Илья Бокштейн
ИЗ ПРИЧИННОСТИ В ЧУДО ВОЙДЯ
Как страданье в безверьи безмолвия,
Как печаль в необъятной судьбе,
Как в ночи беспредельная молния
Возникает мольба о тебе.
Замолкает в мольбе озаренности
исступленного счастья колосс,
Словно листья возносятся стройности
Изумленно сияющих слез.
Куполами вращаются радости,
Поднимая скрещения крыл
Светом ранена – душу выносит стих,
Что весь мир во мне с детства таил.
Открывается дверь в глубине пути,
Смерть становится словно дитя
Из тоски вышла образом вечности
Из причинности в чудо войдя.
Ты хрипел: занавеску закрой
За окном занимается день
Мыс лопатки от ночи сырой
Дремлет ласточкой, канувшей в льтень
Пятилампой ладонь на груди
Чья твоя ли, моя? Не пойму,
Чье дыханье носами удит
Между ртами раскрытыми тьму?
Что не вспомнят они, что поют...
Словно проруби в рыбьем мозгу
Наши губы молчание трут
Друг о друга как слезы реку
За тобою никто не придет
Позади нас – последний потоп
И над ним – в ночь уплывший полет
Обоюдный качается ласточки лоб.
Вдруг ты встал: ночь проходит, смотри,
Кто ж добавил – она не одна,
Подожди, друг, окно затвори.
Дождь допьет эту чашку до дна
И оставит в ней полный покой
За окном занимается день
Воротник твой от ночи сырой
Дремлет ласточкой, канувшей в тень.
Из черных окон витражи мирозданий
Из ночи иконы цветные глаза
Вращается чаша – ладони мерцанье –
Овалом лица – витража океана
Лимоновой доли сияет слеза.
Волчок на воде – в луче лодки огонь
На вершине скалы извивается конь
Рухнул мыс – океан полон крыс
Дамки прыгают на шахмателом столе
Подоконник звенит, каблуком оплечев,
А у шахматной пешки на черном плече
Шашкой улыбится кавалерист.
Из ночи, ощерившей сытую серость
Из начерно-новой завесы пещеры
Внезапно открыли густые глаза
Балконы цветов голубеющей залы.
Колонны шагают – по клавишам лупит
Печатью пчелиного счастья азарт
Перчатками хлопают сферы
Серебряной памятью шара.
Смеется портрет надувным пузырем
Притворы улыбки волнуют колосья перины
За письменным столиком в карты махнем
В глубокой тарелке расписан на нем
Небесный зрачок карася половины.
По дворам я плутаю на золоте лет –
Израсцов лихолетья – пруды замостив
Черного носорога на белом столе
Приблизить к окошку морской необходимости.
Время не идет – оно приходит
Не идут минуты, но грядут
За носы нас будущее водит
За уши предчувствия берут
Почему так редко узнаем мы
наших судеб неизбежный склад
Может вправду ум наш от безумья
Отличает только знание преград?
Если б знали мы что с нами будет
И что было там, где нас уж нет,
Были б мы тогда совсем не люди
А бессмысленно сияющий нам свет
Он не любит, не страдает – он все знает
Пребывая в качестве одном
Одного себя он ощущает
Создавая глубину кругом
Сам же становясь все меньше, тоньше
Он уносится в бездонноясный сон
Молятся вокруг его все дольше
У окон, у красочных икон.
СЮРДАЛЬ – 14
На углях деревья жирея молились
А может быть гуси ломают калитку?
Я землевер – Иуда, распял свое тело солнцем
Ладонь – лучевенное чудо горит
Тридцатью лепестками червонцев
Мой колокол-крест, колосись!
Лоб – зеленая козочка кос
Земля – приземленная дева
Окутало марево ниву
Как митра священника в белом.
О ветку луч сломался – треугольники шагов –
Лучистого кузнечика колени
Какое сумашествие цветов!
Как много цвета без цветенья!
Что стоишь ты у края обрыва
Не уйти не сорваться нет сил
Как сплелись твои руки красиво!
Как решетки закрыли подсолнечник-мир
Ярко-красными грусти глазами
Смотришь в темное дно у черты
Тебя больно коснуться руками
На осеннем листе в моей памяти ты.
ЛЮБОВЬ
Знаю: слов твоих разгадка не умна
Их подкладка и с украдкой
Примитивна и темна.
Но восходит тайным светом ожиданья тишина.
Врезалась форточка рамой офорта,
В гладкую рань – без резца обелиск,
Свернута ткань – подлокотник дивана,
И над столом гладиолус навис.
Мысли-усмешки усы обострили,
Чуть приоткрыли притворов очки,
Рамы-углы каблуки продавили,
Мнутся под ребрами ночи зрачки.
Люблю я в тебе ни метель, ни покой, –
Мою бывшую жалость к другой.
Блудный ублюдок в платке Магдалины,
Плачет в чулане – хоть крысу целуй,
На равнодушно безликом экране
Людным окошком увижу петлю,
Если б тоска разветвленьем надреза,
Венного, вспенившись, вылилась вся,
Лишь бы в ревущей ночи отчужденья,
Не было хаоса небытия.
СЮРДАЛЬ – 8
Дома колосились, как в бане,
Я думал – музыка Баха,
Но это – иного мира истома,
Духовно питонного мира истома
Меня пожирает огромными стеклами
Вечернего рая.
Я – динозавр,
Даль сверлю носом –
Длинною свечкой,
На бои! – ето знал уже тысячи лет,
Открой же, не бойся! – слоновая вечность,
Из хобота свет.
СЮРДАЛЬ – 3
Я в ночь иду, как тысячи свечей,
Я в сон пойду с лучинами лучей,
Плывет в лучине человек
На луч весла – на диска бас.
Угас в пучине человек,
Всплывает черный глаз.
Из чаши выпала земля,
Как желтый бутерброд,
Сидит на нем любовь моя –
Крысиный хвост грызет.
И видит молодость свою
В лице богатыря,
Что держит на краю плеча
Ее, меня.
А мир нам улыбается,
Как гражданин судья.
СЮРДАЛЬ – 1
Слон с голубыми глазами
Гладиолусом хочет стать,
Так жизнь моя – пытка чудная
Страшится в земле прозябать.
А смерть велика, как истома,
Покой окольцует огнем,
Христа поцелует крестом,
Любовь расплавляет саркому
В чернеющем чреве моем.
ТВОРЧЕСТВО
Я был сегодня будто бы в аду
В котором буду в будущем году
И от предчувствия я умереть хотел,
Предчувствуя бесчудие – бессмертия предел.
Исступленная боль моя нищенкой бродит,
Ищет в боли спятившую вечность –
Она мечется в котомке за плечами,
Молит время о мученьях выдать слово,
Что почудится предсмертным криком,
Кличет в вечности Спасителя спасти –
Высоси вершину моей ненависти!
Я был сегодня будто бы в аду,
В котором буду в будущем году,
И от предчувствия я умереть хотел,
И страх мой – в беспредельность улетел.
ТОСКА
Не повесится ли мне
В новости, иль на весне,
Не покаятся ли мне
Маятнику на стене.
Безмолвье – пустынный плач,
Стук в заколоченную дверь,
В камере хохочет палач.
