Алексей Константинович Толстой
(
5.09.1817-10.10.1875)Эта поэтическая страница посвящается 125-летию памяти Алексея Константиновича Толстого - замечательного русского поэта ХIХ века, золотого века нашей русской литературы. Несмотря на то, что уже более ста лет не сходит с театральной сцены его драма “Царь Федор Иоаннович”; несмотря на то, что почти половина стихотворений Толстого поется на музыку Чайковского, Мусоргского, Римского-Корсакова, Балакирева, Рахманинова, Листа и многих других; несмотря на то, что почти все читали Козьму Пруткова, в сочинениях которого Толстой принимал участие, - несмотря на все это, поэта Алексея Константиновича Толстого мы знаем очень и очень плохо.
Тонкий лирик, автор замечательных поэм, мастер сатиры и юмора, Толстой является создателем и крупнейшим представителем национальной (в духовном и идеологическом значении этого слова!) поэзии. Не срифмованных лозунгов и манифестов, а именно поэзии, действующих на людей культурных куда сильнее манифестов и лозунгов, тем более, что сам Толстой был противником политизированного искусства.
Видимо, именно идеологические воззрения А.К .Толстого и стали причиной такого забвения его творчества. Далекий и от славянофилов, и от западников тех лет, Толстой как бы выпал из главного течения тогдашней общественно-политической жизни, а его участие в политике официальной (с 1840 по 1861 гг. Толстой служил во Втором отделении Собственной Е.И.В.Канцелярии, ведавшим законодательством) сделало его “нечистым” в глазах уже пораженной смертельным недугом антинациональности “разночинной” интеллигенции. Для тех, кто высшим достижением разума считал западные газеты, Толстой, ушедший добровольцем на Крымскую войну, был презираемым государственным чиновником. Подполковник и флигель-адъютант Толстой приглашался его товарищем по детским играм - Императором Александром II - на крупные должности, но в 1861 году добился своей отставки, считая. что приносить пользу Отечеству должно на своем месте - в данном случае на месте писателя.
Воззрения Толстого, далекие от западничества и славянофильства, проявились в его исторических былинах, балладах и песнях. Толстой почитал идеалом Киевский период Русской государственности, видя в нем сочетание монархических и народоправных начал, сильной власти и широких прав подданных, отсутствия жестких “классовых” различий и сословной структурированности общества. То есть Толстой был, по существу, единственным представителем политического (поэт Толстой!), т.е. приспособленного к
жизни, консерватизма, в отличие от чисто идеологического консерватизма тогдашних славянофилов. Неудивительно, что признание творчества Толстого, о котором почти забыли на десять лет после его смерти, пришлось именно на правление Императора Александра III - первого русского националиста на троне. Сам граф Толстой до этого, к сожалению, не дожил.Сегодня поэтическое наследие замечательного русского поэта с новой силой обретает своевременность. Опять поганые на Русь раздор и смуту принесли.
Каким былинным стилем изобразил эти раздоры Алексей Толстой в стихотворении “Правда”. Вдумайся, дорогой читатель, в родные каждому русскому сердцу “Колокольчики мои, цветики степные!”. Это не романс, не песня, - это гимн нашему русскому единению! Это радость киевских витязей, приглашающих Владимира Мономаха на Великое Княжение в Киеве. Это гимн Владимиру Мономаху, собирателю Земли Русской!
“Наша кровь едина!”
- это крик через века к русичам Киевским, этим “иванам, не помнящим родства”.
Колокольчики мои
Колокольчики мои,
Цветики степные!
Что глядите на меня,
Темно-голубые?
И о чем звените вы
В день веселый мая,
Средь некошеной травы
Головой качая?
Конь несет меня стрелой
На поле открытом,
Он вас топчет под собой,
Бьет своим копытом.
Колокольчики мои,
Цветики степные,
Не кляните вы меня,
Темно-голубые!
Я бы рад вас не топтать,
Рад промчаться мимо,
Но уздой не удержать
Бег неукротимый!
Я лечу, лечу стрелой,
Только пыль взметаю,
Конь несет меня лихой,
А куда - не знаю!
Он ученым ездоком
Не воспитан в холе,
Он с буранами знаком,
Вырос в чистом поле,
И не блещет как огонь
Твой чепрак узорный,
Конь мой, конь, славянский конь,
Дикий, непокорный!
Есть нам, конь, с тобой простор!
Мир забывши тесный,
Мы летим во весь опор
К цели неизвестной!
Чем окончится наш бег?
Радостью ль? Кручиной?
Знать не может человек -
Знает Бог единый!
Упаду ль на солончак
Умирать от зною?
Или злой киргиз-кайсак,
С бритой головою,
Молча свой натянет лук,
Лежа под травою,
И меня догонит вдруг
Медною стрелою?
Иль влетим мы в светлый град
Со кремлем престольным?
Чудно улицы гудят
Гулом колокольным,
И на площади народ,
В шумном ожиданье,
Видит: с запада идет
Светлое посланье.
В кунтушах и в чекменях,
С чубами, с усами,
Гости едут на конях,
Машут булавами,
Подбочась, за строем строй
Чинно выступает,
Рукава за их спиной
Ветер раздувает.
И хозяин на крыльцо
Вышел величавый;
Его светлое лицо
Блещет новой славой;
Всех его исполнил вид
И любви и страха,
На челе его горит
Шапка Мономаха.
“Хлеб да соль! И в добрый час! -
Говорит державный, -
Долго, дети, ждал я вас
В город православный!”
И они ему в ответ:
“Наша кровь едина!
И в тебе мы с давних лет
Чаем господина!”
Громче звон колоколов,
Гусли раздаются,
Гости сели вкруг столов,
Мед и брага льются,
Шум летит на дальний юг
К турке и к венгерцу -
И ковшей славянских звук
Немцам не по сердцу!
Гой вы, цветики мои,
Цветики степные,
Что глядите на меня,
Темно-голубые?
И о чем грустите вы
В день веселый мая,
Средь некошеной травы
Головой качая?
Конец 1840-х годов.
Правда
Ах ты гой еси, правда-матушка,
Велика ты, правда, широка стоишь!
Ты горами поднялась до поднебесья.
Ты степями, государыня, раскинулась,
Ты морями разлилася синими,
Городами изукрасилась людными,
Разрослася лесами дремучими!
Не объехать кругом тебя во сто лет,
Посмотреть на тебя - шапка валится!
Выезжало семеро братиев,
Семеро выезжало добрых молодцев,
Посмотреть выезжали молодцы,
Какова она, правда, на свете живет.
А и много про нее говорено,
А и много про нее писано,
А и много про нее лыгано.
Поскакали добры молодцы,
Все семеро братиев удалыих,
И подъехали к правде с семи концов,
И увидели правду с семи сторон.
Посмотрели добры молодцы,
Покачали головами удалыми,
И вернулись на свою родину.
А вернувшись на свою родину,
Всяк рассказывал правду по-своему:
Кто горой называл ее высокою,
Кто городом людным торговыим,
Кто морем, кто лесом, кто степию.
И поспорили братья промеж собой,
И вымали мечи булатные,
И рубили друг друга до смерти,
И, рубяся, корилися, ругалися,
И брат брата звал обманщиком.
Наконец, полегли до единого
Все семеро братьев удалыих.
Умирая ж, каждый сыну наказывал,
Рубитеся, наказывал, до смерти,
Полегти за правду, за истину.
То ж и сыну наказывал...
И доселе их внуки рубятся,
Все рубятся за правду, за истину
На великое себе разорение.
А сказана притча не в осуждение,
Не в укор сказана - в поучение,
Добрым людям в уразумение.
край ты мой, родимый край
Край ты мой, родимый край!
Конский бег на воле!
В небе крик орлиных стай!
Волчий голос в поле!
Гой, ты, родина моя!
Гой, ты, бор дремучий!
Свист полночный соловья!
Ветер, степь да тучи!
КОЛОДНИКИ
Спускается солнце за степи,
Вдали золотится ковыль,
Колодников звонкие цепи
Взметают дорожную пыль.
Идут они с бритыми лбами,
Шагают вперед тяжело!
Угрюмо сдвинули брови,
На сердце раздумье легло.
Идут с ними длинные тени,
Две клячи телегу везут.
Лениво сгибая колени,
Конвойные с ними идут.
- Что, братцы, затянемте песню,
Забудем лихую беду!
Уж, видно, такая невзгода
Написана нам на роду!
И вот, повели, затянули.
Поют, заливаясь, они
Про Волги широкой раздолье,
Про даром минувшие дни;
Поют про свободные степи,
Про дикую волю поют...
День меркнет все боле, - а цепи
Дорогу метут, да метут...
Князь Михайло Репнин
Без отдыха пирует с дружиной удалой
Иван Васильевич Грозный под матушкой-Москвой.
Ковшами золотыми столов блистает ряд,
Разгульные за ними опричники сидят.
С вечерни льются вина на царские ковры,
Поют ему с полночи лихие гусляры;
Поют потехе брани, дела былых времен,
И взятие Казани, и Астрахани плен.
Но голос прежней славы царя не веселит,
Подать себе личину* он кравчему велит.
- “Да здравствуют тиуны, опричники мои;
Вы ж громче бейте в струны, баяны-соловьи!
Себе личину, други, пусть каждый изберет -
Я первый открываю веселый хоровод!
За мной, мои тиуны, опричники мои!
Вы ж громче бейте в струны, баяны-соловьи!”
И все подняли кубки. Не поднял лишь один;
Один не поднял кубка, Михайло князь Репнин.
- “О, царь, забыл ты Бога! Свой сан ты, царь, забыл!
Опричиной на горе престол свой окружил!
Рассыпь державным словом детей бесовских рать!
Тебе ли, властелину, здесь в машкере* плясать!”
Но царь, нахмурив брови: “В уме ты, знать, ослаб.
Или хмелен не в меру? Молчи строптивый раб!
Не возражай ни слова и машкеру надень -
Или, клянусь, что прожил ты свой последний день!”
Тут встал и поднял кубок Репнин, правдивый князь.
- “Опричина да сгинет! - он рек, перекрестясь.
Да здравствует вовеки наш православный царь!
Да правит человеки, как правил ими встарь!
Да презрит, как измену, бесстыдный лести глаз!
Личины ж не надену я в мой последний час!”
Он молвил, и ногами личину растоптал,
Из рук его на землю звенящий кубок пал...
- “Умри же, дерзновенный!” царь вскрикнул, разъярясь -
И пал, жезлом пронзенный, Репнин, правдивый князь...
И вновь подняты кубки, ковши опять звучат,
За длинными столами опричники шумят.
И смех их раздается, и пир опять кипит -
Но звон ковшей и кубков царя не веселит:
- “Убил, убил напрасно я верного слугу!
Вкушать веселье ныне я боле не могу.”
Напрасно льются вина на царские ковры,
Поют царя напрасно лихие гусляры.
Поют потехе брани, дела былых времен,
И взятие Казани, и Астрахани плен.
Против течения
Други, вы слышите ль крик оглушительный:
“Сдайтесь, певцы и художники! Кстати ли
Вымыслы ваши в наш век положительный?
Много ли вас остается, мечтатели?
Сдайтеся натиску нового времени!
Мир отрезвился, прошли увлечения -
Где устоять вам, отжившему племени,
Против течения?”
Други, не верьте! Все таже единая
Сила нас манит к себе неизвестная,
Та же пленяет нас песнь соловьиная,
Те же нас радуют звезды небесные!
Правда все та же! Средь мрака ненастного
Верьте чудесной звезде вдохновения,
Дружно гребите во имя прекрасного,
Против течения!
Други, гребите! Напрасно хулители
Мнят оскорбить нас своею гордынею!
На берег вскоре мы, волн победители,
Выйдем торжественно с нашей святынею!
Верх над конечным возьмет бесконечное!
Верою в наше святое значение
Мы же возбудем течение встречное
Против течения!
Граф А. К. Толстой
(5.09.1817-10.10.1875)