Владислав Крапивин
* * *
Когда мы спрячем за пазухи ветрами избитые флаги
и молча сожжем у берега последние корабли,
наш маленький барабанщик уйдет за вечерним солнцем
и тонкой блестящей льдинкой растает в желтой дали.
От горького пепелища, от брошенных переулков,
где бьют дожди монотонно по крышам, как по гробам,
от злой измены, что рыщет в домах опустелых и гулких,
наш маленький барабанщик уйдет, не сдав барабан…
Но есть утешенье - как будто последний патрон в обойме, -
последняя горькая радость, что каждый из нас был прав.
И вот потому над планетой шагает наш барабанщик -
идет он, прямой и тонкий, касаясь верхушек трав.
* * *
Если вдруг покажется пыльною и плоской,
злой и надоевшей вся земля,
вспомни, что за дальнею синею полоской
ветер треплет старые марселя.
Над морскими картами капитаны с трубками
дым пускали кольцами, споря до утра.
А на утро плотники топорами стукнули -
там у моря синего рос корабль.
Крутобокий, маленький вырастал на стапеле
и спустился на воду он в урочный час,
а потом на мачтах мы паруса поставили,
и, как сердце, дрогнул наш компас.
Под лучами ясными, под крутыми тучами,
положив на планшир тонкие клинки,
мы летим под парусом с рыбами летучими,
с чайками, с дельфинами наперегонки.
…У крыльца, у лавочки мир пустой и маленький,
у крыльца и лавочки - куры да трава.
А взойди на палубу, поднимись до салинга -
и увидишь дальние острова.
* * *
Жил-был старый корабельный мастер,
молчаливый, трубкою дымящий.
И однажды сделал он кораблик -
маленький, но будто настоящий.
Был фрегат отделан весь, как чудо, -
от бизани до бушпритной сетки…
Но однажды старый мастер умер,
и корабль остался у соседки.
Что ж, она его не обижала,
пыль сдувала, под стеклом держала,
только ей ни разу не приснился
голос шквала или скрип штурвала.
Что ей море, якоря и пушки?
Что ей синий ветер океана?..
Куковала хриплая кукушка,
по стеклу ходили тараканы…
Среди шляпок, старых и затасканных,
пыльных перьев и гнилого фетра,
как он жил там - парусная сказка,
чайный клипер, сын морей и ветра?..
Что он видел темными ночами,
повернув бушприт к окну слепому?
Ветра ждал упрямо и отчаянно?
Или звал кого-нибудь на помощь?
И проснулись влажные зюйд-весты.
Закипели грозовые воды.
Сдвинули потоки домик с места,
унесли кораблик на свободу.
Он уплыл по золотым рассветам,
по большим закатам ярко-красным.
Пусть его хранит капризный ветер
на пути далеком и опасном…
* * *
Это сбудется, сбудется, сбудется,
потому что дорога не кончена.
Кто-то мчится затихшей улицей,
кто-то бьется в дверь заколоченную…
Кто-то друга найти не сумел,
кто-то брошен, а кто устал,
но ночная дорога лежит
в теплом сумраке августа…
Разорвется замкнутый круг,
рассеченный крылом, как мечом.
Мой братишка, мой летчик, мой друг
свой планшет надел на плечо…
Сказка стала сильнее слез,
и теперь ничего не страшно мне:
где-то взмыл над водой самолет,
где-то грохнула цепь на брашпиле…
Якорь брошен в усталую глубь,
но дорога еще не окончена:
самолет межзвездную мглу
рассекает крылом отточенным.
Он, быть может, напрасно спешит
и летит он совсем не ко мне.
Только я в глубине души
очень верю в хороший конец…
* * *
Над волнами нам плыть, по дорогам шагать,
штормовые рассветы встречать.
Нам коней горячить, догоняя врага,
карабины срывая с плеча…
И, быть может, в траву упадем мы с тобой,
и рассвет не пробьется в ночи.
Но трубач ни за что не сыграет отбой -
не смогли мы его научить…
Мы учили его: если грянет беда,
звать в атаку друзей за собой.
Наш трубач никогда, никогда-никогда
не слыхал о сигнале "Отбой!"
Скоро день расцветет, словно огненный клен.
Голос горна тревожно певуч.
Поднимайся, мой мальчик, рассвет раскален,
бьется пламя под крыльями туч.
Домой