и расплескали. Видно, как захорошело
ему тут сразу с первых же полстакана. Откинулся на мою штормовку и сигарету потянул.
А я ж пачку выложил, вроде как для совместного использования. И ноги в коленках
раскинул.
Тока вижу я яйчишки у него мелькнули из под шортиков. Шорты-то
широкие, ну почти юбочка, не прикрывают снизу ничего, а трусы на одну сторону
съехали. Ну сидели мы так курили, а потом я ну не удержался и ладонь ему сначала
на коленку положил, а потом провел по всей ноге и яички ему погладил. И жду реакции.
А он хихикает.
- Ой, - говорит, - щикотно.
Тут я совсем осмелел и руку ему под трусы просунул. Только
нащупал его мягенький писюнчик, как тот враз подпрыгнул и в ладонь мне головкой
уперся. А Вовка все хихикает и бедрами виляет, извивается. Я ему и говорю. "Слышь,
Вовка, - давай, пока мы эти пузырики
допьем, ты голышком поваляешься?". Пацан немного затих, обдумывает, чего эт ему
такое предлагают? А я все в трусах ему поглаживаю. Он и спрашивает наконец: "А
че делать будете?"
Я ему: "Да не бойсь, ничего не буду. Ну разве массажик легкий, поглажу маленько.
А потом когда пойдем я те нераспочатую пачку Пэл Мэла оставлю и вот это" - достаю
другой рукой из кармана синий уголок десятки. А десятка по тогдашнему курсу это
тридцатник наш расейский или 5 баксов, короче.
Ну тут у него вроде как нерешительность пропала. "Лана", - говорит.
Я руку вынул у него из под промеж ног, сам ему шортики расстегнул и стянул совсем
вместе с трусами. А покуд он футболку стягивал я расплескал еще по очереди
в пластиковый стаканчик: себе из чекушки, а Вовке портвешка. Шоколадкой
закусили. Я ж шоколадку с утра купил специально на случай, если его встречу. Потом
закурили еще. Он снова на мою штормовку откинулся. А я ему ноги в коленках подогнул
и раскинул в стороны. У него торчал все это время, аж в живот упирается. Я в руку
его членик взял - как раз в ладонь умещается, тока головка выглядывает. Он снова
захихикал. А я поглаживать ему мягко так начал: с письки на яички и обратно.
Вовка взвизгивает время от времени, но весело так взвизгивает. Так и просидели
мы с ним около часа. Точней он больше пролежал. Я как-то разок к его отростку
губами приложился, дык он ваще весь заизвивался и заверещал.
"Щикотно!!!" - орет. Ну я больше и не повторял сей эксперимент. Так просто
гладил его все это время, а он лежал и мурлыкал.
Вот собственно и вся история. Распрощались мы потом с Вовкой.
Он убежал, придерживая карман с заветной десяткой, а я пошел своей дорогой.
Заходил я еще пару раз на кладбище, но Вовку больше не встречал.
Теперь мож следующим летом доведется.
Пока.
Серж Анонимус.
