Давайте притворимся

(фанфик по теме FAKE)

Автор: West Coast Haruka
Перевод: Jayse

*Курсив означает мысли

Вы любили его, Ди-семпай. Я не такой идиот, чтобы не замечать этого. Я знал это задолго до того, как всё это случилось. Вы любили его, не меня. Но я никогда не терял надежды… я никогда не терял веру в вас, Ди-семпай. Ни тогда, когда они били хуже всего, ни когда я слышал его крик в ночи… Я думал, вы спасёте нас. Почему вы не спасли нас, Ди-семпай?

Я даже не помню, как это случилось. Ни с трудом, ни как ещё. Бикки и Кэрол… они на небесах. Так сказала бы моя мать. Мой омрачённый разум помнит, что я направлялся в его квартиру… ради вас. Вы были заняты на работе, а Рио-семпай не позвонил и не пришёл на работу. Он всегда был таким бойскаутом, а так как я проводил свой выходной, утомляя вас (я зря потратил на вас часы, Ди-семпай!), вы попросили меня дошагать до его квартиры и узнать, не болен ли он.

Они были такими хорошими детьми, Ди-семпай! Я думал, что они были надоедливыми и вредными, и жадными… и нечестными… но… убивать? Кто мог убить двух невинных детей? Это риторический вопрос, конечно. Я точно знаю, кто мог. Я был вынужден спать с ним несколько раз.

Худшим было то, что с телами ничего не было сделано. Я бывал на местах убийства раньше, но там было всегда как-то по-больничному с телами, так неопределённо, так отдельно. Чисто. Места были чистыми, только очерчены мелом силуэты, где упали жертвы. Квартира Рио была далеко не чистой. Кровь была повсюду.

Сейчас там было арахисовое масло и фрукты, и молоко, и французский хлеб, и соус для спагетти тоже… Что он чувствовал, когда видел распростёртые на полу тела Бикки и Кэрол, в которые не просто раз выстрелили, а много раз из автомата? Вы выяснили, какой это был тип оружия? Вы опознали тела, Ди-семпай? Он только что вернулся из продуктового магазина… Он должен был встать пораньше, чтобы сделать это. Абсолютный бойскаут, в точности как вы всегда говорили.

Не спуская глаз с тел и беспорядка, я быстро нашёл телефон. Там был один в гостиной, висящий на крюке, видимо, кто-то из них пытался позвонить 911. Я набрал телефон “скорой”, а потом ваш.

Забавно, Ди-семпай, как я рыдал от облегчения, когда услышал ваш голос. Вы казались раздражённым. Раздражённым! Но в тот момент, когда я упомянул “скорую”… и Рио… вы стали полностью заинтересованным. Вы бы прошли сквозь огонь для него, не так ли, Ди-семпай?

Я обыскал квартиру, отыскивая его следы, и нашёл его связанным, голым в ванне. Плачущим. Я бы плакал. Вы, возможно, назвали бы меня ребёнком. Я освободил его и нашёл ему немного одежды… Я не забуду, как он смотрел, лёжа там, в позе эмбриона, на своей кровати. Я сел рядом с ним, гладил его волосы и создавал успокаивающий шум. Он хотел видеть, что случилось с Кэрол и Бикки. Я не позволил ему. Я сказал ему, что вы придете. Я думаю, это спасло ему жизнь.

Хлопнула дверь. Я встал и побежал к двери.

- Ди-семпай! – сказал я, но не кричал, не рыдал, не кидался, - Ди-семпай, слава богу…

Щёлк. Звук поднятого пистолета. Странно, как такой знакомый звук ударил опасением в моё сердце. Я сохранил спокойствие. Вы могли бы гордиться. На мне был мой пистолет, я вытянул его и прицелился.

- Брось оружие! – сказал я угрожающим тоном. Он засмеялся.

Кто он был? Я никогда не знал его имени. Что он хотел от нас, Ди-семпай? Неужели для кого-то действительно возможно быть абсолютным злом? Чтобы процветать на боли других… Он собирался приставать к маленькой милой Кэрол и проказливому Бикки… когда один из них взял телефон, он вышиб им мозги. Вот, что я вычислил намного позже. Вы знаете больше, Ди-семпай?

Я с трудом припоминаю, что случилось, но это включало в себя и то, что меня бросили в кузов грузовика, связанным, как и Рио-семпай. Мы добирались в течение нескольких часов. Рио-семпай был без сознания, удачливый ублюдок.

Он вытащил меня за волосы. Он – лидер этой группы молодых и средних, ужасных мужчин – обладал длинными волосами, сальными, чёрно-зелёными волосами, и глазами, напомнившими мне крысу, которую я однажды казнил в своей квартире. Однако я видел это, потому что знал, что это он убийца. Я мог видеть его на улице, и думал: “Хм. Боксёры или резюме?

Он сказал:

- Теперь ты будешь звать меня хозяином.

- Хрена с два, - сказал я напряжённо. Я слышал звук чего-то ломающегося, и на мгновенье испугался, что это один из его лакеев сломал мне руки. Но это был не я. Один из них бил Рио-семпая. Уродливые красно-чёрные глубокие раны поперёк его спины. Он выглядел смелым и патетичным.

- … Хозяин, - я ненавижу то слово.

- Ну, этого хрена ты хотел?

Он притянул моё лицо вверх к своему, его бакенбарды царапали лицо, которое я так тщательно мыл тем утром. Или в одно из других. Он всё ещё держал меня за волосы. Я почувствовал слабость. Это было невозможно. Я был офицером полиции. Я, как предполагалось, должен был себя контролировать.

Я смотрел прочь и отказывался комментировать. Как кинозвезда. Никаких комментариев. Я не хотел, я хотел убить его и пойти домой, и никогда не оставлять снова мою маленькую запущенную квартиру. Я не должен был видеть вещи, которые видел в тот день.

В некоторый момент этого контакта он бросил меня на пол и попытал свою удачу с Рио-семпаем. Рио-семпай был на вид более вежливый, но это только на этот счёт.

- Суки! Шлюхи! – орал он, и я удивляюсь, почему он попросту не убил нас. Он бросил нас в тёмный туалет, и мы почти умирали от голода.

Но мы умирали от голода. Я хотел бы, чтобы мы умерли голодной смертью, но этого не было, вместо этого я изобрёл тормозящую всё маленькую игру, называемую “Давайте притворимся, что…” И говорили обо всём, что мы собирались делать, когда выберемся из этой ситуации. Рио был добр, он шёл в кино, ел шоколад, шёл болеть на бейсбол и носил смокинг. Видел вас, крепко обнимал вас, целовал, и всякая чепуха вроде этой. Меня больше тянуло на убийство, стрельбу, и отгонять мысли. И увидеться с вами.

Я не думаю, что могу пойти в то, что случилось, без потери самообладания. Когда меня не били и не насиловали, я наблюдал, как то же самое случалось с Рио-семпаем. Он много плакал. Думаю, больше, чем я. Но в конце дня я настолько цепенел, что мог ошибаться.

Давайте притворимся, что вы спасли нас, Ди.

 

Вы ворвались в ту квартиру, сверкнул пистолет, скажем, в желтовато-коричневом пиджаке. Очень драматично. А когда ужасные ублюдки собирались вышибить мне мозги, вы их остановили. Вы позволили мне пристрелить их, хотя бы. Потом вы нашли Рио-семпая, который всё ещё был связан в туалете. Вы освободили его, и он прыгнул в ваши руки, рыдая как ребёнок. Вы не были против, и я тоже не был.

Давайте притворимся, что… О Господи, Ди-семпай…

Рио-семпай… он…

Потому что я…

Вы не спасли нас.

Ту ночь я могу вспомнить яркой деталью: шёл дождь. Я могу уверить, что слышал его стук за окнами. Я целую вечность не видел неба, Ди-семпай.

Может быть, я был слаб. Я не знаю, как долго я был там, но моё тело выходило из строя. Я был не более чем инфицированным скелетом, покрытым шрамами от хлыста и чёрными струпьями. Я смотрел на себя, и хотел блевать. Я смотрел на Рио-семпая, и хотел убить всех их очень жестоко.

Правда, они находили меня лучшим. Меньше, моложе, я полагаю, вот что им нравилось. Но Рио-семпай… этот парень никогда мне особо не нравился, этот конкурент для ваших привязанностей… Он защищал меня. Даже если он плакал и плакал, он поддерживал меня, потому что знал, что это то, что мне нужно. После того, что случилось.

Иногда я был слишком утомлён, и мог только тихо лежать, даже не задыхаясь или что-нибудь там. Его не получали так быстро, что было хорошо или плохо, смотря от чего зависит. Иногда это значило, что он просто переживал тяжелее, в других случаях это означало только, что он не беспокоился. Хотя бы немного.

Это не был один из тех случаев. Я кусался, пинался, вопил, плакал, я потерял каждый клочок достоинства. Но кому нужно достоинство, когда вы заперты в сраном туалете около года?! Кому нужно достоинство, когда вы умираете от голода и вам нечего ожидать, у вас ничего нет, кроме маленькой игры воображения, в которую играют детсадовцы? Кому нужно достоинство, когда вы лучше умерли бы, чем жить?!

Я бы хотел умереть.

Но я не умирал. Он придвинулся ко мне, угрожая, и я трусил, как щенок, который знал, что его накажут. Его тень упала на меня, ударяя прежде, чем его руки.

- Маленькая сраная сука. Я вышибу твои сраные мозги.

Запах алкоголя, казалось, следовал за ним, аура боли и страданий. Моих и Рио-семпая.

В этот раз он был серьёзен:

- Я устал от тебя, маленький гомик! Я убью тебя! Я убью тебя, и скормлю твои кишки своей собаке! Маленькая сраная женоподобная задница-педик. Ты вынудишь меня сделать это! Это твоя вина! Что?! Ты что-то хочешь сказать, сука?!

 

О Господи. О Господи. Я умру.

- Н… нет.

- Пошёл ты! – его руки опустились; он схватил мои плечи, - Никто не любит тебя! – заорал он мне в лицо, ударяя моей головой о стену снова и снова, - Никто не любит тебя! Никто даже не беспокоится, что ты здесь! Никто!

Пожалуйста нет пожалуйста нет пожалуйста…

Я ничего не видел.

Я ничего не видел! Есть такие участки головы, и если их нарушитть, то вы потеряете зрение. Рио-семпай объяснил мне это, поддерживая меня, качая меня, как будто я был его сыном. Я знал это, но тем не менее. Это было… Я собирался сказать страшно. Или ужасно. Или кошмарно или чрезвычайно жутко. Но те слова не скажут этого. Я погружён в мир темноты и никогда не вернусь.

Ну, после этого они использовали Рио-семпая гораздо чаще. Это было… действительно плохо. Я постараюсь описать…

Это было немного похоже как если бы моё всё ещё бьющееся сердце вырезали из груди раскалённым добела железом и медленно скармливали в молотящую машину, обстреливая пулями, а сверху лили лимонным соком на миллион и один крошечные бумажный порез. Но это и близко не подходит.

Через некоторое время он больше не хотел поддерживать меня. Только сидел и слабо плакал. Он даже не хотел играть в “Давайте притворимся, что…”, а я и правда не мог играть в это сам с собой. Я ничего не видел. Рио-семпай был чёртов псих. Всё действительно-действительно-действительно начало разваливаться.

И я понял, что люблю Рио-семпая.

Не бейте меня за это. Я никогда не понимал, каким он был хорошим человеком.

Не то, что вы, вы сразу поняли.

Это неважно. Моя любовь не спасла его. Также как и ваша.

Люди умирают, Ди-семпай, но вы никогда не считаете, что это случится с вами. Вам нравится притворяться, что этого не будет. Но есть безумцы, которые запрут вас в туалете на месяцы, будут морить вас голодом, бить вас, насиловать, а потом, если просто будут в плохом настроении, могут убить вас. Мне следовало бы знать.

Когда я был ребёнком, у меня был кот по имени Пушистик. Не самое оригинальное имя, я знаю, но он был пушистым. Так что это имело смысл.

Сейчас большинство маленьких мальчиков назвали бы своих котов Тигром или Убийцей, или Люком Скайуокером или как-нибудь действительно круто и мужественно. Но, как вы могли увериться, я точно не поступаю мужественно. Никак не мужественно. Кот по имени Пушистик. Он был длинношерстным коленкоровым и казался в основном безразличным к своему имени. Он больше интересовался, чтобы его кормили, и мной, уделявшему ему уйму внимания.

Когда я был маленьким мальчиком, я любил бегать в розовой балетной пачке своей сестры и угрожать поцелуем другим мальчикам, которые снаружи на улице организовывали игры в футбол или бейсбол, или реслинг. Я помню, что однажды попробовал одеть платье для вечеринок моей мамы и высокие каблуки, накрасился её губной помадой, испачкал ярко-розовым всё лицо. У мамы как раз был сосед сверху.

Сосед говорил:

- Держите вашего странного ребёнка подальше от моего Дэвида. У нас хорошая, здоровая, христианская, Американская семья.

Как если бы её семья была не такой. Затем я вошёл в одном из тех платьев восьмидесятых, в блёстках, чтобы извиниться за то, что я его одел, розовая губная помада исчерчивала всего меня. Это точно не делало её лучше на вид.

Сосед назвал меня педиком, что я не понял, гомосексуалистом *, про что я думал, что это цветок, и принял как комплимент. Тогда он назвал меня маменькиным сынком и уродом. Я понял это. Папа говорил это. Не бросай мяч как маменькин сынок. Не зови его Пушком, это имя маменькиных сынков. Иисус Христос, Лаура, почему твой сын такой урод?!

Я пнул его в голень, а потом укусил.

Мне было только четыре, в конце концов.

А мама отвела меня в сторону и сказала, нет, Джонатан, не делай этого. Сядь в угол, и мы с тобой поговорим.

Но я говорил о моём коте.

Пушистик тогда был ещё котёнком, и он рос со мной. Я как бы вырастал из сдерживающих рамок. Мама поощряла это.

- Давай не упоминать это папе, - говорила она, как если бы мы хранили от него секрет, чтобы защитить его. Как если бы это была игра. Или, - Только в этот раз. Надень эту рубашку. Скажи это так. Для папы и меня.

Папа и я, вот как это всегда было в книге моей мамы. И когда папа выгнал меня в шестнадцать, она не помахала на прощание. Она осталась на кухне и делала жаркое в горшочке для папы и меня. Моя старшая сестра тогда уже не жила дома. На самом деле я никогда не знал её.

Когда я приехал в Нью-Йорк (мы жили в предместьях Олбани), я взял испытанного Пушистика со мной. К настоящему времени он был стар, скрипуч и капризен, но он всегда был испорченным капризным котом.

Я прожил там всего неделю, когда Пушистика сбила машина.

Уверяю вас, это было худшее, что когда-либо было со мной! Когда меня выставил мой психопат-отец, мне не было хуже. Когда вы отвергали меня каждый день, мне не было хуже. Смерть любимого существа – это самый большой стресс, который возможен в жизни человека. Вы думаете, это случается только с другими людьми. Но это случится с вами.

Мой отец говорил это обо мне, сейчас я говорю это о случившемся.

Ты просто думаешь, дерьмо вроде этого случается с другими людьми. Но, проклятье, это случается с тобой!

Прости, отец. Давай притворимся, что мы всё выдумали, ОК?

Я полагаю, я пытался сделать смерть неожиданной и трагической, но с другой стороны, ожидал её. Мы только притворялись неосведомлёнными обо всём этом.

Я был опустошён, когда Рио-семпай умер, но я отчасти ожидал этого.

Он был болен. Я был удивлён, что я не заразился чем там он болел, оно разрушало его болезненным кашлем. А потом однажды утром я проснулся и не услышал его дыхания, и так оно и было, он не дышал.

Я знал, что после этого уйду и я. Я не использовал толком свои другие чувства, запертые как и я. Но я пытался. Однажды, когда я не слышал его или его лакеев, шлёпающих вокруг квартиры, я достиг двери.

Она была незаперта. Это было забавно. Она всегда была незаперта? Мы дурачили себя всё это время? Я повернул дверную ручку, и она заскрипела, открываясь. Я думал, моё сердце остановится, я думал, меня засекли. Но всё было тихо.

- Я иду, Рио-семпай, - прошептал я туалету, даже при том, что я знал - он был не там. Он убрал Рио-семпая, распорядившись телом, я думаю, но сперва он позабавился с ним. Я не собираюсь даже думать об этом. Никогда. Давайте притворимся, что этого никогда не случалось.

Это хорошая философия. Давайте притворимся, Ди-семпай, что этого не случилось.

Но это случилось.

Где я был?

Я думаю, что это было мысленно, но я смог почувствовать дневной свет на своём лице, и был вне себя от радости. Поначалу я шатался как безумный, старался сохранить равновесие на моих неполноценных ногах. Через некоторое время я приспособился, шёл вперёд с руками, покрытыми струпьями, перед собой. Должно быть, я смотрелся как урод, моя одежда была близка к её отсутствию. Тогда я был рад быть слепым.

Дверь к квартире была также незаперта. Это было всё равно, что мне вручали свободу! Скоро я был снаружи на воздухе, настоящем воздухе! Настоящий мир! Я начал плакать прямо там, где был, и надо мной шёл дождь. Я не представлял, где я был, но меня это не заботило. Я просто пошёл в одном направлении с вытянутыми вперёд руками, выглядя как чокнутый с миллионом болезней, я уверен, но это меня не заботило. Я просто шёл. Я был свободен!

В конечном счёте я обратился к своим чувствам и нашёл телефон. Достаточно людей сменилось передо мной, чтобы позвонить. Я набрал ваш номер, потому что мои пальцы помнили его.

Дзинь.

Дзинь.

Дзинь.

Дзинь.

Какого хрена, где он? Он на работе? Какой сегодня день? Как долго это продолжалось?

Дзинь.

Дзинь.

Дзинь.

Если он не возьмёт трубку…

Дзинь.

Дзинь.

Дзинь.

Если он не возьмёт трубку…

Дзинь.

ОК, я вешаю…

- Привет. Вы набрали номер Ди Лейтнера. Я занят чем-то действительно важным, фактически более важным, чем вы, вот почему я не отвечаю на звонок! Хехех. Если у вас что-то интересное или у вас есть какая-нибудь информация на пропавших людей Рэнди Маклейна и Джей-Джея…

Вы искали нас?

Конечно вы искали! Вы были моим героем! Как я мог потерять веру в вас!

- … после сигнала. Я постараюсь найти время в моём забитом графике, чтобы перезвонить вам.

Я почти начал плакать снова, но я помнил, что я на автоответчике.

- Мм. Привет. Это Джей-Джей. Я… где-то. Я не могу сказать вам, где… Я не вижу. А Рио-семпай мёртв. И много плохого случилось. Вы там, Ди-семпай?

Последняя фраза была похожа на крошку, хныкающую в темноте. Вы там, Ди-семпай? Кто-нибудь?

Я был в темноте, и я устал притворяться, что всё хорошо.

- Ди-семпай? – рыдал я в телефон.

- ПОДОЖДИ! Подожди, не вешай трубку! – заорали вы в телефон, - Джей-Джей?

- Да, Ди-семпай? – я снова начал плакать.

- Чёрт, парень, это и правда ты?

- Д… да… я думаю… я ничего не вижу, Ди-семпай.

- Вы пропали три месяца назад! Мы обыскали всё сверху донизу, чтобы найти вас! Безумно беспокоились.

- Они мертвы, - сказал я несчастно, - Бикки и Кэрол мертвы, и Рио-семпай тоже.

- Я… я знаю, - ваш голос немного дрогнул, и я забеспокоился, - Мы нашли тела, их все выбросили в одном участке. С тобой всё в порядке, Джей-Джей?

- Дайте-ка мне подумать об этом, - сказал я слабо, - В порядке ли я? Меня били, насиловали, морили голодом, и Я НИЧЕГО НЕ ВИЖУ. У МЕНЯ ПОВРЕЖДЕНА ГОЛОВА, И Я БЕЖАЛ КАК ЧОКНУТЫЙ, ЧТОБЫ НАЙТИ ТЕЛЕФОН! КАК ВЫ ДУМАЕТЕ, Я В ПОРЯДКЕ?

Кто-то большой пронёсся мимо меня, презрительно фыркнув.

- Слушай, Джей-Джей, просто сиди там, я засёк тебя. Я скоро буду. Со “скорой”. Просто сиди там и сохраняй спокойствие.

- Хорошо. Я постараюсь. Для вас, Ди-семпай.

Я слушал гул телефона, пока кто-то не сказал грубо:

- Другим людям тоже нужно звонить, ты, задница.

Я пропустил это мимо ушей. Главным образом потому, что я не мог вычислить, где обидчик.

А потом было много ярких огней перед моими глазами, и на мгновенье я мог видеть в чёрно-белом всех тех, кто стоял надо мной, глядя на меня с искривленным от шока и жалости лицом. Боль взорвалась за моими глазами, и я рухнул на землю.

Чтобы скоротать время, я притворился, что записывал всё это. Довольно умно, да? Неплохо для меня.

Я устал, Ди-семпай, и только хотел, чтобы я действительно мог сказать всё это, прежде чем усну. Но я так безумно устал, Ди-семпай.

Спокойной ночи. Вы не любили меня, но уплывая в сон я понимаю, что это нормально. Ваше сердце было в нужном месте. Не то, что у некоторых людей, с которыми я столкнулся.

Спокойной ночи, Ди-семпай.

Давайте притворимся, что я увижу вас утром.

 

Сестра Сальвадор не знала, как встряхнуть этого парня, Лэйтнера. Он сидел там всю ночь с контуженным пациентом, жертвой чрезвычайно грубого обращения, держал его за руку. Он плакал, продолжая говорить с Джей-Джеем снова и снова, без конца. Теперь, когда рука парня слабо упала, он отказался уходить. Он полностью отрицал случившееся, не верил.

Сальвадор видела такое прежде. Люди хотят притворяться, что всё хорошо, до самого конца, если не могут притвориться, что всё наладится, когда всё переворачивается с ног на голову. Кто может их обвинить?

Но ей нужно было убрать комнату и отправить тело вниз, в морг. Никто не был до конца уверен, что случилось с пациентом, поэтому они собирались сделать аутопсию. Пациент также жаловался на потерю зрения, но никто не мог подтвердить это.

Ну, Лэйтнер должен был уйти. Она притворилась безразличной к его страданиям и отправила его вниз, к адвокату.

Затем она закончила свою смену и увиделась со своим другом.

 

~ OWARI ~

*У слова “pansy” более распространён смысл “анютины глазки”.