Вздохнуть свободно нам никто не запретит
«...С кем воевать-то?!..» Сидевший морской офицер встал и подошел ко мне на заднюю площадку полупустого трамвая. Опустошенным взглядом он смотрел мимо меня, но фраза предназначалась для моих ушей. «...Я если бы... я б объявил войну Германии и на следующий день сдался...» Капитан второго ранга был пьян. Но внешне держался безукоризненно и даже браво, что импонировало. Я решил поддержать разговор. Впрочем и не разговор, а обрывки хмельных мыслей доведенного до отчаяния человека.
— Ты вот в церковь ходишь?
— Нет.
— Не ходишь?!..
— Так разговариваю, — я кивнул на небо. Он расцвел и выставил крепкую ладонь для рукопожатия.
— Так зачем воевать-то, с кем?
— Ну как же, а «форпост России»?.. Россия... продали нас! А вот вам! — он скрутил фигу и выставил куда-то в направлении окна.
— ...Я здесь родился!
— Я тоже.
Он опять крепко пожал мою руку.
— У меня танк закопан... «шмайссер» в бумаге, в масле, понимаешь?.. Россия... Предали нас, продали!
— Так меньше надо России в рот заглядывать. А воевать с нами никто и не собирается.
— А мы и не заглядываем! Во! — он опять потряс фигой. Продадут... правильно! Пускай моя дочка подметать пойдет, все равно лучше чем эти... Я тоже погоны эти поменяю на крученые и буду хауптманом или как там еще... (Он видно имел в виду погоны немецкой армии.)
В трамвай вошли двое бритоголовых тинейджеров. Он проводил их взглядом:
— Во, пушечное мясо!.. С кем воевать? Они первые пойдут, ни черта же не умеют, а только... — он помахал растопыренными пальцами. — Ну я же в погонах, я тоже пойду, и ты тоже пойдешь... За кого, за них там? — он махнул за окно — за Россию? Во! (Опять фига.) Ты пойдешь?
— За Россию не пойду.
— А за «калининград»?
— За Кенигсберг — пойду.
Я ожидал стандартного «Кенигсберга нет», но в ответ вновь ощутил на своей руке крепкое пожатие его «краба». Он вскоре вышел из трамвая крепкой походкой. Пруссак на службе России...Эта (отнюдь не выдуманная) встреча была для меня откровением. В тот день 28 августа я уже слышал много такого, что заставило меня в душе грустно усмехнуться. В телефонном разговоре с моим бывшим шефом — всегда внешне преуспевающим владельцем одной из производственных фирм — я вдруг услышал его сетования: «Все подорожало! Черт знает что творится! Я сейчас думаю, у нас единственный выход — выходить из России...» Что-то раньше за ним такого не наблюдалось. Но последние события, бросившие нас под ноги достойной европейцев жизни, подогретые неумелым империалистским выпадом московской газеты буквально сгустили воздух. И он продолжает сгущаться.
Мысль о том, что нас «продадут» рождает панику в умах одних, злобу у других и — это уже не требует подтверждения — вздох облегчения у третьих. Люди строят предположения об их другой, «послепродажной» жизни не имея об этом никакого представления. Упражнения для ума, конечно, развивают, но думается, не стоит перепрыгивать события. Лишь один ближайший вывод начинает уже ясно выкристализовываться в умах большинства: верить России нельзя.
Если этот вывод, закрепится в сознании и даст толчок для логического развития, то мы станем на путь обретения хотябы мало-мальской независимости. Независимости от кремлевского самодурства, навязчивого управления нашей экономикой, независимости от агрессивной российской внешней политики, не дающей нам спокойно жить и сотрудничать даже с ближайшими соседями. Можно перечислять еще. Но, увы, при таком развитии событий никто не застрахует нас от собственной инфантильности, неумения работать и уважать хотя бы свою, даже не соседскую, культуру. Надеяться и пенять придется только на себя, как кораблю без спасательных кругов. Но по мне это лучше. Определеннее.
Пока же рекомендуется готовиться к худшему. И протрезветь.