Короткая ласка
На лестнице тряской.
Короткая краска
Лица под замазкой.
Короткая — сказка:
Ни завтра, ни здравствуй.
Короткая схватка
На лестнице шаткой,
На лестнице падкой.
В доме, где по ночам не спят,
Каждая лестница водопад —
В ад...
— стезею листков капустных!
Точно лестница вся из спусков,
Точно больше (что — жить! жить — жечь!)
Расставаний на ней, чем встреч.
Так, до розовых уст дорваться —
Мы порой забываем: здравствуй.
Тех же уст покидая край —
Кто — когда — забывал: прощай.
Короткая шутка
На лестнице чуткой,
На лестнице гудкой.
От грешного к грешной
На лестнице спешной
Хлеб нежности днешней.
Знаешь проповедь
Тех — мест?
Кто работает,
Тот — ест.
Дорого в лавках!
Тощ — предприимчив.
Спать можно завтра,
Есть нужно нынче.
В жизненной давке —
Княжеский принцип:
Взять можно завтра,
Дать нужно нынче.
Взрывом газовым
Час. Да-с.
Кто отказывал,
Тот — даст.
Даст!
(Нынче зубаст
Газ) ибо за нас
— Даст! — (тигр он и барс),
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ящик сорный,
Скажут, скажите: вздор.
И у черной
Лестницы есть ковер.
(Масти сборной,
Правда...) Чеснок, коты, —
И у черной
Лестницы есть Coty.
Любят сласти-то
Червяки теснот!
Это — классика:
Чердаку — чеснок.
Может, лечатся...
А по мне — так месть:
Черной лестницы
Черноту заесть.
Стихотворец, бомбист, апаш
Враг один у нас: бэль-этаж.
Короткая сшибка
На лестнице щипкой,
На лестнице сыпкой —
Как скрипка, как сопка,
Как потная стопка.
Работает — топка!
Короткая встрепка
На лестнице шлепкой,
На лестнице хлопкой.
Бьем до искр из глаз,
Бьем — в лёжь.
Что с нас взыскивать?
Бит — бьешь.
Владельца в охапку —
По лестнице каткой,
По лестнице хлипкой —
Торопится папка,
Торопится кепка,
Торопится скрипка.
— Ох, спал бы и спал бы!
Сжевала, сгноила, смолола!
Торопятся фалды,
Торопятся фалды,
Торопятся полы.
Судор`жь! Сутолочь!
Бег! Приз!
Сами ж путают:
Вверх? вниз?
Что этаж — свой кашель:
В прямой связи.
И у нашей
Лестницы есть низы,
Кто до слез, кто с корнем,
Кто так, кхи, кхи —
И у черной
Лестницы есть верхи.
— Вас бы выстукать!
— Киркой в грудь — ужо!
Гамма приступов
От подвала — до
Крыши — грохают!
Большинством заплат —
Маркса проповедь
На стравинский лад.
Короткая спевка
На лестнице плёвкой:
Низов голосовка.
Не спевка, а сплёвка:
На лестницу легких
Ни цельного — ловко!
Торопкая склёвка.
А ярости — в клохтах!
Работают — ох как!
Что ни бросите —
Всё — в ход.
Кто не досыта ест —
Жрет.
Стол — как есть домашний:
Отъел — кладут.
И у нашей
Лестницы — карта блюд.
Всех сортов диета!
Кипящий бак —
И у этой Лестницы — Франценсбад.
Сон Иакова!
В старину везло!
Гамма запахов
От подвала — до
Крыши — стряпают!
Ре-ми-фа-соль-си —
Гамма запахов!
Затыкай носы!
Точно в аду вита,
Раскалена — винта
Железная стружка.
Которая стопка
Ног — с лестницы швыркой?
Последняя сушка,
Последняя топка,
Последняя стирка.
Последняя сцепка
Двух — кости да тряпки —
Ног — с лестницей зыбкой
Последняя папка,
Последняя кепка,
Последняя скрипка.
Тихо. — Даже — кашель
Иссяк, дотряс.
И у нашей
Лестницы есть свой час
Тишины...
Последняя взбёжка
По лестнице дрожкой.
Последняя кошка.
Темнота все стерла
И грязь, и нас.
И у черной
Лестницы есть свой час
Чистоты...
Откуда — узнай-ка! —
Последняя шайка —
Рейн, рухнувший с Альп, —
Воды об асфальт
Двора...
Над двором — узорно:
Вон крест, вон гроздь...
И у черной
Лестницы — карта звезд.
|
|
Мы, с ремеслами, мы, с заводами,
Что мы сделали с раем, отданным
Нам? Нож первый и первый лом,
Что мы сделали с первым днем?
Вещь как женщина нам поверила!
Видно, мало нам было дерева,
И железо — отвесь, отбей! —
Захотелось досок, гвоздей,
Щеп! удобоваримой мелочи!
Что мы сделали, первый сделавши
Шаг? Планету, где всё о Нем —
На предметов бездарный лом?
Мы — с ремеслами, мы — с искусствами!
Растянув на одре Прокрустовом
Вещь... Замкнулась и ждет конца
Вещь — на адском одре станка.
Слава разносилась реками,
Славу утверждал утес.
В мир — одушевленней некуда! —
Что же человек привнес?
Нужно же, чтоб он, сей видимый
Дух, болящий бог — предмет
Неодушевленный выдумал!
Лживейшую из клевет!
Вы с предметами, вы с понятьями,
Вы с железом (дешевле платины),
Вы с алмазом (знатней кремня),
(С мыловаром, нужней меня!)
Вы с “незыблемость”, вы с “недвижимость”,
На ступеньку, которой — ниже нет,
В эту плесень и в эту теснь
Водворившие мысль и песнь, —
(Потому-то всегда взрываемся!)
Что вы сделали с первым равенством
Вещи — всюду, в любой среде —
Равной ровно самой себе.
Дерево, доверчивое к звуку
Наглых топоров и нудных пил,
С яблоком протягивало руку.
Человек — рубил.
Горы, обнаруживая руды
Скрытые (впоследствии “металл”),
Твердо устанавливали: чудо!
Человек — взрывал.
Просвещенная сим приемом,
Вещь на лом отвечает — ломом.
Стол всегда утверждал, что — ствол.
Стул сломался? Нет, сук подвел.
В лакированных ваших клетках
Шумы — думаете — от предков?
Просто, звезды в окно узрев,
Потянулся в пазах орех.
Просыпаешься — как от залпа!
Шкаф рассохся? Нет, нрав сказался
Вещи. Дворни домашний бал!
Газ взорвался? Нет, бес взыграл!
Ровно в срок подгниют перильца.
Нет — “нечаянно застрелился”.
Огнестрельная воля бдит.
Есть — намеренно был убит
Вещью, в негодованье стойкой.
В пустоту не летит с постройки
Камень — навыки таковы:
Камень требует головы!
Месть утеса.— С лесов — месть леса!
Обстановочность этой пьесы!
Чем обставились? Дуб и штоф?
Застрахованность этих лбов!
Всё страхующих — вплоть до ситки
Жестяной. Это ты — тростник-то
Мыслящий? — Биллиардный кий!
Застрахованность от стихий!
От Гефеста — со всем, что в оном —
Дом, а яхту — от Посейдона.
Оцените и мысль, и жест:
Застрахованность от божеств!
От Гефеста? А шпиль над крышей —
От Гефеста? Берите выше!
Но и тише! От всех в одном:
От Зевеса страхуют дом.
Еще плачетесь: без подмоги!
Дурни — спрашивается — боги,
Раз над каждым — язык неймет! —
Каждым домом — богоотвод!
Бухты, яхты, гешефты, кофты —
Лишь одной но ввели страховки:
От имущества, только — сей:
Огнь, страхующий от вещей.
|
|
Вещи бедных. Разве рогожа —
Вещь? И вещь — эта доска?
Вещи бедных — кости да кожа,
Вовсе — мяса, только тоска.
Где их брали? Вид — издалёка,
Изглубока. Глаз не труди!
Вещи бедных — точно из бока:
Взял да вырезал из груди!
Полка? случай. Вешалка? случай.
Случай тоже — этот фантом
Кресла. Вещи? шипья да сучья, —
Весь октябрьский лес целиком!
Нищеты робкая мебель!
Вся — чего? — четверть и треть.
Вещь — давно, явно на небе!
На тебя — больно глядеть.
От тебя грешного зренья,
Как от язв, трудно отвлечь.
Венский стул — там, где о Вене —
Кто? когда? — страшная вещь!
Лучшей всех — здесь — обесчещен,
Был бы — дом? мало! — чердак
Ваш. Лишь здесь ставшая вещью —
Вещь. Вам — бровь, вставшая в знак
? — сей. На рвань нудную, вдовью —
Что? — бровь вверх (Чем не лорнет —
Бровь!) Горазд спрашивать бровью
Глаз. Подчас глаз есть — предмет.
Так подчас пуст он и сух он —
Женский глаз, дивный, большой,
Что — сравните — кажется духом —
Таз, лохань с синькой — душой.
Наравне с тазом и с ситом
— Да — царю! Да — на суде! —
Каждый, здесь званный пиитом,
Этот глаз знал на себе!
Нищеты робкая утварь!
Каждый нож лично знаком.
Ты как тварь, ждущая утра,
Чем-то — здесь, всем — за окном —
Тем, пустым, тем — на предместья —
Те — читал хронику краж?
Чистоты вещи и чести
Признак: не примут в багаж.
Оттого что слаба в пазах,
Распадается на глазах,
Оттого, что на ста возах
Но свезти...
В слезах —
Оттого что не стол, а муж,
Сын. Не шкаф, а наш
Шкаф.
Оттого что сердец и душ
Не сдают в багаж.
Вещи бедных — плоше и суше:
Плоше лыка, суше коряг.
Вещи бедных — попросту — души.
Оттого так чисто горят.
|
Цветаева начала работать над поэмой в Париже, вскоре после
переезда во Францию. Первую зиму она с семьей жила в отдаленном от
центра рабочем квартале Парижа, возле зловонного канала Урк.
“Квартал, где мы живет, ужасен,— точно из бульварного романа
“Лондонские трущобы”,— жаловалась Цветаева.— Гнилой канал, неба не
видать из-за труб, сплошная копоть и сплошной грохот (грузовые
автомобили). Гулять негде — ни кустика. Есть парк, но 40 мин<ут>
ходьбы, в холод нельзя. Так и гуляем — вдоль гниющего канала”
(“Письма к Тестовой”).
Эта убогая жизнь на фабричной окраине, а также общение с бедной
семьей, живущей в одной из самых жалких парижских гостиниц, и
вдохновили Цветаеву на замысел произведения о “пасынках большого
города” — “Повесть о том, как живет и работает черная лестница”, как
первоначально называлась поэма. Вскоре, однако, она прерывает работу
над поэмой, а весною 1926 г. уезжает в Вандею, где для нее наступает
совершенно иная полоса жизни. Происходит эпистолярная “встреча”
Цветаевой с Р.-М. Рильке, которую устраивает Б. Л. Пастернак. Весна
и лето 1926 г. ознаменованы для Цветаевой ее интенсивной перепиской
с Рильке и Пастернаком, носящей романтически-экзальтированный
характер, а также написанием небольших поэм: “С моря”, обращенной к
Пастернаку (май), и “Попытка комнаты”, обращенной к Пастернаку и к
Рильке (начало июня). Но Цветаева не покидает замысла поэмы о
“черной лестнице”. 15 июня она сообщает С. Н. Андрониковой-Гальперн:
“Пустилась как в плаванье в большую поэму. Неожиданность островов и
подводных течений. Есть и рифы. Но есть и маяки. (Все это не
метафора, а точная передача.)” О своей работе над повой поэмой она
пишет Пастернаку, и тот откликается восторженно: “Как живет и
работает черная лестница” — заглавие бездонное, пропасть
повествовательного, таящегося обещанья, лирической полномысленности
каждого сказанного слова. Громадная, легко выраженная метафора!”
(Архив Бориса Пастернака).
Хотя поэма получилась в конечном итоге небольшая, ибо
продолжение ее не было написано, она непроста и многопланна. Это во
многом объясняется тою особенно напряженной и сложной внутренней
жизнью, какою жила Цветаева летом 1926 г., когда контраст между
“бытом” и “бытием” ею особенно сильно ощущался и переживался. С
одной стороны — “заоблачные сферы” ее переписки с Рильке и
Пастернаком; с другой — сознание полнейшей неустроенности в новой
стране, зыбкости почвы под ногами, грозящей нищеты,— всеми этими
тревогами полны письма Цветаевой той поры. Отсюда — смысловая
неоднозначность поэмы, трудность работы над нею, когда поэт
стремится “втиснуть” в предельно сжатую форму некое целостное
миропонимание, философски осмыслить неизбывность бед человеческих,
трагедийность существования. Социальная обличительность “Поэмы
Лестницы”, острое сочувствие поэта к обиженным жизнью и не менее
острая ненависть к богатству, к “жиру”, против которого восстают
сами вещи, соседствуют с протестом против цивилизации вообще и с
романтическим призывом к возврату вещей, созданных человеком, в их
первозданное природное лоно. Само же понятие лестницы предстает как
бы в трех образах: реальная “черная лестница” нищего дома, где
происходит действие, “мечтанная” лестница в рай из библейского “сна
Иакова” и, наконец, промежуточная между тем и другим — пожарная
лестница. Ибо в финале поэмы бедность и зло уничтожаются в пожаре,
который, с одной стороны, есть вполне “земной” пожар, возникший от
неосторожной игры детей со спичками, с другой же — символический,
спасительный огонь, сжигающий дотла несправедливо устроенный мир во
имя иного, лучшего бытия человека — по уже не в этом мире. Так
Цветаева отвечала на свою излюбленную и часто повторяемую блоковскую
строку: “Разве так суждено меж людьми?”
Coty — здесь: аромат (от Коти — названия известной французской
парфюмерной фирмы).
На cтравинский лад — то есть резкими, диссонирующими звуками,
какими, по мнению Цветаевой, отличалась музыка русского композитора
И. Ф. Стравинского (1882—1971).
Франценсбад — в прошлом знаменитый курорт в Австрии (ныне —
Франтишкове Лазии в Чехословакии).
Сон Иакова— По библейскому преданию, Иакову приснилась во сне
лестница, один конец которой упирался в землю, другой — в небо; по
ней спускались и поднимались ангелы; в это время бог возвестил
Иакову, что потомство его будет бесчисленно, а жизнь — сохранна и
благословенна.
Тростник... мыслящий — слова французского философа Блеза Паскаля
(1623—1662) из его известного изречения: “Человек всего лишь слабый
тростник... по тростник мыслящий”.
(комментарии Анны Саакянц)
(источник - М. Цветаева "Сочинения" в 2 тт.,
М., "Худ. лит.", 1984 г.)
Последнее обновление:
(GMT+03:00)