Александр ВОЛКОНСКИЙ
Историческая правда и украинофильская
пропаганда
Предисловие
князя Волконского
Слово "Украйна"
Русские
княжества, не Украйна
Слово
"Рутения"
Слово
"Россия"
Разорение Киева князем Суздальским в 1169 году
Великороссы, малороссы и белорусы
Великороссы
Малороссы
БелорусыКому принадлежат черноморские
степи? Россия и
Азия Завоевание степи.
Роль Москвы Роль
Левобережной Украйны
Правобережная Украйна
Запорожцы
НовороссияКультура общерусская, а не
украинскаяСовременное положение вопросаПриложение 1 Дополнительные данные по
терминологииПриложение 2 Еще о единстве домонгольской РусиПриложение 3 Справка о художниках-малороссахПриложение 4 К характеристике украинофильской
пропаганды
Нынче многие ругают украинский национализм. Ругают и умно, и зло, и
правильно, но... Васька слушает и ест. Почему же критика не убивает наповал,
хотя клиент и сам уж дышит на ладан? Видимо, отчасти потому, что она редко
опирается на добротный исторический фактаж. К сожалению, факты, имеющие
отношение к господствующей идеологии, стали таким же дефицитом, как и во времена
строительства коммунизма. Нынешний тоталитарный строй взял эстафетную палочку у
прежнего и помчался дальше.
Предлагаемое сочинение князя Александра
Волконского было издано давно, еще в 1920 году в Турине. Оно вышло на чужбине,
потому что автор осуждал "украинофилов". Во времена официально
признанного интернационализма, когда, тем не менее, и тайно, и явно поощрялся
украинский национализм, у его книги на родине не было никаких шансов явиться
пред очами читателя. Идеологическая цензура работала исправно, впрочем, как и
сейчас. Вроде бы система изменилась, но по-прежнему дает все тот же результат:
книги, подобные нашей, в современной Украине не издаются. Наше издание - не в
счет, это исключение, а не правило. Хватит ли нас на большее, покажет жизнь.
Приступая к чтению книги князя Волконского, следует обратить внимание на
особенности так называемого украинского национализма. Это течение весьма
разнородно, но его основная и самая влиятельная часть с национализмом имеет
сугубо внешнее сношение. По сути, это подлог, некий эрзац, использующий
фразеологию и взрывчатую энергию национализма для целей, лежащих за границами
украинской идеи как таковой. Ибо ядром данного течения является чужеродная и
чужеземная идеология, а его адепты, от Мазепы до Черновила, строят личную
карьеру под крышей иностранных государств: Швеции или Польши, Германии или
Австро-Венгрии, США или Канады и т. д.
По определению, националист не
может быть врагом своего отечества. Между тем гетман Мазепа, награжденный Петром
Великим орденом Иуды, воевал на стороне Карла XII против своих же
братьев-славян. То же самое делали и бандеровцы, ожидавшие благодарности со
стороны Гитлера. Пожалуй, самое грандиозное предательство совершают нынешние
эрзац-националисты (руховцы, куновцы и др.), помогающие Западу проводить
колонизацию Украины и вовлекающие ее в НАТО, чтобы на века побить горшки с
Россией и эту бесконечную вражду, как политический капиталец, заложить
Западу.
Украинский национализм точнее называть сепаратизмом, ибо речь
здесь идет об отторжении от славянского мира и подчинении Западу исконно русских
земель (имеющих триединое название: Малая Русь, Белая Русь и Великая Русь).
Именно сепаратистская цель служит идеологам эрзац-национализма своеобразной
матрицей для создания всевозможных мифов. Пожалуй, базовый миф - утверждение,
будто украинские и русские представляют разные народы, между которыми лежит
пропасть. Существует множество карикатурных "теорий", постулирующих
такого рода различия в антропологическом и историческом планах. Например, в
"научных" монографиях обсуждается новый, совершенно неизвестный науке
народ - "укры", якобы предки нынешних украинцев. Понятное дело, что
русские к ним не имеют никакого отношения: они произошли, по этой
"теории", от угро-финнов и татар. Само собой разумеется, что укры (т.
е. украинцы) намного древнее русских, причем они всегда враждовали между
собой.
Даже генетически украинцы и русские не имеют точек
соприкосновения. Например, читатели недавно изданной книги Павла Штепы
"Московство" никогда не забудут сногсшибательное утверждение автора о
том, что московский народ "суто азiйський", ибо все азиаты имеют кровь
группы "В", а украинцы, как истинные индоевропейцы, имеют более
благородную кровь - группы "А".
Миф о полярной
противоположности украинцев и русских создается и в области языка. Известно, что
в начале века по заданию австрийских властей "ученый-изобретатель" М.
Грушевский работал над созданием "научного" украинского языка. Методы
были простые и надежные: нужно было избавиться от русских слов и заменить их
польскими. Следует заметить, что данная работа не могла быть закончена небольшой
группой "исследователей" под руководством Грушевского: уж слишком
глубоки и обширны были связи между братскими языками. Поэтому и в наше время
продолжаются попытки выскоблить из "ридной мовы" клятые москальские
слова, прикипевшие за тысячи лет общей жизни народа. Например, если в учебнике
цитируется какой-либо украинский классик, несознательно использующий такое
слово, как "совет", то автор-методист напишет в примечании: устар.,
лит.: "рада" (ибо по-польски rada), а если классик скажет
"слав’янський", то в примечании будет сказано: лит.:
"слов’янський" (ибо по-польски slowianski). Любопытно, что даже
в качестве синонимов русские слова не допускаются на праздник ополяченной
словесности.
Кипит работа и в области других социогуманитарных наук.
Целая армия наскоро испеченных за годы "независимости" академиков и
профессоров поправляет прежнюю науку в соответствии с упомянутой выше
геополитической задачей. Их мифическая продукция широким и могучим потоком
растекается по всей территории Украины. В условиях идеологического потопа трудно
отыскать клочок твердой земли, на которой мог бы стоять человек мыслящий и
критически воспринимающий новые мифы и нынешний бедлам.
Книга князя
А. Волконского является таким клочком твердой земли. Главное, она предоставляет
факты, как пищу для размышлений. Она, безусловно, предназначена для людей,
интеллектуально и идеологически здоровых. Национально озабоченный книгочей, взяв
ее в руки, только осердится и зря потратит время и нервы. Читатель
противоположного типа не обязан во всем соглашаться с автором, но он будет, как
нам кажется, благодарен ему за остро современную книгу, написанную почти 80
летназад.
Александр Базилюк, староста Конгресса Русских
Общин
Украины
Предисловие
князя Волконского
Одно из наиболее неожиданных явлений, вызванных
мировой войной, - украинский сепаратизм. Подготовленное нашими противниками, но
нежданное даже для нас, русских, явление это застало западноевропейское
общественное мнение совершенно врасплох. На страницы газет Запада ворвались
небывалые названия - ucraini, ruteni, lituani, piccoli, grandi e bianchi russi -
и ряд голословных утверждений о том, что в древности юг России жил отдельной
жизнью, что Киев был столицей не России, а какой-то Рутении, что в XVII веке
существовало независимое казачье государство (stato Cossaco). Читатели не знали,
как относиться к этим заявлениям. Одни поверили в существование украинского
народа и в естественность освобождения его, наряду с польским, от иноземного -
русского - господства. Другие с недоумением спрашивали себя: "Что это за
тридцатимиллионный народ, живущий не где-то в безбрежных пространствах Сибири, а
по соседству с Австрией? На его территории лежит хорошо известный нам Киев и
будто бы также и Одесса, столь легко нам доступная. Как же мы ранее никогда не
слыхали о его существовании?"
Есть люди, которые все еще верят, что
вильсоновский принцип самоопределения народностей может пройти в жизнь во всей
своей теоретической чистоте. Мы, напротив, убеждены, что при практическом
осуществлении этого принципа в бывшей Российской империи племенное начало
потеряет свое исключительное значение: противовесом ему явятся иные факторы
(экономическая выгода, необходимость совместной обороны от германского мира,
вековой навык к общей жизни с русским народом и пр.); мы думаем, что обособление
даже неславянских частей России, как-то: Литвы, Эстляндии или Грузии, примет в
конечном выводе смягченную форму местной автономии.
Но станем на минуту на
вышеуказанную точку зрения чрезмерно теоретичных людей; тогда относительно
Украйны явится следующая дилемма:
- если украинский народ действительно
существует и живет столетиями под гнетом северной России, то будущее его
определено: подобно другим "угнетенным", он должен образовать
независимое государство - конечно, в пределах своих истинных, а не
преувеличенных этнографических границ;
- если же, напротив, малороссы
(украинцы) лишь ветвь единой русской народности, отличающаяся от великорусской
ее ветви небольшим различием в языке (различием, создавшимся на глазах истории)
и подробностями обычаев; если в известные периоды существования этой ветви
судьба ее, в силу внешних, международных условий, слагалась отлично от судьбы
остальной России; если к тому же Украйна, оторванная от единого русского тела,
никогда самостоятельной не была - то выделение ее в отдельное государство было
бы
не осуществлением национального принципа, а нарушением
его.Национальное начало выразилось ныне не в выделении составных
частей больших народностей, а в достижении каждой из этих народностей полного
единства. Новые славянские государства объединяют единоплеменные народности
разных наречий и даже языков; побежденная Германия - и та на пути достижения
полного национального объединения; Италия блестяще завершила свое единство; было
бы по меньшей мере нелогично, если бы для русского народа национальная идея
выразилась в отделении его Mezzofiorno (бытовое название юга Италии - Ред.).
Автор задался целью проследить историческую судьбу юга России, дабы,
основываясь на неоспоримых свидетельствах первоисточников и суждениях столпов
русской историографии, представить западноевропейскому читателю очерк
действительных взаимоотношений южной и северной части России и дать ему материал
для разрешения вышеуказанной дилеммы. Выполнение этой задачи должно было
слагаться:
1) из рассмотрения периода
дотатарского, то есть периода первоначального единства России, который
закончился отторжением Южной и Западной Руси татарами, Литвой и Польшей и
зарождением в единой русской народности малороссийской ее ветви;
2) из изложения событий XVI и XVII веков, то есть того
периода, когда Малороссия (Украйна), входившая в состав польского государства,
боролась за свою независимость и который завершился добровольным возвращением ее
в лоно единой России;
3) из характеристики
украинского литературного движения во второй половине прошлого века и
германо-австрийской работы, направленной к отторжению от России ее юга.
Очерк первого периода (по болезни автора) запоздал почти на год; дальнейшее
промедление лишило бы нашу работу всякого практического значения; приходится
спешить с изданием хотя бы этого первого очерка. Чтобы дать скорее хотя и не
вполне разработанный, но более полный ответ на поставленный выше вопрос, мы
нередко выходим за грань избранного периода; в этих случаях мы вынуждены
ограничиться самыми общими данными; читатель заметит, конечно, что слегка
публицистический оттенок этих отступлений ничуть не нарушает строгости метода,
принятого при исследовании вопросов периода домонгольского.
Таким образом,
настоящий очерк обнимает дотатарский период русской истории и посвящен разбору
фантастического утверждения о существовании Украйны с IX по XIII век; вместе с
тем он дает в самых общих чертах фактический материал и для освещения
украинского вопроса в позднейшие века.
Мы старались ограничиться возможно
меньшим числом географических имен: любой школьный атлас достаточен, чтобы
следить за изложением.
Неясность терминологии всегда выгодна для тех, кто
защищает какое-либо неправильное положение, и мы начнем с выяснения точного
значения этнографических наименований, имеющих отношение к нашей теме.
1.Слово
"Украйна"
Русское слово "украйна"
(польское ucraina) означает "пограничная земля" (по-итальянски paese
di confine); русское прилагательное "ucrainij" означает "то, что
лежит у края, близ грани". Очень знаменательно это значение слова, ибо
ясно: то, что именуется Украйной, не есть нечто самостоятельное; такое название
может быть дано известной местности лишь извне, правительством или народом,
рассматривавшим эту местность как некий придаток к своему государству. И
действительно, для Литвы киевские земли стали украйной (южной) со времени
завоевания их ею в конце XIV века; для Польши - украйной (восточной) со времени
объединения Литвы и Польши во второй половине XVI века; для Московской Руси -
украйной (юго-западной) со времени присоединения Малороссии в середине XVII
века. Вряд ли наименование Украйна найдется в памятниках
ранее конца XIV века. У Московской Руси были и другие украйны - те
земли, которые лежали у границы донской и нижне-волжской степи, занятой
татарскими кочевьями. Граница эта (насколько вообще можно говорить о степной
границе в XIV-XVII веках) постепенно, ценой тяжких столетних усилий, подвигалась
на юг; соответственно менялись и земли, к которым прилагалось название украинных
(Читаем в Новгородской летописи под 1517 годом: По
королеву совету Жигимонтову приходиша крымские татарове на великого князя
украйну около города Тулы...без пути начаша воевати". В 1580 году
вследствие тревожных известий государь распределяет, "как быть воеводам и
людям на берегу | то есть по Оке| по украинским городам от крымские украины и от
литовской" |Древняя российская вивлиофика, XIV,368| . В 1625 году из Валуек
|на юге нынешней Воронежской губернии| пишут, что чают "приходу татар на
наши украйны"; об этой опасности царская грамота тотчас же сообщает
воронежским воеводам |Книги разрядные. I, 1063, 1106, 1133; Воронежские акты.
1851. I,120). Подчеркнутые имена дают представление о постепенном продвижении
московской границы за эту сотню лет на юг. Подобные цитаты можно было бы
привести в изобилии). Заметим, что
прилагательное "украинный" применяется вовсе не только к Южной России:
классический "Толковый словарь русского языка" Даля (издание 1865 г.),
объясняя это слово, приводит такие примеры: "Сибирские города встарь
зывались украйными. А город Соловецкой место украинное" (Во сибирской во украйне, Во даурской стороне... - начинается
народная песня про реку Амур, то есть песня, сложившаяся не ранее конца XVII
века).
Ввиду такого значения слова "украйна" применение
его к пространству теперешней Южной России, когда дело идет о далекой старине, о
X или XIII веке, является крупной ошибкой. Это имя тогда к этим землям не
прилагалось и прилагаться не могло, ибо значение его совершенно не подходило к
тогдашней исторической их роли: они не были окрайной, здесь лежал
государственный центр, самое ядро государства.
2.Русские княжества, не Украйна
Государство, о
котором речь, было не какая-то мифическая Rutenia или Украйна, а то русское
Киевское княжество, которое было колыбелью русского народа и русской
государственности. Здесь, на реке Днепре, на единственном для тех времен
торговом пути из Балтийского моря в Царьград, в конце IX века зародилась сила,
начавшая оружием и торговлей объединять славянские племена, которые жили в лесах
и полях бассейна Днепра. Киевский летописец монах Нестор (в середине XI века)
перечисляет имена этих племен; могу заверить читателя, что ни украинцев, ни
рутенов в списке не значится - по той простой причине, что первых тогда не
существовало, а небольшое славянское племя, коему венгры давали название
рутенов, жило за Карпатами, в семистах километрах. О князе Рюрике нет других
сведений, кроме как в русских летописях, но о его сыне, князе Игоре, имеется
свидетельство бесспорное: в 944 году между этим русским князем и императором
византийским Романом Лакапином заключен торговый договор; тщетно вы искали бы в
тексте намек на каких-то украинцев или рутенов, но зато в нем встречаются
выражения "русь" (в смысле племени), "русин", "страна
русская", "великий князь русский" (В более
древнем договоре Олега с греками (911 год) также говорится: "род
русский", "русь", "князья русские", "закон
русский", "русин", "русская земля"). Точно
также, когда в 988 году при внуке Игоря, святом князе Владимире, крестилось
киевское население, то это событие известно в древних памятниках под именем
крещения не кого-либо иного, а "крещения Руси". Когда при мудром сыне
его, князе Ярославе I (1019-1054), создавался в Киеве первый законодательный
кодекс, то он назывался не иным каким-либо именем, а Русской Правдой. Дочь
Ярослава I, вышедшая за Генриха I, короля Франции, известна во французской
истории под именем Anne de Russie. Каждый школьник в России знает, что на съезде
князей в 1103 году внук этого Ярослава, Владимир Мономах, убеждал своего
двоюродного брата "промыслить о Русской земле" и соединиться с ним
против азиатского племени половцев; тот согласился. "Великое, брат, добро
сделаешь ты Русской земле", - сказал Мономах в ответ на согласие. Ясно, что
живо уже было сознание, что земли племен Днепровского бассейна составляли нечто
целое - Русскую землю.
Этот термин -
"Русская земля" - был уже в XI веке общепринятым стереотипным
выражением и в летописи, и в иных литературных памятниках. Так, великий князь
киевский "думал и гадал о Русской земле"; дело князей "блюсти
Русскую землю и иметь рать с погаными"; если кто ослушается нашего решения,
говорит съезд князей (1097 год), то "да будет на него крест честной и вся
земля Русская"; такой-то "голову сложил за землю Русскую";
митрополит Киевский титулуется "митрополитом всея Руси" и т. д. В 1006
году немецкий миссионер Бруно гостил у святого князя Владимира; в письме к
императору Генриху II Бруно называет Владимира "Senior Ruzorum". Все
эти выражения относятся к XI и XII векам.
Но если так говорят источники, то
каким образом, спрсите вы, находятся люди,отрицающие принадлежность киевской
древности русскому народу? Партийная логика, как известно, имеет мало общего с
нормальным человеческим мышлением, а бумага, по русскому изречению, "все
терпит", особенно когда она служит для политической анонимной пропаганды,
да еще в такое бурное время, как наше. У украинофильской партии
есть свой
историк -г-н Грушевский, хорошо знакомый с фактами киевского периода. Как же
поступает он? А очень просто: в его книге (Михайло
Грушевский. Iлюстрована iстория Украiни. Киiв - Львив, 1913) слово "русский", когда дело идет об определенном
историческом событии или элементе, остается на месте;но наряду с этим он
позволяет себе обобщать все русские явления и факты, происходившие в
географических пределах позднейшей Малоросси, путем совершенно произвольного
применения к ним имен, которых в те века просто не существовало, и
имен "Украйна" и "украинский". Слагаемые и множители -
русские, а сумма и произведение - украинские. Не своеобразная ли арифметика?
Вот пример. В Киеве не было своей определенной линии князей; как будет видно
ниже, киевский престол "добывали" себе князья разных линий Рюрикова
потомства - члены единой, если можно так выразиться, всероссийской семьи. Но
какое же это древнее государство, если у него нет своей династии? Как же быть?
Опять очень просто. Берется родословная Рюриковичей до XIV века, выкидываются из
нее те линии, которые в дальнейшем приобрели характер местных в других частях
России, и над родословной ставится заглавие: "Родословие украинских князей
киевской династии"! Когда-то я особенно интересовался родословием
Рюриковичей, был хорошо знаком с обширной и серьезной литературой вопроса и мог
бы назвать княжества XIV и XV веков столь мелкие, что о них ничего, кроме имени,
географического положения и родословия их князей, не известно (Чтобы не быть голословным, перечислим для примераподразделения
Черниговского княжества. При внуках святого князя Михаила Черниговского,
замученного в 1246 году татарами за отказ поклониться идолам, то есть с конца
XIII века, Черниговское княжество делится на уделы: брянский, глуховский, карачевский,
тарусский, оболенский, мышанский, конинский, волконский; в XIV веке выделяются
еще уделы: новосильский, одоевский, воротынский. Тамошние князьки, по теории
г-на Грушевского, являются "украинцами" (см. карту на с.107 его
"Истории"); но одни из них передают сами свои уделы великому князю
московскому, уделы других силой вещей поглощаются Москвой же; многочисленное
потомство их переходит в XV и XVI веках в Москву, где вливается в класс служилых
людей.Одни линии этих черниговских Рюриковичей сохранили свои территориальные
названия в виде фамилий, другие приняли личное прозвище какого-нибудь из своих
предков, например, Барятинские, Горчаковы, Долгоруковы, Репнины, Щербатовы и
др.); знакомы мне и названия тех "великих
княжеств", "земель", "уделов",
"волостей","отчин", кои обобщали раздробленные частицы
русской земли. Но одногоя не встретил ни в одном из десятков томов, мною
просмотренных,- "украинского княжества"и "украинской" линии
князей. Мне остается только поблагодарить г-на Грушевского за его
"научное" открытие, пополнившее мои генеалогические познания.
Блестяще начиналось русское государство.Семья
Рюриковичей, глава которой сидел на киевском престоле, правила в XI и XII
векахна севере Новгородской земли, на востоке Ростовской (Ростов (Северный) - город на одном из правых притоков
верхней Волги; был с древнейших времен русской истории центром обширной области,
которая в последующие века заняла все пространство между верхней Волгой и
рекой Окой. Область эта географический центр позднейшей европейской России -
дает начало главнейшим русским рекам (Волга, Западная Двина, Днепр) и самой
природой предназначена была стать также и политическим ее средоточием. Областной
центр из Ростова постепенно переносился на юг - в Суздаль (1-ая пол. XII века),
Владимир (2-ая пол. XII века) и, наконец, в Москву (XIV век). Эту область,
делившуюся на многие княжества, и принято называть в период до возвышения Москвы
общим именем Ростово-Суздальской земли), на
юго-востоке - русской колонией, Тмутораканским княжесвом ( у Азовского моря)
(Тмутораканское княжество было расположено,
вероятно, на Таманском полуострове; просуществовало недолго), на Западе - княжеством Галицким (Галицкая Русь (восточная часть нынешней Галиции) входила в состав
русского государства с Владимира Святого. С конца XI века в ней обособляется
одна из линий Рюриковичей; столица их в Галиче. Расцвет княжества при князе
Данииле (1249-1264), получившеи от папы титул короля; он перенес столицу в Холм.
Последний независимый галицкий князь, Юрий II, умер в 1340 году. С 1349 года ( а
окончательно - с 1387 года) княжество завоевано Польшей; оставалось под ее
господством до 1773 года, когда после второго раздела Галиция была присоединена
к Австрии). Значит, земля русская обнимала не
только западную четверть новорожденной ныне германской Украины, но и немалую
часть остальной России. Россия жила тогда в общении с остальной Европой.
Разделение Церквей (1054 год) еще не нарушило этой связи, монгольское иго
еще не порвало ее. Как на признак этой связи укажу, что Ярослав I был женат на
шведской принцессе, сестра его была за королем Польским, сын был женат на сестре
короля Польского (другой сын женат на дочери
византийского императора - матери Владимира Мономаха); три дочери его - королевы: Норвежская, Французская и
Венгерская; внук женат на дочери короля Гарольда Английского.
Киев, "матерь городов русских", удивлял иноземцев
богатством и культурой своей; одних церквей в нем было до 400; были монастыри,
школы, была каменная крепость; Адам Бременский называет Киев соперником
Константинополя...
Не странно ли спорить о том,
как звалось такое государство, точно дело идет о полудикой орде кочевников, и
придумывать ему небывалые имена Украйны или Рутении!
3. Слово
"Рутения"
"Столицей
Рутении, Южной (!), - читаем мы в одной из итальянских газет,- был тысячу лет
тому назад Киев. В X и XI веках Рутения представляла собой сильное
государство..." Не только в X веке, но даже и в XX веке имя
"Рутения" в России неизвестно; вы его не найдете - как не найдете и
слова "рутен" ни в вышеприведенном словаре Даля, ни в сорока томах
"Русской энциклопедии" (1902), ни в двадцати девяти томах
"Русской истории с древнейших времен " Соловьева (В "Русской энциклопедии" слово "рутен"
упомянуто в статье "Русин" в качестве его перевода или, точнее, его
иностранного искажения).
Термин "ruteni" встречается впервые у Цезаря; он
обозначает им гальское племя, жившее на юге нынешней Auvergne; память о нем
сохранялась долго в таких названиях, как "Augusta Rutenorum"; племя
это, очевидно, никакого отношения к славянам не имеет, это лишь случайное
созвучие (В "Catholic Encyclopedia" в
статье "Ruthenians" названия вроде Augusta Rutenorum объясняются
поселением в Южной Франции славян, взятых в плен Аэцием при поражении гуннов в
битве при Шалоне (451 год). Нет ни малейшего основания рибегать к столь сложному
объяснению при наличии семикратного упоминанния в "De bello
galico" о галлах-рутенах. В указанной статье чувствуется вообще
влияние украинофильской пропаганды; нельзя не пожалеть о такой
неосмотрительности в серьезном издании).
В Венгрии при династии Арпада (997-1301) именем ruteni
обозначали славянское племя, жившее (и ныне живущее) под южными склонами Карпат,
то самое, которое в мае 1915 года уже видело (увы, на короткое время) авангарды
русской армии, спускавшиеся для его освобождения. В подобных случаях, то есть в
применении к славянским племенам, слово ruteni (rutheni) есть не что иное, как
искаженное русское слово русин, которое встречается в древних русских памятниках, хотя и
редко, но одинаково как в киевских, (см.выше о договорах Х века с греками), так
и в новгородских (например, в договоре снемцами 1195 года); в этих памятниках
слово русин
никакого особого племенного значения не имеет, оно является синонимом слова "русский" (русский или русин, множественное число - русские, собирательное -
русь).
В средние века термин ruteni (или
rutheni) появляется у летописцев (впервые у польского летописца XI -
XII веков Martinus Gallus) в весьма неопределенном значении; датский историк
Saxo Grammaticus (1203 год) применяет применяет его для обозначения
прибалтийских славян-христиан в отличие от их соплеменников-язычников;
встречается оно и как средневековое латинское название русских вообще
(как увидим ниже, не менее обычным нашим названием
и по-латыни было: russi Russia).Позднейшие, более
сведующие в русских делах писатели избегают его. Так, известный Герберштейн,
императорский посол в Москве в 1517 году, рассуждая на первой странице своих
"Записок" о происхождении слова "РУССКИЙ", упоминает, что
по-немецки русских называют "Reissen", на латинском языке-
"rutheni", но далее нигде уже этого слова не употребляет
(на карте базельского издания его
"Записок" (1556) верхнее течение Западной Двины обозначено "Dvina
ruthenica", нижнее течение - "Dvina germanica", но и Волга
тоже названа "Volga ruthenica"). Не
упоминает его и Paolo Giovio из Комо, писавший о России в 1525 году. И в
самом деле, зачем возобновлять отжившие неясные названия? Не станем же мы
называть Китай Cathayum, Балтийское море - Варяжским и искать в России
Птолемеевы Рифийские горы? К тому же имя "rutheni" имеет то
неудобство, что обзначает и вероисповедное, и народное начало.
Племя rutenorum в Венгрии в силу своего географического положения
было первым, среди которого была ввдена церковная уния (XIII век). Церковный
латинский язык усвоил имя "ruthenus" для обозначения униатского обряда
с богослужением на славянском языке (строго
говоря, отдельного ritus ruthenus не существует, а есть изменения, внесенные
прикарпатскими и галицийскими народностями и польским латинским духовенством в
византийский обряд) также и других соседних
славянских племен и переносил этот термин все далее на восток - в Галицию,
Польшу и Малороссию. Это не удивительно: Церковь консервативна в своем языке, а
цели ее выше племенных различий.
Иное значение
приобрел термин приобрел в устах австрийского правительсва: он стал с середины
прошлого столетия средством порвать у русских галичан сознания родства с русским
народом, жившим под скипетром русского императора; там - русские, а вы, мол, рутены. Произвольная номенклатура племен, введение той или иной
азбуки, изменение правописания (В Галиции введено
фонетическое правописание: из русской азбуки выбросили три буквы и прибавили две
новые - разница в целых пять букв; чего же лучше! Этим именно искусственным
языком написана "История Украины" Грушевского, который всемерно
стремится его отличным от русского. Цели своей он не достигает: культурный
русский человек, преодолев с некоторым усилием первые две-три страницы, читает
книгу потом свободно. Зато не понимает "украинского" языка
простолюдин-малоросс: по словам проехавшей через Рим на днях русской делегации,
насильственное его введение в официальную переписку вызвало в Украйне весьма
сильное неудовольствие) - все это излюбленные
австрийским правительством средства политической борьбы.
Для определения личности племени важно не то, как его называл
иноплеменной летописсец, узнавший о его существовании, может быть, впервые из
списка своег предшественника, не то вообще, как его именуют другие народы, а то,
как он называет себя сам.По автрийской терминологии, все славянские племена
(кроме польского народа и словаков), живущие в Галиции, Буковине и
северо-восточной Венгрии (всего около пяти миллионов), называются Ruthenen,
но они сами себя называют: в Галиции - русскими
или русинами, в Буковине - русинами, русскими или малороссами, в Венгрии -
русскими, малороссами и русняками. Национальное
сознание этих племен старательно забивалось; немногочисленный культурный класс
до последнего времени систематически онемечивался или ополячивался; не мудрено
поэтому, что общего названия для них не создалось, все же наиболее
аспространенное название "русин" и "русский"
(Вот подразделение русин (по-немецки Russinen и
Ruthenen). В Галиции (в восточной ее части, за рекой Сан): покутяне (округа
городов Кут и Коломыя), гуцулы (Коломыя, Станиславов, Косов), подоляне (к северу
от Днестра), бойки, сами называющие себя горянами, (округ Стрыя), лемки, сами
называющие себя русняками; все они говорят на одном и том же наркчии,
подразделяющемся на 4 говора: подольский, гуцульский, бойковский и лемковский. В
Буковине (в северной и северо-западной ее части, в округах Коцманском,
Черновском Выжницком и Серетском): подоляне или поляне и гуцулы (в горах
западной Буковины). В Венгрии (около 400000 человек по южным склонам Карпат в
северо-восточной части ее, в комитатах Шаритском, Ужгородском, Бережском,
Угочском и Мармарошском): верховницы или горешане - в горах; долиняне или
дольшане, они же влахи (блахы) - в долинах; спишаки или крайняне - ославяненные
румыны; значительная часть этого населения вышла из северной
малороссийской части России (из Черниговской и смежных губерний) ("Русская
энциклопедия") - факт, для австрийского
правительства не из приятных; и, конечно, не из преданности к средневековому
схоластическому языку предпочло оно закрепить за этими племенами, как обобщающее
название, имя "ruteni" (эти ruteni
(russini), кои за последние два года переименованы в украинцев, не что иное как
russi irredenti (подлежащие освобождению русские) Они 530 лет под иностранным
владычеством и действительно"угнетенный народ".О дальнейшей судьбе
его, с точки зрения вильсоновских принципов, не может быть двух мнений: войдя в
орбиту русского народа, он должен разделить политическую судьбу его
малороссийской ветви. Работу украинских комитетов в Северной Америке в этом
смысле мы можем только присетствовать).
С конца прошлого века в австро-германских планах стала
риоваться заманчивая картина отделения Южной России от остальной; тогда
изменилась и правительственная пропаганда: "Там, за границей, у Киева не
русские, а такие же ruteni, как и вы сами". Что сходство между
населением по обе стороны границы иногда приближается к тождеству - это
верно, но чтобы в Южной России жили "рутены" - это выдумка; сажите это
слово в Черниговской или Полтавской губернии - вас не поймут; не поймут, о чем
вы говоите: о растении, животном или минерале. На Украйне крестьянин называет
себя малороссом, хохлом или русским; слова "рутен" не существует
(слово "русин" в пределах Российской
империи поймут лишь в непосредственном соседстве с Австрией - в западной
части Волынской губернии, в Холмской губернии и в Хотинском уезде Бессарабской
губернии, где действительно говорят "русинским говором малоросийского
наречия" ("Русская энциклопедия").
А теперь вдруг оказывается, что и
древней Киевской Руси никогда не бывало - даже тысячу лет назад была только
Ruthenia! Так искажается история, когда это полезно австро-германсим
политикам.
4.
Слово "Россия"
Мы
рассмотрели два паспорта, изготовленные за последние 20-30 лет для Руси
киевского периода при благосклонном содействии австрийского правительства;
читатель, конечно, убедился в их подложности. Скажем теперь несколько слов о
паспорте законном.
"Русь",
"русские" - вот единственное название, обощающее пемена и земли
древней России. Слово "русь" имеет два значения: первоначальное -
племенное, позднейшее - территориальное. По известию киевского летописца,
"русью" называлось то варяжское племя, из которого были призваны
Рюриковичи (украинофильская теория, очевидно, не
может мириться с фактом призвания князей: "русь" для нее должна быть
племенем "украинским" и слово "русь" должно родиться (каки
династия Рюриковичей) на "Украйне".Дело легко поправимо: показание
летописи (см. примечание выше) г-ном Грушевским попросту отрицается. Но вот
беда: известны имена послов князя Олега в 911 году в Царьград. Из 14 человек
только у двоих имена, могущие быть славянскими; остальные, несомненно, норвежцы.
Тогда в Киеве было много норманнов, Олег их и послал - таков смысл наивного
объяснения г-на Грушевского. Но как мог князь-нескандинавец отправить в Византию
послами сплошь скандинавцев? И чем объяснить скандинавские имена первых
Рюриковичей: Рюрика (Hrorekr), Синеуса (Signiutr), Трувора (Thorvardtr), Ольги
(Helga), Игоря (Ingvarr), Олега (Helgi), сказание о смерти которого отукуса змеи
имеется и в русской летописи, и в норвежской саге? "Историк не имеет
права... строить историю, не обращая никакого внимания на свидетельство
летописца",- говорит Соловьев, как бы предвидя появление историков
украинофильского типа); Соловьев вполне логично
предполагает, что оно игралороль на пути "из варяг в греки" до
призваня князей. Территориальное название "Русь" применялось двояко: в
смысле, обощающем все русские земли ("митрополит Киевский и всея
Руси"), и в более тесном - для обозначения собственно Киевского княжества
(XII век); постепенно название стало распространяться и на другие земли (на
Чернигов, Волынь, Новгород (договор о мире
Новгорода с немцами (1188 или 1195 год) противопоставляет немцев
"руси" и говорит о "русских" городах), Галич и др. Новгородская волость "старейшая во всей
Русской земле", записано в летописи 1206 года. Великий князь литовский
Гедимин (1316-1341) титулуется в Вильне "великим князем литовским, жмудским
и русским" (Великое княжество Литовское
состояло на две трети из русских западных княжеств; русские в нем
главенствовали, семья литовских князей обрусела, официальным языком был русский;
всем эти объясняется и титул). Северо-Восточная
Русь другого обобщающего названия, кроме "Русь" и "Россия"
( от слова
"Россия" есть редкое прилагательное "российский"; оно
применяется ныне в официальном торжественном языке и применялось в литературе в
напыщенном слоге XVIII века; впервые оно значится в памятниках, если не
ошибаюсь, в грамоте на избрание первого царя из Дома Романовых (1613 год). При
применении к современной России в слово "Русь" влагается чувство
(любви, скорби...для русского издания прибавим: или стыда); в слове
"российский" слшится империалистическая идея; слово
"Россия"
- как бы спокойное,
деловитое наименование. Останавливаюсь на этих подробностях, ибо украинофильская
пропаганда старается играть на этом разнообразии названий, уверяя иностранцев,
будто "Русь" и "русский" относятся к Киеву, а
"Россия" и "российский" - к Москве и
Петербургу), не имела: по-русски слова
"moscoviti" не существует (от
слова "Москва" есть одно производное существительное -
"москвич", обозначающее жителя Москвы и лишенное всякой политической
окраски (ср.: "Frascatano"). "Moscovito" звучит теперь для
русского уха слегка презрительно, так же, как и польское
"москаль"); оно создалось на Западе,
когда могущество московского великого князя заслонило собой от иностанных взоров
остальную Россию (Paolo Giovio пишет в 1525 году:
"Название этого народа московитами стало известно только
недавно").
Чтобы покончить с номенклатурой, привожу в приечании ряд латинских
цитат, свидетельствующих, что и на этом языке во все века говорилось
Russia, russi (в западных летописях имеется
известие, что к императору Отону I приходили "Legati Helenae (христианское
имя Ольги) reginae russorum" (X век). Грамота папы
Григория
VII в 1075 году называет
Изяслава (сына Ярослава I) "Rex Rusсorum"; другая его грамота
того же времени увещевает короля Польского возвратить Изяславу, "Regi
Rusсorum", отнятые у него земли.("Ruscorum" правильнее, чем
"russorum"; можно предположить, что это следствие пребывания в Риме
одного из сынове Изяслава, предлагавшего сови земли в лен римсскому папе;
очевидно, на вопрос, как называется его народ, князь ответил также, как ответили
бы мы сегодня "Мы russkie" - откуда родительный
"russkorum"). Plano Carpini (XIII век) пишет о "Kiovia quae est
Metropolis Russiae". Грамотой от 1246 года папа Иннокентий IV
принимает Даниила Галицкого, Regem Russie, под свое покровительство; в первом
томе документов, собранных А.Тургеневым в Ватиканском архиве (Historica Russiae
Monumenta,1841), можно найти свыше десяти грамот Даниилу Галицкому, все со
словом "Russia". Сохранилась грамота галицкого князя Юрия II (1335
год), где он называетс себя "Dei gratia natus dux totius Russiae
Minoris"). Как и слово
"Ruteni", названия эти применялись безразлично и к Южной России
(например, к Галиции), и к Северной (например, к Новгороду)(Historica Russiae Monumenta.I, документ CXIX), и к Русско-Литовскому государству (Ibid., документы XXIX и XC).
Из этих
цитат обращает на себя внимание грамота Юрия II Галицкого: она
всидетельствует, что в последние годы существования Галицкого княжества, когда
верхи его населения вполне уже были захвачены западной культурой, официальное
название его было не Ruthenia, a Russia. Это к тому же первое упоминание слова
"Малороссия" в документах (Сохранилась печать
Юрия, князя галицко-волынского | умер стариком не позднее 1316 года|; на ней
надписи: "S. (то есть печать) Domini Georgi Regis Russie" и "S.
Domini Georgi Ducis Ladimerie" (Ladimeria - земля города
Владимира-Волынского, то есть Волынь). Юрий II пользовался печатью своего деда,
и это не было анахронизмом: правивший после него до 1349 года Галицкой землей
боярин Дмитрий назывался "Provisor seu capitaneus terre Russie";
Владислав Опольский последнее лицо, княжившее, хотя и не самостоятельно, в
Галиции (1372-1378), имел печать с надписью "Ladislau D.Gratia Dux
Opolient... et terre Russie domin e heres". Таким образом, мы имеем
свидетельство почти за целый век, что Галиция называлась Россией; она называлась
так не только ри князе польского происхождения |отец Юрия II был из князей
Мазовецких|, но и тогда, когда находилась уже под польским владычеством. Это
лишь косвенно относится к нашей теме, но ввиду польских претензий на Галицию не
лишено злободневного интереса) От слова
"Малороссия" (а не от мнимого "малого роста") произошло
название "малороссы", которое было обычным названием населения Украйны
вплоть до 1917 года, когда им навязали имя украинцев, чтобы изгнать из самого
имени свидетельство о единстве русского народа. Слово "украинец", хотя
и существовало (кажется, с прошлого века), но произносилось так редко, что,
когда в 1917 году его ввели в употребление, мы, русские (в том числе и
малороссы) спрашивали друг друга: "Где в нем ставить ударение"
(ударение, очевидно, должно быть на "а",
ибо по-русски говорится "Украйна", "окрайна",
"украинный","окраинный").
С той же целью изгнания из имени указания на единство
русского народа появилось в последние дни в газетах Запада для обозначения
белорусов дикое название "les ruthenes blancs",
"ruteni bianchi".
Русские люди! Неужели не щемит вам сердце от стыда, слыша, как вам дают какие-то
клички, видя, как среди вас находятся готовые рабски их повторять? Не дорожит
своим именем лишь не помнящий родства, если он к тому же лишен сознания личного
достоинства. Для человека перемена имени - это часто признак потери гражданских
прав. Не страшный ли это признак и для народа?
Когда-нибудь будут напечатаны данные опросов наших солдат, прошедших через
австро-германский плен. Тогда русское общество узнает, как в специальных школах
пропаганды наши враги прививали десяткам тысяч (!) наших темных "малых
сих" мысль, будто они не русские, а отдельный украинский народ, не
белорусы, а "рутены" и как с истинно дьявольским искусством и
сатанинской злобой внедряли в их души ненависть к братьям и к матери-Родине.
Цель врагов ясна, но каково должно быть партийное ослепление, чтобы спешить
навстречу их желанию раздробить Россию и тем обеспечить порабощение германцами и
Великой, и Малой, и Белой ее части! Братья, опомнитесь, покуда не поздно!
Обощим сказанное о древнем периоде. Мы почти воздержались от личного мнения. За
нас говорили цитаты документов. Голоса этих ветхих бесстрастных свидетелей дают
по нашему вопросу ответ вполне определенныйб а именно:
1) Странаб заселенная русским народом от Карпат до Белого моря и Суздаля, от
Новгорода и до Киева, было не чем иным, а Россией.
2)Народ, населявший эту страну называл себя русским, одинаково и в Галиции , и в Новгороде, а землю свою называл
Русью;
3) Иноземцы называли Россию "Russia", a - русских
"russi"; но применяли также и искаженные названия "Rutenia",
"ruteni". В применении этих четырех имен иностанцы никакого различия
между севером и югом России не делали: и киевские, и новгородские русские
одинаково назывались то "russi",то " ruteni".
4) Наконец, имени "Украина"
и в помине нет ни в дотатарский период, ни 150
лет позже; название украинец родилось еще несколькими веками позднее.
Не ясно ли, что стремление украинофильцев использовать различие
имен (russi и ruteni) в том смысле, будто на севере Руси жил иной народ, чем на
юге ее, ничего общего с исторической правдой не имеет. Утверждение о
существовании киевской Rutenia как государтсва, отличного от России, или о
существовании Украйны в дотатарский период есть не более как бесзастенчивая
политическая мистификация, ведомая в расчете на малое знакомство иностранного общества с
древней русской историей и русским языком.
В вопросе названий мы выщли за поставленную себе
хронологическую границу.
Вернемся к Киевской
Руси.
5.Разорение Киева князем
суздальским в 1169 году
Утверждая, будто Киевская земля в
первые века русской истории составляла самостоятельное государство Украйну, или
Рутению, украинофильская партия вынуждена замалчивать общность жизни этой земли
до конца XIII века с остальными частями России. Задача не из легких, но и она
решается "просто". Над народной жизнью производится та же операция,
что была произведена над родословной Рюриковичей.
"История" г-на Грушевского как бы отсекает весь север
России от юга; он сгущает в своей книге все краски местной южной жизни (в
Киевщине, на Волыни и в Галиции), о севере же говорит лишь за время первых
киевских великих князей (когда в Новгороде сидели их сыновья или братья);
затем север как бы исчезает с исторического горизонта, и лишь борьба
суздальского князя в середине XII века за обладание киевским престолом вновь
заставляет автора вспомнить о севере, для того чтобы выставить его в качестве
враждебной югу силы. В руках украинофильской пропаганды взятие Киева
князем Андреем Суздальским (1169 г.) есть важный козырь, долженствующий в глазах
иностранцев свидетельствовать о том, что позднейшее главенство севера (Москвы и
Петрограда) было владычеством иноземным. Мало сведущее в русской истории и жизни
иностранное общественное мнение готово принять подобное утверждение на веру.
Изложим общепризнанный в исторической литературе взгляд на киевский период нашей
истории и остановимся на частном эпизоде похода 1169 года.
В Киеве был узел
русской государственной жизни, но создавалась она не только из этого центра. Она
родилась не от меча; ее породил великий торговый водный путь от Финского залива
до Черного моря; близ одного его конца стоял Киев, близ другого - Новгород.
Через Новгород пришла от норманнов правительственная власть (
Как сказано выше, украинофильцы отрицают факт призвания
князей-варягов. Соловьев, подробно разобрав известия летописца о призвании
варягов, обстоятельно доказал, что известия эти этнографически, географически и
психологически правдоподобны и что они к тому же потверждаются свидетельствами
иностранными. Через три года года по смерти Рюрика | то есть, если верить
хронологии летописца, в 872 году| его преемник Олег, собрав войско из варягов и
всех подвластных ему племен, двинулся по обычному водному варяжскому на юг; он
подчиняет себе попутные племена и овладевает Смоленском, Любечем и Киевом.
"Это обстоятельство (движение с объединенными силами на юг) есть самое
важное в нашей начальной истории",- говорит Соловьев. Для г-на Грушевского
его не существует, а по последним известиям итальянских газет, Новгород был
украинской колонией!), через Киев пришло от греков христианство. В
Новгороде была та же народность; и север и юг творили общее дело. Новгород
укреплялся все тверже на финских берегах и расселялся на восток по всему
крайнему северу России в сторону Урала (
в XII веке
владения Новгорода доходили уже до Вятки; тогда же Новгород собирает дань на
северных берегах Белого моря) и на юго-восток в ростово-суздальские
земли, в земли будущего Московского великого княжества. Киев отбивался на
востоке от степных хищников, старался пробиться на юге к Царьграду,
распространялся в Галицию и на северо-восток, в сторону той же будущей Москвы.
На всем пространстве расселения один язык - русский, тот же самый и в
новгородской, и в киевской летописи, в новгородских и в киевских былинах; по
всей земле одна и та же княжеская семья. Это было наполовину бессознательное
общее творчество единой народности по лицу обширной Русской равнины; могучие
реки были путями ее расселения, дремучие леса, болота и большие расстояния - ее
укрытием. Сводить весь процесс к работе одного киевского центра может лишь
партийная узость.
Единство народности, общность народной жизни, очевидно, не
исключали отличий в местной жизни и зарождения на обширной территории расселения
местных центров. Когда Киев ослабел под напором степных врагов, узел
государственных сил (с конца XII века) как бы ищет, в котором из местных центров
ему утвердиться. Одно время (в XII-XIII веках) казалось: средоточие русской
жизни установится в Галиче - но рост Польши и Литвы положил предел существованию
этого княжества. В XII веке великое княжение над Русью проходит через Суздаль,
Владимир и наконец в начале XIV века затвердевает в Москве. Так решила история,
но, за кем бы гегемония ни осталась - за Галичем или за Москвой, - все равно
Киев под иноземным господством не оказался бы, ибо и тот и другой центр не был
внешней по отношению к Киеву силой, они были до известной степени его же
порождением. В XII веке настал час, и дети переросли свою мать; но они были
детьми ее и никогда этого не забывали, хотя и обращались с ней иной раз
неласково.
Внешней силой по отношению к Киевской Руси
была не Москва, а татары и Польша.Если родственно было население
приднепровской земли (Киев) и земель бассейна Оки (Суздаль), то еще более сродни
были носители власти в этих частях России. "Князь суздальский взял и
разорил Киев". При чтении такой фразы западному европейцу представляется
борьба двух владетельных домов различного происхождения, традиций и задач,
связанных с определенной территорией. Но картина борьбы феодальной эпохи не
приложима к борьбе древних русских князей. В России было одно своеобразное
явление: она не знала иных князей, кроме членов семьи Рюрика (
только в Русско-Литовском государстве была другая династия -
Гедимина). Эта семья была коллективной носительницей верховной власти
(
вопрос о вече, местами разделявшим с князем власть, вне
нашей темы), великий князь был лишь primus inter pares; им в принципе
должен был быть старший в роде, но понятие старшинства юридически установлено не
было. Кто старше - племянник или дядя? Сын старшего брата, умершего, не побывав
великим князем, или сын младшего брата, сидевшего на киевском престоле? Десятки
подобных вопросов решались практически. Историки тщетно пытались установить в
точности систему, коей руководились Рюриковичи, жизнь была сложнее всякой
системы. Но одно несомненно: когда на киевский престол вступал новый князь,
следующие за ним по старшинству князья тоже перемещались с менее важных городов
на более видные, и последним юридическим доводом к добыванию киевского престола
был меч. Отсюда два следствия: постоянные междоусобия князей для овладения
Киевом и, так сказать, перекочевывание князей из княжества в княжество, что, в
свою очередь, в киевский период нашей истории почти исключало возможность
образования в Рюриковской семье местных княжеских линий. И действительно, такие
линии образовались лишь в XIII веке (
исключение
составляет линия, засевшая в далеком Полоцке еще в 1-ой четверти XI века, и
линии Черниговская и Галицкая, установившиеся в XII веке; ростово-суздальская
линия определилась с середины XIII века, московская - с конца XIII
века).Итак,
междоусобная брань за обладание Киевом есть обычное явление в семье Рюриковичей
XI-XIII веков, и поход князя на Киев вовсе не свидетельствует о политической
вражде его или населения его княжества к княжеству Киевскому. Эти
общие положения помогут нам отнестись к случаю князя Андрея Суздальского с
должной объективностью.
Князь Андрей был не только Рюрикович, но принадлежал
к ветви, пользовавшейся в Киеве особой популярностью: он был внуком великого
князя киевского Владимира Мономаха. Отец князя Андрея, князь Юрий I (1090-1157),
сын Мономаха, получил в удел Ростово-Суздальскую землю. Молодость Юрия прошла на
юге, и все его симпатии принадлежали Киевской Руси; "мать городов
русских" сохраняла для него все свое очарование и притягательную силу;
добыть себе киевский стол было его мечтой; он осуществил ее победой над
соперником и княжил в Киеве с 1149 по 1151 год и с 1154-го до смерти. Правда,
князь Андрей (1111-1174) до 38-летнего возраста не бывал на юге и не любил его;
его самовластный нрав чувствовал себя свободнее на севере, где и он, и отец
много поработали над тем, чтобы освободиться от влияния городских "лучших
людей". По смерти отца, считая себя старше другого претендента, Мстислава,
он послал на юг суздальское ополчение, к которому там присоединились полки
многих южных князей, недовольных Мстиславом. Союзники взяли Киев. Андрей стал
фактически великим князем всея Руси, но продолжал жить на севере, во Владимире
(
Владимир-на-Клязьме, в отличие от южного
Владимира-Волынского, лежит в 20 верстах от Суздаля)..
Сам по себе факт взятия Киева войсками Андрея
Суздальского никакого повода для обвинения севера во враждебных стремлениях по
отношению к югу не давал бы. Мы видели, что достаточно было личного честолюбия
или уверенности в своем праве на киевский стол, и князь пользовался для
овладения им всеми средствами, прежде всего своей дружиной; бывало и хуже:
соперник Андреева отца, южный князь Изяслав, для той же цели не постеснялся
заключить договор с королями Венгерским и Польским (1149 год). Но во взятии
Киева в 1169 году есть две черты, отличающие названное событие от прежних
междоусобий: это разорение Киева и тот факт, что победитель остался княжить на
севере.
Никогда еще не было на Руси такого горя, говорит историк, чтобы свои
же разорили Киев. Разорение могло быть случайностью, порожденной пылом боя
(
Грушевский в "Очерке истории Киевской земли" |
Киев, 1891, на русском языке. С.224| с уверенностью высказывает педположение,
что грабеж состоялся потому, что войску было дано на то разрешение. Не слишком
ли он высокого мнения о дисциплине в ополчениях XII века?), но
могло быть и преднамеренным политическим актом. Пребывание Андрея во Владимире и
разорение Киева (если оно было преднамеренно) свидетельствует о пренебрежении
Андрея к Киеву. Мы уже знаем, что пренебрежение это не было наследственным; оно
- проявление его личных свойств; возможно, что, сверх того, оно явилось
следствием новой политической обстановки. Необузданное властолюбие князя Андрея
не знало предела; недаром оно заслужило ему в летописи название
"самовластца" и привело к трагической смерти. Но он был в то же время
человеком "новых понятий"; во внутренней политике его, в упорном
стремлении стать независимым от влияния старой городской знати можно угадывать
зарождение нового понимания княжеской власти, первые отдаленные намеки на то
единодержавие, которое установилось в Москве через двести с лишком лет. Он
действовал в новой обстановке: в его эпоху уже начался отлив населения с берегов
среднего Днепра на северо-восток (
об этом подробнее см.
в главе шестой), и в связи с этим переселением политический центр
тяжести уже начал передвигаться из Киева в суздальские земли. Можно пойти далеко
в предположениях о политических целях князя Андрея, можно спросить себя, не было
ли отношение его к Киеву вызвано смутным сознанием, что роль юга сыграна, - но
одного нельзя: нельзя утверждать, будто его действия подсказаны племенной рознью
севера и юга. Сам князь был родом киевлянин: отец, дед, прадед и дальнейшие
прямые предки его, всего на протяжении семи поколений, были великими князьями
киевскими, а явления, породившие разветвление одной народности на великороссов и
малороссов, как увидим ниже, только еще народились и не могли еще в его эпоху
дать результатов; они сказались целым веком позднее.
Русская история знает
другие случаи вооруженной борьбы между созревавшей центральной государственной
силой и местными центрами. Тот же Андрей Суздальский вел войну с Новгородом.
Москва навязала свое господство княжеству Тверскому и Новгороду продолжительными
войнами. Борьба с последним длилась два века и полна кровавых эпизодов (
в 1389 году войско великого князя Василия заняло Новгород; в 1478
году им овладели войска Иоанна III, отменившего все вольные новгородские
учреждения; в 1570 году Новгород разгромлен Иваном Грозным). Но еще
никому не приходило в голову отрицать из-за этого одноплеменность населения
Новгорода и Москвы; напротив, каждый скажет, что борьба Москвы с Тверью и с
Новгородом привела к объединению великорусского племени.
Оставило ли
разорение Киева по себе тяжелую память в народе в смысле враждебного отношения
южан к северянам? Летописец описывает это событие трогательными словами, но на
племенную вражду в его рассказе намека нет. Не найти такого намека и в киевских
былинах.
Существует в русской героической литературе прекрасная песня
"о полку Игореве", сложенная, вероятно, в XIII веке. Это наша
"Песнь о Роланде". Она говорит о походе северского князя Игоря
(
княжество Новгород-Северское лежало к югу от
Черниговского - между ним и Переяславским) с братией в 1185 году в
задонские степи против половцев. Завели князей юная отвага и первый успешный бой
чересчур далеко. "Пришли половцы от Дона и от моря, со всех сторон
обступили русские полки". Была битва жестокая: "Черная земля под
копытами костьми засеяна и полита кровью - взошла же печалью по Русской
земле". И полегли "храбрые русачи за землю Русскую". Горе было
великое: "Никнет трава от жалости, и дерево с печалью к земле
прислонилось". Плачет Ярославна, жена Игорева, глядя в далекую степь с
городской стены: "Зачем же, ветер, мое веселье ты по ковылю развеял!"
Тогда великий князь киевский Святослав "изронил золотое слово, орошенное
слезами", и стал звать всю родню-князей "вступиться за обиду, за землю
Русскую, за раны Игоря, смелого Святославича". Зовет он Ярослава галицкого,
Рюрика и Давида смоленских, зовет Романа и Мстислава волынских и князя Всеволода
зовет. "Великий князь Всеволод, - говорит он последнему, - прилететь бы
тебе издалека, чтобы отцовский золотой престол поблюсти. Ты можешь Волгу веслами
разбрызгать, а Дон вычерпать шеломами..."
Кто этот князь, которого
зовут на помощь из Киева, поэтически преувеличивая его могущество? Это Всеволод
III Большое Гнездо (1212), брат того самого Андрея, который разорил Киев,
властный продолжатель политики своего брата по усилению северного центра Руси. И
кто этот неизвестный даровитый певец, зовущий северского князя? Он южанин,
дружинник великого князя черниговского. Он скорбит душой из-за княжеских
раздоров, "в которых век людей коротался", но упрека в племенной розни
он не произносит:
владимирский князь - князь Суздальской
земли - ему так же близок, как князь галицкий или волынский. Слагал же он свою
песню, где сплетаются слава и скорбь родины, уже в XIII веке, когда политическое
отчуждение севера и юга, конечно, должно было сказаться сильнее, чем в эпоху
князя Андрея.Не было в XII веке
племенного различия, не могло быть и племенной розни. Скажем тут же,
что когда это различие создалось, оно распри не породило:
до времени германо-большевиков между великороссами и малороссами
ни войн, ни вражды никогда не бывало. Бывали ошибки со стороны
московского и петербургского правительств, было во второй половине XVII века и
при Мазепе тяготение части казачье старшины к Польше ради сословных выгод, но в
самом народе до вчерашнего дня ни малейшего намека на недружелюбие не
существовало. Обе ветви едва отдавали себе отчет, что есть между ними
различие.
Да и в наши дни движение к
"самостийности" вышло отнюдь не из глубин народных: потребовался
искусный вражеский удар извне, чтобы вогнать клин в почти незаметную щель между
двумя частями единого народа и чтобы разорвать его по живому месту руками
большевиков, мелких честолюбцев и несчастной обманутой и одурманенной
черни.
Великороссы, малороссы и белорусы
Мы видели, что до нашествия татар на всем пространстве
тогдашней России действовала и господствовала единая народность - русская.
Но мы видели также, что лет сто после этого нашествия, с XIV века,
встречается (для Галиции) официальное название "Малая Россия",
название, от которого со временем произойдет наименование части нашего южного
населения малороссами. У этого населения сложится особое наречие, свои обычаи, а
в XVII веке появится некоторое, хотя и зачаточное, подобие государственной
самостоятельности. Такие исторические явления не импровизируются; корни их
должны уходить в глубь веков - и не вправе ли мы предположить, что уже за
рассматриваемый домонгольский период в толще народной происходили какие-то
изменения, издалека подготовлявшие раздвоение единой русской народности?
В
1911 году в Петрограде скончался маститый профессор Ключевский, новейший из
корифеев русской историографии, человек, одаренный исключительным даром
проникновения в тайники былой жизни народа. От прикосновения его критического
резца с исторических личностей спадают условные очертания, наложенные на их
облик традиционными, на веру повторявшимися поверхностными суждениями. Ни
воплощения государственных добродетелей, ни носителей беспримерного злодейства
вы не встретите на страницах его книги, там пред вами проходят живые люди -
сочетание эгоизма и доброты, государственной мудрости и безрассудных личных
вожделений. Но не только Андрей Боголюбский или Иван Грозный воскресают под его
творческим прикосновением; оживает и безымянный, почти безмолвный строитель
своей истории - обыденный русский человек: он бьется за жизнь в тисках суровой
природы, отбивается от сильных врагов и поглощает слабейших; он пашет,
торгует, хитрит, покорно терпит и жестоко бунтует; он жаждет над собой власти и
свергает ее, губит себя в распрях, уходит в дремучие леса молитвенно схоронить в
скиту остаток своих годов или убегает на безудержный простор казачьих степей; он
живет ежедневной серой жизнью мелких личных интересов - этих назойливых
двигателей, из непрерывной работы которых слагается остов народного здания; а в
годы тяжких испытаний поднимается до высоких порывов деятельной любви к гибнущей
родине. Этот простой русский человек живет на страницах Ключевского таким, как
был, без прикрас, во всей пестроте своих стремлений и дел. Крупные личности,
яркие события - это у Ключевского лишь вехи исторического изложения: к ним
тянутся и от них отходят многотысячные нити к тем безвестным единицам, которые
своей ежедневной жизнью, сами того не зная, сплетают ткань народной истории.
Мысль Ключевского, зарожденная в высокой области любви к правде, за десятки лет
ученого труда пронизала мощный слой исторического сырого металла, претворила его
и течет спокойная, струей исключительного удельного веса, бесстрастная и
свободная. Нигде нет фразы, нигде он не унижается до одностороннего увлечения,
всюду у него, как в самой жизни, сочетание света и тени, всюду о лицах, классах,
народностях, об эпохах беспристрастное, уравновешенное суждение. В наш век
рабской партийной мысли и лживых слов книга эта - умственная услада и душевное
отдохновение. Ей мы можем довериться. О разветвлении русского народа она
повествует так.
Киевская Россия достигла своего расцвета в середине XI века. Со смерти Ярослава
I (1054 год) начинается постепенное увядание; основной его причиной была
беспрерывная борьба с азиатскими племенами, давившими на Южную Русь с востока и
с юга. Россия отбивалась и переходила сама в наступление; нередко соединенные
княжеские дружины углублялись далеко в степь и наносили жестокие поражения
половцам и иным кочевникам; но на смену одним врагам приходили с востока другие.
Силы Руси истощались в неравной борьбе, и наконец она не выдержала, стала
сдавать. Жизнь в пограничных землях (на востоке по Ворскле, на юге по Роси)
сделалась не в меру опасной, и с конца XI века население стало их покидать. От
XII века имеем ряд неопровержимых свидетельств запустения Переяславского
княжества, то есть пространства между Днепром и Ворсклой. В 1159 году поспорили
между собой два двоюродных брата: князь Изяслав, только что занявший киевский
престол, и Святослав, заменивший его на столе черниговском. На упреки первого
Святослав отвечает, что, "не хотя лить крови христианской", он
смиренно удовлетворился "городом Черниговом с семью другими городами, да и
то пустыми: живут в них псари и половцы". Значит, в этих городах остались
лишь княжеские дворовые люди да мирные половцы, перешедшие на Русь. В числе этих
семи запустелых городов мы, к нашему удивлению, встречаем и один из самых
старинных и богатых городов Киевской Руси - Любеч, лежащий на Днепре. Если
запустели города даже в самом центре страны, то что же сталось с беззащитными
деревнями? Одновременно с признаками отлива населения из Киевской Руси замечаем
и следы упадка ее экономического благосостояния. Внешние торговые обороты ее все
более стеснялись торжествовавшими кочевниками. "...А вот поганые уже и пути
(торговые) у нас отнимают", - говорит в 1167 году князь Мстислав Волынский,
стараясь подвинуть свою братию князей в поход на степных варваров.
Итак,
запустение южной части Киевщины во второй половине XII века не подлежит
сомнению. Остается решить вопрос, куда девалось население опустевшей Киевской
Руси.
Отлив населения из Приднестровья шел в XII-XIV веках в двух
направлениях: на северо-восток и на запад. Первое из этих движений привело к
зарождению великорусской ветви русского народа, второе - к зарождению
малороссийской его ветви.
Великороссы
Переселение на северо-восток
направлялось в пространство, лежащее между верхней Волгой и Окой, в
ростово-суздальские земли. Страна эта была отделена от киевского юга дремучими
лесами верховьев Оки, заполнявшими пространство нынешней Орловской и Калужской
губерний. Прямых сообщений между Киевом и Суздалем почти не существовало.
Владимир Мономах (ум. 1125), неутомимый ездок, на своем веку изъездивший русскую
землю вдоль и поперек, говорит в поучение детям с некоторым оттенком похвальбы,
что один раз он проехал из Киева в Ростов этими лесами, - настолько это было
тогда трудное дело. Но в середине XII века ростово-суздальский князь Юрий I,
воюя за киевский стол, водил этим путем против своего соперника, волынского
Изяслава, из Ростова к Киеву целые полки. Значит, за этот период произошло
какое-то движение в населении, прочищавшее путь в этом направлении. В то самое
время, когда стали жаловаться на запустение Южной Руси, в отдаленном Суздальском
крае замечаем усиленную строительную работу. При Юрии I и сыне его Андрее
Суздальском здесь возникают один за другим новые города. С 1147 года становится
известен городок Москва. Юрий дает ссуды переселенцам; они заполняют его пределы
"многими тысячами". Откуда пришла главная масса переселенцев - об этом
свидетельствуют названия новых городов: их зовут так же, как звались города
Южной Руси (Переяславль, Звенигород, Стародуб, Вышгород, Галич); всего
любопытнее случаи перенесения пары имен, то есть повторение имени города и реки,
на которой он стоит (
в Древней Руси известны три
Переяславля; каждый стоял на реке Трубеж).
Свидетельствует о
переселении из Приднестровья также и судьба наших древних былин. Они сложились
на юге, в дотатарский период, говорят о борьбе с половцами, воспевают подвиги
богатырей, стоявших за русскую землю. Былин этих на юге народ теперь не помнит -
их заменили там казацкие думы, поющие о борьбе малороссийского казачества с
поляками в XVI и XVII веках. Зато киевские былины сохранились с удивительной
свежестью на севере - в Приуралье, в Олонецкой и Архангельской губерниях.
Очевидно, на отдаленный север былинные сказания перешли вместе с тем самым
населением, которое их сложило и запело. Переселение совершилось еще до XIV
века, то есть до появления на юге России Литвы и ляхов, потому что в былинах нет
и помина об этих позднейших врагах Руси.
Кого нашли в Суздальской земле
новые насельники? История застает Северо-Восточную Русь финской страной, а потом
видим ее славянской. Это свидетельствует о сильной славянской колонизации; она
происходила уже на заре русской истории: Ростов существует до призвания князей;
при Владимире Святом и Муроме уже княжит сын его Глеб. Это первое заселение
страны русскими шло с севера, с Новгородской земли и с запада. Таким образом,
днепровские переселенцы вступили уже в Русскую землю. Но были здесь еще и
остатки давних туземцев - финнов (
По переписи 1897 года,
в империи | за вычетом Финляндии| финнов значилось 3.5 миллиона. Главнейшие их
племена: эсты - 1 млн., собственнно финны - 140 тыс., живущие почти все в
Петроградской губернии, карелы - 200 тыс., между Финляндией и Белым морем, и
мордва - 1 млн., в губерниях средней Волги. Карелы, и в особенности мордва,
почти совсем обрусели). Финские племена стояли еще на низком уровне
культуры, не вышли из периода родового быта, пребывали в языческой первобытной
темноте и легко уступили пред мирным напором русских. Напор действительно был
мирным; никаких следов борьбы не сохранилось. Восточные финны были нрава
кроткого, пришелец тоже не был обуян духом завоеваний, он искал лишь безопасного
угла, а главное - места здесь всем было вдоволь. В настоящее время поселения с
русскими названиями расположены вперемежку с селениями, в именах которых можно
угадать финское их происхождение; это свидетельствует, что русские занимали
свободные места промежду финских участков. Из встречи двух рас не вышло упорной
борьбы ни племенной, ни социальной, ни даже религиозной. Сожительство русских с
финнами привело к почти повсеместному обрусению последних и к некоторому
изменению антропологического типа у северных русских: широкие скулы, широкий нос
- это наследие финской крови. Слабая финская культура не могла изменить русского
языка - в нем насчитывают только 60 финских слов; подверглось некоторому
изменению произношение (
Иностранцы, начиная изучать
русский язык, обыкновенно удивляются, что так часто букву "О", когда
на ней нет ударения, надо произносить как "А". Древнее "О"
оставалось в правописании, но в произношении имеет тяготение переходить в
"А". Это самое типичное отличие великорусского наречия , вернее, его
южного поднаречия, ставшего русским литературным языком. Вряд ли указанное
отличие есть следствие финского влияиния, так как на северном поднаречии | к
северу от Москвы - в Новгороде, Костроме, Перми и пр.| говорят на "О";
по-видимому, оно следствие западного влияния, ибо у белорусов встречпем
"А" вместо "О" даже в тех случаях, когда на него падает
ударение).
Итак, в Ростово-Суздальской земле скрестились и
слились струи переселения русского элемента с северо-запада, со стороны
Новгорода, и с юго-запада, со стороны Киева; в этом море русской народности
финские племена потонули бесследно, слегка лишь окрасив воду его. Наличие
финского влияния подмечено исследованиями специалистов; практически его не
существует: ни один великоросс финской крови в себе не чувствует и не сознает, а
простой народ и не подозревает о ее существовании. Таков этнографический фактор
в образовании великорусского племени.
Влияние природы
на смешанное население - другой фактор (
Иностранная
печать нередко повторяет вслед за украинофильцами, что великороссы произошли от
смешения русских с татарами; в татарской крови наивно ищут даже одну из причин
большевизма. Но преданные магометанству приволжские |казанские| татары с русским
населением вовсе не смешивались | они до сих пор живут обособленными деревнями
|.Исключение составляла только татарская знать: московское правительство
приманивало ее в состав служилого сословия, обеспечивая выгодное положение
крестившимся, и, например, князья Урусовы по местническому распорядку стояли в
Москве значительно выше многих Рюриковичей |как-то: Барятинских, Долгоруких,
Волконских и др.|. Заметим, что иностранное представление о современных татарах
как о какой-то варварской среде совершенно не соответствует действительности:
приволжские татары - спокойный, почтенный народ, обладающий многими качествами:
они трезвы, домовиты, опрятны, дисциплинированы, полны уважения к
традициям).
Ключевский посвящает несколько прекрасных страниц
тому, как суровая природа - морозы, ливни, леса, болота - отразилась на
хозяйственном быте великоросса, как она разбросала его по мелким поселкам и
затрудняла общественную жизнь, как приучала к одиночеству и замкнутости и как
развила привычку к терпеливой борьбе с невзгодами и лишениями. "В Европе
нет народа менее избалованного и притязательного, приученного меньше ждать от
природы и более выносливого". Короткое лето принуждает к чрезмерному
кратковременному напряжению сил, осень и зима - к невольному долгому безделью, и
"ни один народ в Европе не способен к такому напряжению труда на короткое
время, какое может развить великоросс; но и нигде в Европе, кажется, не найдете
такой непривычки к ровному, постоянному труду, как в той же Великороссии";
"Великоросс боролся с природой в одиночку, в глуши леса, с топором в
руке". Жизнь в уединенных деревушках не могла приучить его действовать
большими союзами, дружными массами, и "великоросс лучше великорусского
общества". Надо знать тамошнюю природу и тамошних людей, чтобы оценить ум,
блещущий на этих страницах Ключевского, исполненных той настоящей любви к
родине, которая не хочет высказываться, а невольно сквозит между строк.
Бросим взгляд на политические условия, в которых происходил процесс слагания
великорусского племени. Русские входили в Ростово-Суздальскую землю и селились в
ней свободно, но выход из нее, дальнейшее расселение встречали препятствия. На
севере сильных соседей-иноплеменников не было, но там, по рекам бассейна Белого
моря, издавна гуляла новгородская вольница; углубляться в бесконечные лесные
дебри, не владея реками, было ни к чему. С востока, близ устьев Камы и Оки,
кроме финских племен, жили волжские болгары, представлявшие собою некоторую,
враждебную русским, государственную силу. С юга заслоняли простор кочевые
азиатские племена, а на западе с XIII века начало слагаться государство
Литовское. Конечно, возможность распространения не была совершенно исключена, но
мы будем близки к истине, если скажем, что история озаботилась поставить
население ростово-суздальских земель в течение двух веков (1150-1350) в
обособленное положение; она как бы желала, чтобы предоставленное самому себе
население переродилось, слилось, спаялось и образовало известное племенное
единство. Так и случилось - и случилось в значительной степени наперекор
пониманию тогдашних многочисленных носителей государственной власти.
Заключенное в указанных пределах население центральной части Европейской
России входило в состав целого конгломерата княжеств. Тверь, Ярославль,
Кострома, Ростов, Суздаль, Рязань, Нижний Новгород - вот стольные города
важнейших из них. Здесь княжили Мономаховичи, потомки брата Андрея Суздальского
- упомянутого уже нами Всеволода III Большое Гнездо. Порядок престолонаследия в
великом княжении Владимирском был тот же, что в Киевской Руси, то есть
"родовой порядок с нередкими ограничениями и нарушениями" (
Платонов С.Ф., Лекции по русской истории. С.108).
В
числе факторов, ведших к нарушению родового порядка престолонаследования,
появляется с середины XIII века новый - согласие татарского хана. Размножение
князей ведет к образованию местных княжеских линий и к установлению
династических интересов местных великих князей (Тверского, Рязанского и пр.). С
ослаблением кровной связи ослабевает в княжеской среде и сознание единства
земли. Совокупность этих условий приводит к тому, что великим княжением
Владимирским овладевает более ловкий и сильный из местных князей; при этом он
ограничивается лишь титулом великого князя владимирского (а иногда и киевского),
сидит же - в своем семейном стольном городе (например, в Твери, в Костроме). В
1328 году таким сильнейшим из местных князей оказался князь незначительного
удела московского Иоанн I Калита. С этого года картина меняется: великое
княжение навсегда остается в цепких руках Калиты и его нисходящих.
Московский удел был совсем молодым: непрерыный ряд князей начался хдесь
лишь с 1283 года (первым в этом ряду был отец Калиты,
князь Даниил Александрович |1262-1303|); удел был
мал размерами (Калита унаследовал дишь земли по реке Москве да
переяславль-Залесский); князья московские были из младшей линии
Мономаховичей.В чем же причины их
первоначального успеха над соперниками, положившего основание будущему
могуществу Московского княжества?Перечислим эти причины, как они установлены в исторической
литературе.1. Москва лежала в
этнографическом центре великорусского племени, здесь скрещивались обе струи
переселения - из Киева и из Новгорода; она лежала в узле нескольких больших
дорог и на орговом пути из Новгорода на тогдашний Дальний Восток - на нижнюю
Волгу.2.Московский удел был прикрыт от
иноплеменных нашествий или воздействий соседними княжествами: первые удары татар
принимали на себя княжества Рязанское и Черниговское, давление Литвы поглощалось
в значительной степени княжеством Смоленским.3. Первые московские князья были примерные хозяева: они умели
куплей или браком "примыслить" к своему уделу соседний уделец, умели
привлечь и копить деньги.4. В сношениях с
татарами они проявляли исключительную изворотливость: ездя в Золотую Орду, ловко
добывали себе ханский ярлык на великое княжение. Они сами собирают дань для
татар, отсылают ее в орду, и татарские "данщики" не беспокоят
московское население своими наездами.5. В
других княжествах - междуусобия из-за старшинства князей, а в малодетной
московской семье - правильное престолонаследие. В московском княжесвте
спокойнее, чем в других, в нем охотно оседают и киевские, и новгородские
переселенцы, к нему приливает и население из восточных частей Суздальской
земли, страдающее от татарских погромов и от нападений восточных инородцев.
Тишина и порядок привлекают к московскому князю видных служилыхлюдей.6. Высшее духовенство, воспитаное в византийском
представлении о власти, чутко угадало в Москве возможный государственный центр и
стало содействовать ей. Переселившиеся (с 1299 года) из угасшего Киева на север
России митрополиты предпочли Москву стольному городу Владимиру. В одно и то же
время в Москве образовалось средоточие и политической, и церковной власти, и
недавно еще малый город Москва стал центром "всея
Руси". Удельные князья жили мелкими интересами, несли
народу раздор и смуту, а измученный народ хотел тишины и покоя. Москва дала ему
покой. "Бысть оттоле (со дня вокняжения Иоанна Калиты) тишина велика по
всей Русской земле на сорок лет", - записала летопись. Народ шел по пути
этнографического объединения; "к половине XV века среди политического
раздробления сложилась новая национальная формация" (
Ключевский В.О. Курс русской истории. Т. II.
С.57). А Москва создавала объединение политическое: к середине XIV
века она впитала уже немало уделов и была настолько сильна, что, по словам
летописца, сыну Калиты Симеону Гордому (1341-1353) "все князья русские даны
были под руки". Пройдет еще тридцать лет, и московский князь объединит
против татар русские силы и смело поведет их вдаль от Москвы, на Куликово поле,
ибо ополчит он их не для защиты своего лишь удела, а чтобы заслонить ими всю
Русскую землю. Там, на Куликовом поле, родится национальное Московское
государство. Веком позднее окрепшая Москва возьмет на себя другую высокую
национальную задачу - освобождение от иностранного владычества подъяремных
частей русской земли: в 1503 году литовские послы станут упрекать Иоанна III,
зачем он принял перешедших к нему от Литвы со своими уделами черниговских
(приокских) Рюриковичей. "А мне разве не жаль, - ответит им Иоанн, - своей
вотчины, Русской земли, которая за Литвой, - Киева, Смоленска и других
городов!"
Так сложилось и объединилось вокруг Москвы великорусское
племя. С московского князя спали частновладельческие черты мелкого удельного
князя; он сознал себя главой национального государства, а народ почуял свое
государственное единство. Какая же национальная идея жила в этом народе? Чаяния
какой народности воплощал в себе этот государь? Великорусской? Кто знает русскую
жизнь, улыбнется при этом предположении. Великорусской идеи, чувства
великорусского - таких целей и задач нет и никогда не существовало. Было бы
смехотворно говорить, например, о великорусском патриотизме. Национальное
чувство, воодушевлявшее Московскую Русь, было не великорусское, а русское, и
государь ее был государем русским. Официальный московский язык знал выражение
"Великая Русь", но как противоположение другим русским областям - Руси
Белой и Малой; понимал он эту Великую Русь (Великороссию) не иначе как частью
единой, целой России: "Божией милостью Великий Государь, Царь и Великий
Князь всея Великия, Малыя и Белыя Руси Самодержец" - так сформулирована эта
мысль в титуле московских царей. Но термин "великоросс" Москва вряд ли
знала: это искусственное, книжное слово зародилось, вероятно, по присоединении
Малороссии - как противовес названию ее населения. В широкий обиход оно проникло
только в наши дни, после революции. Костромской крестьянин до сих пор также мало
подозревал, что он великоросс, как екатеринославский - что он украинец, и на
вопрос, кто он, отвечал: "Я костромич" или: "Я русский".
(Продолжение следует).