Robert Creeley with Chris Massey, David Torn, Steve Swallow, and David CasT

Have We Told You All You'd Thought to Know?

2001 Cuneiform

Если кто-нибудь хочет взглянуть на пропасть между западной (включая и американскую) и российско-советской культурами, диск поэта Роберта Крили (Robert Creeley), записанный с его друзьями-музыкантами может быть нагляднейшей иллюстрацией. Российский эквивалент этого культурного события выглядел бы так: юбилейный вечер поэта Сергея Михалкова с участием звезд отечественной эстрады – и далее по списку, с завершающей программу новой песней Олега Газманова.

Роберт Крили – один из виднейших современных поэтов США, выпустивший свой первый сборник еще в пятидесятых. За без малого 50 лет творческой деятельности Крили редко отвлекался на злободневные темы, вроде пришествия марсиан или изобретение виагры. Его гораздо более интересует тонкая материя человеческих отношений – будь то отношения между любовниками или родителями и детьми.

Как бы ни была традиционна основная тема творчества Роберта Крили, его работа со словом примерно так же удалена от реалистичной поэзии, как джаз от классической музыки. Поток сознания, неологизмы, просторечия, новаторский синтаксис, заимствования из других языков, в частности, французского (Крили большую часть жизни прожил в Европе), составляющие, в числе прочего, искусство поэта удивительно сочетаются с языком джазовой импровизации. И неудивительно, что попытка соединить их вместе оказалось очень успешной.

Итак, на диске представлена концертная запись творческого вечера Крили, где он читает свои стихи, а музыканты ткут многоузорную ткань импровизации, меняя направление ее развития в зависимости от очередного вступления Крили. Хорошо слышно, что собравшимся музыкантам импровизировать не впервой: Дэвид Торн (David Torn) – уникальный гитарист, с удовольствием занимающийся абстрактным искусством самостоятельно или в звездных проектах вроде Bruford Levin Upper Extremities, Дэвид КасТ (David CasT) – саксофонист и кларнетист, работавший в проекте Cobra Джона Зорна (John Zorn), Стив Своллоу (Steve Swallow) – легендарный басист, игравший свободный джаз еще с молодой Карлой Блей (Carla Bley) и многими другими титанами, а также барабанщик Крис Мэйсси (Chris Massey). Весь коллектив здесь представляет историю и многообразие западного импровизационного искусства 20 века – и представление это впечатляет гораздо больше, чем имперский размах и помпа официальных мероприятий вроде вручения премий Ника или Золотой орел.

Крили открывает концерт небольшим посвящением – «сердцу доверяй и следуй» и именно по этому пути и следуют музыканты. Торн уже через несколько минут запускает пленку с микроотрывком женского хора и присоединяет негромкий голос лютни к музыкальному шествию, которое все быстрее набирает мощь, не теряя своего достоинства. Легко узнаваемый электрический бас Своллоу дает основу, на которой импровизация КасТа звучит не только уместно, но и естественно.

Впрочем естественность – вот, наверное лучшее описание этого концерта. Крили отобрал стихи, которые своей неброской красотой подчеркивают насколько прекрасна человеческая жизнь и какой неотъемлимой частью этой красоты является страдание. Так же истинна и импровизация, которая меняется после очередного вступления Крили: слово и музыка здесь объединяются и составляют константу, которой нет конца, как нет конца и жизни.

Слова Крили, звучащие в середине концерта вполне могли бы звучать в самом начале или завершить его: «мы здесь, поскольку нас привел сюда наш путь». Впрочем, завершающий концерт вопрос не менее уместен – не забыли ли мы рассказать вам все, что вы знали?

Annouar Brahem Les pas du chat noir

ECM 2002

На оборотной фотографии буклета к последнему альбому Аннуара Брахема на первом плане запечатлен пианист Франсуа Кутюрье, чуть дальше - Жан-Луи Матинье, играющий здесь на аккордионе. Сам Брахем сидит со своим редкостным для джаза инструментом (уд, или арабская лютня) на заднем плане, задумчивый и отстраненный.

Эта задумчивость и отстраненность лучше всего характеризует и музыку на этом удивительном альбоме. С одной стороны, Брахема нельзя спутать ни с одним музыкантом (и не только в силу уникальности его инструмента) - такова присущая ему культура и глубина его мастерства. С другой стороны, близость и внутренняя сплоченность этого трио просто невероятны - музыканты не стремятся заполнить пространство звуком, удивить каким-нибудь особенно изысканным соло. Они внимательно слушают друг друга и предлагают свои фразы только когда это необходимо. Все соло гармонично вытекают из развития композиций, причем не создается впечатления, что вы слушаете именно соло даже тогда, когда два оставшихся музыканта просто молчат.

Два варианта композиции Leila au pays du carrousel, представленные на альбоме как раз подтверждают, насколько важно взаимодействие музыкантов для развития темы и импровизации. Одна и та же тема, те же инструменты, те же исполнители, та же нежная грусть. Так же завораживающе красиво, но все-таки с другим оттенком красоты.

Брахем начинал работу над этим альбом с фортепианных набросков, отложив уд в сторону - как он сам признается в своих заметках в буклете - первый раз в жизни. То, что во многом музыка здесь "переведена" на язык фортепиано, очевидно - и небольшой, менее двух минут, набросок Un point bleu, исполненный соло на фортепиано только это подтверждает.

Сохранив весь колорит арабской музыки, Брахем сумел говорить понятным для европейского слушателя языком. Его мелодии изысканы и совершенны. Les ailes du Bourak, De tout ton couer, Rue de вepart, заглавная композиция - как и впрочем, любая из предложенных на альбоме - самым естественным образом разворачиваются перед слушателем своей необыкновенной красотой. И нет никакого сомнения, что Rue de depart - в самом деле улица расставания, а L'arbre qui voit - действительно зрящее дерево. Завершает альбом Deja la nuit - пятиминутный шедевр, где Кутюрье умудряется двумя нотами передавать безграничную лиричность и нежность, а Брахем к голосу уда добавляет свой собственный шепот. Иными словами, волшебство этой музыки скажет вам больше, чем любая рецензия.

John Zorn IAO
Tzadik, 2002

IAO – каббалистическое название Зверя и числа его 666. Эта сюита в семи частях – своего рода путешествие в пределы, описанные Алистером Кроули и его последователем, кинорежиссером Кенеттом Энгером. Таким образом, эта работа Зорна отчасти продолжает традицию посвящений – Spillane, Goddard, Duras/Duschamps, но с другой стороны, рассказ здесь ведется на несколько ином языке. Здесь нет скрипичных квартетов Aporias или соблазняющей красоты The Gift (несмотря на то, что многие музыканты, участвующие на The Gift, присутствуют и здесь).

Иными словами, музыка здесь более абстрактна, чем, например, Masada – вы не сможете насладиться игрой Крега Коэна, которую он с таким блеском демонстрирует на любой работе масадовского квартета. Здесь нет мрачной амбиентности первого альбома Painkiller. Здесь нет сумасшедшего веселья Mr. Bungle. IAO предлагает вам столкнуться с непознанным и не суметь познать его в очередной раз. Вы можете коснуться тайны, но не можете найти ключ к ее разгадке. С ваших глаз снимают повязку, но вы ничего не видите – вы можете только слушать и следовать путем IAO.

Invocation – абстрактная первая часть. После вступления, перкуссия задает настроение, не ритм. Удар гонга возвещает о том, что у пьесы появился слушатель. Орган придает торжественности, синтезированный смех внушает страх. Вы слышите, как точатся ножи и сталкиваетесь с волной шума, которая спадает, уступив место предостерегающему от дальнейшего слушания хора, мычащего свои предупреждения. Если вы им не вняли, то под звон и перестук деревянных колоколов вы пройдете дальше, где каждый шаг будет указан новым ударом гонга. За вами закроется дверь. Вы омоете ноги и услышите мужской вокал вдалеке, который длится всего несколько секунд.

Sex Magick. Вторая часть – практически не меняющийся ритм. Очень сдержанное соло на перкуссии строго в рамках заданного ритма. Несколько перекличек между перкуссионными инструментами – эти переклички выделяют мелодию и исключают монотонность. Вторая часть внезапно завершается, но эта остановка естественна: все должно иметь свой конец.

Третья часть называется Sacred Rites of the Left Hand Path: повторяющийся рифф на заднем плане создает медлительную и несколько напряженную атмосферу. Приглушенный гонг, мелодии на почти «расстроенном пианино» - иногда кажется, что пианист забывает что именно играть и заполняет пространство одной нотой, здесь напряжение нарастает, чтобы вновь раствориться в повторяющемся механическом ходе. Приглушенный гонг связывает первую и третью части. Выдвинутая на первый план перкуссия, играет нарочито «сдвинутую» фигуру, которая усиливает ощущение неудобства и дискомфорта.
The Clavicle of Solomon. Четвертая часть начинается с высоких электронных шумов на фоне шума, имитирующего вой ветра. Из шума выделяется ритм, который вскоре натыкается на самого себя и исчезает, оставив диалог высоких шумов с тем же ветром. Здесь напряжение появляется и исчезает, когда к шумам добавляются посторонние звуки – ненабранные до конца телефонные номера, непрозвучавшие звонки, невыпущенное дыхание.

Lucifer Rising: Женский хор, очень красивый. Тема постепенно развивается и достигает своей кульминации, когда хор возносится все выше и выше, а солирующая полушепотом возвещает, что Люцифер поднялся. Затем следует спад и обессиленный подъем.

Leviathan. Эта часть сюиты – смесь из таких Зорновских проектов как Naked City, Painkiller и Cobra плюс участие Майка Паттона. Очень жесткая и агрессивная музыка с замикшированными воплями Паттона и вместе с тем весь этот ужас слишком оформлен, чтобы его испугаться по-настоящему. Возможно, что эта часть – самая слабая здесь: уж кто-кто, а Зорн умеет как следует напугать или нагрубить слушателю.

Mysteries. Мистерии структурно связаны с Sacred Rites of the Left Hand Path. Также «нащупывается» мелодия, те же вступления гонга, перекличка колоколов, шум гремучей змеи и медленное движение в неясном направлении – то ли по кругу, то ли вниз, то ли вверх.

Так и не определив направление, вы вспоминаете о времени только тогда, когда диск останавливается. Прелесть этого диска в том, что вы можете в любой момент повторить путешествие и вернуться из него в очередной раз, найдя новые вопросы на свои ненужные ответы.