В 1973 я с помощью родителей поменял кв-ру в Магадане на меньшую, но на юге, в Кишиневе. После севера это был рай: тепло, фрукты, а, главное, что сказалось уже потом, немного другой менталитет, чем в России. Советы здесь были не 56 лет, а 29 и почва для махрового великорусского шовинизма, который все еще царствует на просторах России, здесь была не достаточно унавожена. В Кишиневе проживало в то время 40% русских на 40% молдован. Подавляющего большинства господствующего в СССР народа здесь не было. Это мне очень помогло избавиться от предрассудков и понять позицию других.
"Что за дом притих, погружен во мрак,
На семи лихих, продувных ветрах,
Всеми окнами обратясь в овраг,
А воротами на проезжий тракт?
Эх, устал я устал, а лошадок распряг.
Эй, живой кто-нибудь, выходи, помоги!
Никого, только тень промелькнула в сенях
Да стервятник спустился и сузил круги..
В дом заходишь, как все равно в кабак.
А народишко — каждый третий — враг.
Своротят скулу — гость непрошенный.
Образа в углу, и те — перекошены.
И затеялся смутный, чудной разговор,
Кто-то песню стонал да гармошку терзал
И припадочный малый, придурок и вор,
Мне тайком из-под скатерти нож показал.
Кто ответит мне, — что за дом такой?
Почему во тьме, как барак чумной?
Свет лампад погас, воздух вылился.
Али жить у вас разучилися?
Двери настежь у вас, а душа взаперти.
Кто хозяин здесь ? Напоил - бы вином...
А в ответ мне, — Видать был ты долго в пути
И людей позабыл. Мы всегда так живем.
Травы кушаем, век на щавеле,
Скисли душами, опрыщавили,
Да еще вином много тешились,
Разоряли дом, дрались, вешались...
Я коней заморил, от волков ускакал,
Укажите мне край, где светло от лампад,
Укажите мне место, какое искал,
Где поют, а не плачут, где пол не покат, —
О таких домах не слыхали мы,
Долго жить в потьмах привыкали мы.
Испокону мы — в зле да шепоте,
Под иконами в черной копоти, -
И из смрада, где косо висят образа,
Я, башку очертя, шел, свободный от пут,
Куда ноги вели и глядели глаза,
Где не странные люди, как люди живут.
Сколько кануло, сколько схлынуло,
Жизнь кидала меня, не докинула.
Может, спел про вас неумело я,
Очи черные, скатерть белая."
1975 год. Ура, разрядка. Через год заручившись характеристикой (?), я пошел в райком КПСС (?) подавать документы на поездку в Югославию. Секретарша с министерскими амбициями сразу же нашла несоответствие: я проработал на заводе менее года и поетому моя характеристика недействительна. Я показал ей ранее с помпой опубликованный акт из Хельсинки, где стояло: "...облегчить выезд...". Она нехотя приняла документы. Через некоторое время я пришел на комиссию, меня стали убеждать в моей неустойчивости, что подойди ко мне западный шпион и я не устою. В ответ я сослался на презумпцию невиновности. От этих слов присутствующий полковник милиции вскочил и пытался меня доставить куда следует. Его успокоили, а меня стали дальше о чем-то спрашивать. Я сказал, что дальше продолжать не нужно, т.к. итог ясен.
Тогда все старались избегать называть "город Петра" Ленинградом. Итак я работал в кооперативе в бывшем доме уважаемого мной писателя Н.Е.Салтыкова-Щедрина. Бухгалтером у нас была дочь атамана Семенова (как она мне рассказывала), а шефом славный М. Березин ( Миша, я надеюсь тебе не очень досталось за мой побег, но я ведь не скрывал, что готов бежать хоть в трусах). Я упорно искал контактов. Когда я уставал от постоянных Ильичей, красных флагов и обилия военных на улицах (? — "нет, ребята, все не так..." — пел В.Высоцкий), я уезжал на пару дней (особенно 7-8 ноября) в тихую Литву, где уже начиналось. Там в местной газете я нашел обьявление одного норвежца, он прислал деловое приглашение. К этому времени моя жена и сын были уже несколько месяцев в Италии. До этого я просил помощи в выезде у многих, начиная от диссидентов и кончая консулом ФРГ, международной организацией по правам человека (UNHCR) в Вене. В промежутках я писал телеграммы в Кремль (терпеливые — загляните файл : 165 КБ ) ),за что меня дважды вызывали куда следует.
По совету депутата Верховного Совета от Армении я в мае 1990 прекратил "осаду" Кремля. Тогда же я получил аудиенцию у спецкора БиБиСи у него на даче в Комарово. Он был того же мнения: выехать можно только легально. Но как? В ОВиРе меня уже хорошо знали. К счастью существовала еще одна фантастическая возможность — через МИД.
После получения приглашения я заплатил 304 р. за оформление заявления по срочному тарифу. Но вместо 7 дней разрешение от КГБ я получил (за невозвращение в СССР полагалось от 10 лет до расстрела с конфискацией см. УК РСФСР (56КБ) на короткую командировку через 42 дня. И то лишь после письменного обращения моего норвежского друга в адрес мэра Ленинграда А. А. Собчака. С Анатолием Александровичем я встречался в сауне в Паланге. Теперь он сам изгнанник (или беженец?).
Copyright © 1998 Valerij Sologubenko