Stas(ik)
ВЕЧЕР
- Ну, пока?
- Пока...
Щелк!
Черный глаз монитора...
Ну, сейчас начнется... Об этом хотелось думать с
каким-то изощренным удовольствием, удовольствием, вызванным осознанием
собственной беспомощности перед вчерашней, а до этого - позавчерашней,
позапозавчерашней, а теперь и сегодняшней болью. Перед тем, как она мягко
вцепится в кончики нервов и, извиваясь, поползет внутрь, разрастаясь до
размеров сердца...
Опять ты здесь... С каких пор чертова ночь взяла за обыкновение лезть
в закрытое окно? Глупости, конечно, просто моргает одна из ламп: точка
– тире, точка – тире, три точки... Три точки и восемь недописанных строк...
Кажется, так мало – ну уж восемь-то можно было... Ну, хоть сегодня, для
нее... Ждать, снова ждать, а ему так страшно ждать, потому что тонкой ниточкой
под кожей у виска дрожит: нет, не успеешь, ни сейчас, ни потом, а потом...
потом может не быть ничего, ровным счетом, даже скорее всего, даже известно,
что не будет... Ну, конечно, известно, каждый дьявольский или божий
день, с утра до вечера – он только и делает, что знает об этом...
Закрыть дверь.
Ключ – в охрану.
Рассеянный взгляд человека в черном. Интересно,
этому – что еще? Он что нибудь еще просит, ждет, тянет к себе, вцепившись
полуголодной собакой, обдирая в кровь ладони? Нет, этот из тех, что могли
бы кричать "Die!", а потом, наглядевшись, надорвав глотку в несмолкающем
волчьем вое толпы и выразив свою волю сжатой в кулак ладонью с опущенным
вниз большимм пальцем, отвернувшись, со скучающим выражением лица, начать
рассматривать свои ногти... Этого человека нет... Есть равнодушное "здравствуйте"
утром и такое же неосязаемое "до свидания", когда пора уходить...
Слова... Верный способ убежать от тишины...
Нет, не может быть... Неужели и он?
Господи, куда делся снег? Кажется, не так давно,
заваленный почти по самые подоконники первых этажей, город простывшими
глотками подъездов хрипел о весне, просил, умолял. А теперь...
Смех.
Далеко, за домами.
Вздрогнул – нет, не сейчас... Это уже болело, вчера,
до этого – позавчера, и еще раньше...
За что???
Ну
за
что???
Это уже десять, двадцать, сто раз должно было надоесть
– ворошить лохмотья души в поисках еще одного нетронутого порезами места...
вот она вся, он готов выдрать, выгрызть ее из себя, бросить под ноги, только
оставьте его в покое! Ведь он – ЕСТЬ, он - СУЩЕСТВУЕТ, он – ЖИВОЙ!
(Эта игрушка ГОВОРЯЩАЯ!)
Вот сейчас, это ведь его след в сером месиве грязи
и снега, это только для него остановился сейчас трамвай – чтобы его подобрать,
только для этого... Нет - не оглядываться, не поворачивать головы... Это
самое страшное – когда окажется, что след не так давно был оставлен кем-то...
нет, не им, а трамвай... трамвай остановился только потому, что останавливается
здесь каждый день...
Потому, что здесь остановка.
"МЭИ". ("Первый курс, лекции по сопромату
завтра не будет..." "Идешь завтра на вторую пару?..." "Таньку
вчера видел?" "За пивом ходили..." И здесь то же, то же
самое... А ведь он ни разу не был внутри...)
Снова смех. Только громче... Такой неестественно
резкий, нереальный... Узкий, секундный разрез в тишине. Р-раз... Он почему-то
понял, что больше не повторится. Глухо рявкнула дверь...
Кому-то еще нужна эта весна! С ее...
Зыбкая серая морось, грязные брызги из-под колеса,
кошачий визг шин...
Вот этот – куда спешит? Кто она? Почему ждет его?
Чем он заслужил ее птичье "заходи" в полусгнившей тишине подъезда?
"Дзи-инь" трамвая...
Успеть вскочить на подножку...
Если смотреть под ноги – Москвы не видно. Не видно
желтых, тупых зрачков фонарей, провожающих взглядом вагон, не видно беспорядочно
разбросанных коробок домов, бормочущих, кричащих, плюющихся музыкой в полночь...
- Извините, Авиамоторная – следующая?
- Следующая...
Отвернулась. Смотрит на часы. Тоже куда-то спешит.
В сущности, он один, этот трамвай - на весь город,
на весь муравейник. Только кого-то жизнь обходит стороной, кого-то подталкивает
в спину, кому-то поддакивает, чтобы потом, задыхаясь от смеха, наблюдать
со стороны за тем, что выйдет...
Выходит. И неплохо. Вот, он, например...
Фальшивка, подделка, вечная улыбка на работе (-
Ты можешь хоть минуту побыть серьезным? – А я сейчас – серьезней не бывает.
– Черт!).
Маска.
Как он устал сдирать ее по вечерам. И как она его
спасает...
Так ли уж много ему надо? Неужели больше, чем любому
другому в муравейнике? Мокром, закопченном, по-весеннему раздражительном,
страдающем хронической бессоницей улиц?
Пустяки, такие пустяки – прозрачные до дна озера глаз, светящиеся на
расстоянии не более двадцати сантиметров, с плохо скрываемым удивлением:
"откуда ты такой?", капельки растаявших снежинок на ее щеке,
мягкий, неестественно близкий изгиб улыбки... Все. Пожалуй, все... Нет,
еще... Как он мог забыть? Еще – это влажная прядь волос на лице, которую
нужно сначала отвести рукой, чтобы...
Кто определяет это – сколько, кому и почем отпустить
той, что сейчас лихорадочно проносится в окне, имя которой ВЕСНА? Впрочем,
ему-то что? Пора привыкнуть... Пора начать смотреть на все с высоты собственного
идеального одиночества, упиваясь невозможностью сделать кому-то еще то
же самое.
А ведь тогда, когда все начиналось, тогда хватило
бы только одного – глотка весны, совсем маленького глотка... Хватило бы
руки друга на плече...
Дзи-инь...
Желтый провал метро.
Войти в вагон, сеcть, закрыть глаза...
Ни о чем не думать. Не было ни этого дня, ни предыдущего,
ни скомканной, неоконченной страницы черновика...
Завтра.
Все завтра.
Завтра будет то же самое...
Домой