Сайт "Фанфики из России" представляет:

Порнократия ближнего боя

© Кицунэ-сан

Свитера на голое тело. Это сексуально. Длинные мундштуки и короткие цигарки “Житан”. Духи “Надругательство” и тяжелое серебро в ушах. Не дешевое польское серебро, а тяжелые рок-кольца из пропахшего кожей рок-бутика. Темно-вишневые губы и сливочное масло щек. Черт ее побери! Ее собственный, сложносочиненный “дайк” беспомощно рухнул на колени перед этим триумфом Стиля. Именно так, с Большой Буквы. И теперь она, как малолетняя профусетка, роняла кольца, собираясь на свидание. Ей хотелось многого одновременно: остаться дома, обрезать под корень рыжее великолепие, придавая облику стильную небрежность, ударить по лицу эту ехидно щерящеюся с дивана дрянь, своего брата. Он будто подслушал:

- На свидание?

Рявкнула, путаясь в юбках и деревянных бусах:

- Да. (Подразумевалось: отстань.)

Дрянь поднялась с дивана, этого не хватало!, подлезла под руки:

- Не сердись, сестренка. Дай помогу.

- Уже помог, с Галой, - огрызнулась, тираня мочку серьгой.

- Ну ты подумай, что за имя такое: Гала, Галька, что ли?

Раньше она бы обиделась на такое вопиюще-бесцеремонное напоминание о разрушенной, не без его, братца, помощи, любви. Но теперь это не имело значения, да и имечко вправду дурацкое. Брат равнодушие к сказанному отметил удовлетворенным:

- Влюбилась!

Критически отмерил образ: тяжелые ботинки, длинные юбки послойно, тонкий свитер-“водолазка” на голое тело, просвечивают соски, деревянные феньки, рыжее облако непокорных волос, тонкий дух “Черной Магии” на запястьях. Королевским жестом набросил на плечи подобную бронежилету рокерскую жилетку. Тяжелую, пахнущую кожей. Он любил ее и гордился отсутствием люмпен-вульгарных клепок. Сестра заценила жест благодарным поцелуем. Он отодвинулся, оценивающе взглянул, сорвал бусы, безжалостно, до стука бусин по полу:

- Серьги, кольца - долой!

Она подчинилась растеряно:

- А теперь - пошла.

Он почти вышвырнул ее за дверь.

Теперь, проводив влюбленную Рыжуху, можно заняться собой. От первоначального имиджа придется отказаться. Жилетка усвистала на блядки. Что же... Бежевый кашемир пальто предлагает мягкие тона скучающего денди. Согласен! Теперь такси: жлоб за рулем повышает ставки. Согласен, милый. А теперь точный адрес: клуб “Визит”. Вижу, понял. Вези. Ну не могу я оставаться в одиночестве, когда Рыжая так влюблена. Это что-то несправедливое.

Клуб гудел и как, полагается, клубился. Брюнет по соседству щерил в голливудской улыбке крепкие, белые зубы. Ротвейлер-кобелек. Неинтересно. Ищет, кому предложить забитые в “качалке” мускулы, а я и сам не против попастись на заливных лугах случайной щедрости. Чуда хотелось нестерпимо. Ага, вот оно. Бизнесмен полутени, с пьяным ясным взглядом бывшего десантника. Приготовиться к высадке с целью тотальной оккупации. Залп из тяжелых орудий опустошает кошелек почти под ноль. Но теперь у меня есть текила и возможность объяснить небрежно этому безалаберному поглотителю ценного напитка, как ее пьют. Ведь шпарит, как водку. Я объяснил, даже без травматизма для себя, любимого. Разговорились. Он рассказал: Саша. Ему тяжело жить без веры, как плохо, когда пытаются кинуть те, с кем служил. Нет, он, конечно, разобрался, а теперь ронял скупую, крокодилью слезу над общим дембелевским снимком. Тоже мне, нежная душа. Я коснулся ладони. Выяснилось: с расстройства даже не понял, в какой бар попал. Ну что за черт, даже в гей-баре я умудряюсь подцепить натурала. Но он достаточно нагрузился, чтобы это исправить.

Они пили полынный абсент в мягком свете кремовых абажуров. Ей удавалось дрожащими пальцами удерживать нить разговора, а та лишь роняла тяжелые, как гранаты в ее серебре, слова. Инга, нордическое имя придавало этой запредельной брюнетке контраста. Инга смотрела в зелень напитка сквозь тонкое стекло. Густые черные ресницы оттеняли расплавленное золото глаз. Такие читают Честертона в сортире и цитируют Феллини между надраиванием любимого мотоцикла и чисткой зубов. Такие трахают глупых, рыжих овец походя, пополняя свой донжуанский список очередным признанием в любви. Только такие не боятся дерзкого запаха “Надругательства”. И ей, Рыжей, это не грозит. Этот вечер, конечно, кончится в койке, а назавтра будет безапелляционно объявлен ошибкой. O`key, она согласна.

Когда этот самец начал приходить в ужас от места, выбранного для пьянки, мы уже были без штанов в клубной кабинке. А этому предшествовал виртуозный минет в моем, эксклюзивном, исполнении. С глубоким засосом и непременным глотанием. А потом бурный и потный акт на одноразовых простынях. Оставалось констатировать: молодец, форму держит. А потом он вышел “умыться” и... два стольника в американской валюте под подушкой. Сволочизм! Настроение безнадежно испорченно. Решено: еду домой.

Вечер затянулся до неприличия. В гости не звали. Значит, нужно уходить, нежно лелея в груди разочарование. Бросила робкое:

- Мне пора.

- Подвезти? - небрежно сцежено сквозь зубы. Голова откинута назад и на шее танцуют тени, вычерчивая изгибы. Рыжая услышала свое слабовольное согласие:

- Да.

Хромированный красавец, надраенный до блеска, она так и знала! - принял их на спину, рыкнул в ночь и сорвался с места. Рыжая пряталась от ветра в кожаную спину своей подруги. Нежно прижималась щекой и жалела, что так близко живет. В парадном Инга вложила в ее озябшие руки визитку:

- Звони.

Это было продолжение, делающее ее счастливой. Они целовались самозабвенно, на лестнице, наплевав на опасность разоблачения. Впрочем, думают ли об этом сексапильные суки, пахнущие “Надругательством”? Губы Инги, горячие, иссушенные искусом, превращали ее поцелуи в робкий лепет влюбленной девочки. В квартиру она впорхнула, вскрикнула удивленно:

- Ты здесь?

- А мне уйти? - снисходительно к чужому счастью спросил брат.

- Нет, что ты... Я такая по-дурацки влюбленная, а как у тебя?

- Подзаработал, - мрачно буркнул тот и тут же расцвел дружеским вниманием: - Выкладывай.

© Кицунэ-сан