В теме 4

Она любила его. А я любила звук ее голоса. Мягкий, спокойный, но при этом какой-то плотный, густой, заполнявший тебя всего с первых слов. Он напоминал мне хорошо настроенный музыкальный инструмент; его звук был чистым, струящимся, пронзавшим тебя своими высокими нотами и щекочущим затылок басами.

Я любила ее лицо. Миловидное, загорелое, с короткой челочкой чуть прикрывающей лоб. Нельзя сказать, что лицо ее было очень женственным, но и мужских черт в нем не было. Скорее оно было похоже на лицо мальчишки в том возрасте, когда кажется, что изменения, на пороге которых он стоит, с равной долей вероятности могут превратить его в лицо молодого мужчины или оставить его женским.

Я любила ее черные волосы. Ее короткую стрижку, делающую ее похожей на... На него. Того, в кого я была влюблена. Со всего размаху, всей своей весенней наивностью. Он казался мне сильным, мужественным, красивым. Я знала, что он не обратит на меня внимание. Кем я была для него? Маленькой глупой девочкой? Очередной его поклонницей? Их и без меня хватало.

Она любила его. Я видела это по тому, как она на него смотрела. Я узнавала этот взгляд. Ведь он был похож как две капли воды на тот, каким я смотрела на нее.

Наверное, через это проходит каждый; долгие бессонные ночи, мокрая от слез подушка, глупые любовные письма. Всех это только закаляет. Меня же... меня же это, похоже, свело с ума: я стала хотеть ее.

Это было очень странное чувство: я хотела касаться ее пальцев, тех пальцев, которые он грел в своих ладонях, которые хранили следы его поцелуев; я хотела видеть ее глаза: глаза, в которые смотрел он, смотрел с любовью, нежностью, желанием.

А потом в один момент я вдруг поймала себя на мысли, что не могу ответить точно, любила я когда либо его, или это все время была она, и я просто прикрывалась им, стараясь играть по правилам общества? Может, я влюбилась в него только для того, чтобы быть с ней рядом? Может, я всегда хотела именно ее, но воспитание и мораль заставляли прикрываться его образом?

Когда это случилось, я не почувствовала ничего особенного. Разве что только какое-то омерзение к ней, к себе, к своих иллюзиям.

Я лежала на кровати, она лежала на мне. Я обнимала ее за плечи и смотрела в потолок. Мы обе молчали и не шевелились. Я думала: "Странно. Это ведь то, чего я так хотела. Почему я ничего не чувствую?"

Двойной слой одежды между нами, ее спокойное дыхание. Я смотрела невидящими глазами за ее спину и не понимала. Ничего не понимала.

Все это было слишком странно. Нет, секса между нами не было. Мы просто лежали, прислушиваясь к тишине.

И что меня поразило еще больше: мысли о нем вызывали во мне такое же омерзение. Мне хотелось оттолкнуть ее и бежать. Не важно куда, куда-нибудь.

Лететь вниз по лестнице, задыхаться от ветра, бьющего в грудь, кричать что-нибудь, разбивая криком стекла...

Но мы просто лежали, молча, не шевелясь. Я думала о неразрешимом вопросе вечности. Она? Наверное, мучалась шекспировским: быть чему-либо между нами

или не быть. В общем, глупо как-то тогда получилось.

Она мне очень нравилась. Я упивалась деталями ее одежды, оттенками настроений, мельчайшими составляющими движений: мне нравилось напряжение мускулов под кожей, взмах ресниц, вдох, чуть приподнимающий грудь.

Мне нравилось, как она смеялась, нравилось, как она грустила, нравилось смотреть, как ветер перебирает ее короткие волосы. И мне хотелось быть

ветром, чтобы гладить ее волосы. Мне хотелось быть солнцем, чтобы она подставляла лицо под мои прикосновения.

Я пыталась забыть ее, хотя это было не просто. Может, это я такая сентиментальная дура, цеплялась за призрачные нити, соединявшие нас. Но я нащупывала лишь пустоту.

Я разрывалась между своим, трепещущим под пальцами чувством и необходимостью стереть ее образ из памяти. Я даже не почувствовала, как живой комочек затих в моем кулаке, и когда разжала его, на моей ладони были лишь перья. Оно умерло. Долгой мучительной смертью. Птенцом, зажатым в кулаке. Асфиксия.

Да, я старалась забыть изо всех сил. И я забыла. Забыла, как зовут ее родителей, забыла дату рождения ее брата. Я даже забыла послать ей открытку к Рождеству. Но почему-то я все еще помнила ее улыбку, запах, тепло ее тела, то, как мы лежали на кровати, она - на мне. Я обнимала ее за плечи и смотрела в потолок. Мы обе молчали и не шевелились.

А потом я начала замечать, какие красивые вокруг ходят девушки. Они такие разные, но одинаково притягательны. В них - целый мир, сложно-сплетенный, бесконечный. Мужчины же казались мне пустыми и неинтересными.

Иногда я вижу ее в толпе. Просто ловлю краем глаза знакомую фигуру, похожий жест, улыбку. Странная штука - память: иногда кинешь в нее что-нибудь вроде текста или правила и поминай как звали: сколько не напрягаешься на экзамене, вспомнить не можешь; а то вдруг краем глаза, несколько секунд, что-то похожее и тут же воспоминания на тебя лавиной. Иногда это даже пугает.

Вот, например, на днях подхожу к книжному магазину, открываю дверь и чуть сознание не теряю: у кассы стоит девушка...

Нет, наверное, сначала был голос. С теми самыми интонациями. И улыбка. А потом рост, стрижка, комплекция, одежда.

И тут же вспышка перед глазами: мы лежим на кровати, она на мне. Я обнимаю ее за плечи и смотрю в потолок. Мы обе молчим и не шевелимся. Все, до мельчайших деталей: солнечный зайчик на потолке, край занавески песочного цвета, запах ее духов, легкое дыхание, щекочущее мне шею.

Девушка обернулась, и видение исчезло. Я встряхнула головой и прошла в магазин, рассматривая полки.

А потом, когда она исчезла из моей жизни, мне стало намного легче. Мне показалось, что я сумела вытереть ее из моей жизни, выцарапать из сердца. Я даже сумела убедить себя, что моя любовь к ней, действительно, умерла от асфиксии. И я не хотела проверять, так ли это на самом деле.

--Посмотри, какую штуку я написала на днях,--она бросила передо мной несколько листков,--подумала, тебе будет интересно.

Я взяла их в руки и начала читать.

"Нет ничего в мире, что не пожертвуешь за любовь. Я готова была отдать все.

Я готова была отдать всю себя. Это был юношеский максимализм. Это была наивность первой весны. Это была любовь..."

Листок начал подрагивать в моих руках, но я старалась держаться.

"Мне казалось, я знала ее целую вечность. Мне было так уютно с ней. Я чувствовала, что у меня блестят глаза, когда я смотрю на нее. Нет, не блестят, - сияют. И я ничего не могла с этим поделать. Даже когда я

закрывала глаза, свет пробивался из-под век."

Сотня маленьких иголочек впились в кожу, мешая дышать. Они медленно продвигались вглубь, раздвигая волокна мышц.

"В ней не было ничего особенного. Ничего особенного для людей вокруг. Но только не для меня. Для меня она была огромным миром, который я хотела познать. Отчего же? Отчего же, она не замечала меня?"

Я оторвалась от листков, не в силах продолжать чтение.

--Ты же,--выдавила я,--ты же любила Андрея.

Ее рот скривился в усмешке.

--Любовь зла...

--Я думала, вы поженитесь.

--Не смеши меня. С Андреем у нас никогда не было серьезных отношений.

--Тогда кто эта загадочная мадам, которой ты все это написала?

Она улыбнулась. Глаза ее заблестели. Я почувствовала, как иголки достигли легочной ткани.

--Так, познакомились, пообщались.

--Никогда бы не подумала.

--Что? Что я - лесби? Знаешь, я тоже.

"Значит, я не ошиблась,--подумала я,--Значит, я знала, что она - наша. Почувствовала. Еще тогда."

--Всякое бывает,--я постаралась улыбнуться.

--Да уж.

Она потянулась за сигаретами.

--Влюбилась в нее, в заразу, как последняя идиотка.

--А она?

--А она нет.

Это что, закон что ли такой? Почему первый опыт такой неудачный? Это он делает из нас дайков, он заставляет отрезать длинные девичьи косы, выбрасывать юбки и терять смешинки в глазах. Он делает из нас волчат. Зачем? Почему каждый проходит через это?

--Ты че такая хмурая?

--Ничего,--я отвернулась.

Мне ее не хотелось. Даже теперь, когда она причислила себя к нашему роду-племени. Почему? Я не могла понять. Но непреодолимая пропасть разверзлась между нами.

Я смотрела на нее с противоположного берега и не узнавала. Это был кто-то другой, незнакомый.

"Моя любимая умерла"

Долгий крик растаял вдали. Тихий удар.

Я стояла на краю пропасти и с ужасом смотрела на свои руки. На руки, которыми я только что столкнула ее в пропасть.

Она посмотрела на меня.

--Как ты?

Запоздалый какой-то вопрос.

--Когда ты далеко, мне легче.

Она кивнула и закурила. Не думаю, что она поняла.

Я не любила не одну из моих девушек, которые были у меня после. Это бесило их. Их бесило мое равнодушие. А я ничего не могла поделать. Я просто как машина выполняла программу: сейчас надо ее успокоить, сейчас она хочет, чтобы я умоляла ее о прощении, надо купить ей подарок -он поможет избежать ссоры и тд. Они считали меня бесчувственной. А я сделала себе татуировку. Я

сменила гардероб, с удивлением обнаруживая, что меняю его под иероглиф, выбитый на плече. Но что поразило меня больше всего, это то, что я поменяла себя.

Поменяла себя под татуировку.

Никогда не думала, что маленькие дракончики такие прожорливые. Своего я кормила всем, чем придется. Сначала я скормила ему любовь - она самая

скоропортящаяся. А моя была уже отравлена. Затем пошли надежды. Дракончик сказал, что по вкусу они напоминают мороженое, - вкусные, освежающие, но моментально тают на языке. И наесться ими практически невозможно.

Следующим на очереди было сочувствие. Мне было интересно, что будет, если оно исчезнет. Жить стало легче.

Я ужасно устала от бури чувств и эмоций. Я просто хотела тишины. И я ее получила. Гулкую равнодушную тишину.

Меня называют холодной, безжалостной, циничной. Да как угодно! Главное - мой дракон вскормлен, он окреп и защитит меня от душевной боли.

Надо же, не любить - еще большая боль, чем быть влюбленной. Я вспоминала ее глаза: широко распахнутые, умоляющие меня, полные слез. Где-то я их уже видела... Ее губы чуть дрожали. Милая наивная девочка. Мне не хотелось любить ее. Даже если бы я вдруг снова стала способна любить. Но мне было искренне ее жаль. Может, все же попробовать? Говорят, отказ только разжигает чувства. Может, дать ей то, что она хочет, чтобы она поняла, что ошиблась? Что все это глупости, что она любит не меня, а свою любовь, чтобы она разочаровалась и бросила меня сама. Не хочется, чтобы об меня вытирали ноги, но зато все быстро закончится.

И я затащила ее в постель. Это милое голубоглазое создание с шикарными светлыми волосами до пояса. Сколько ей тогда было? Шестнадцать? Нет, ей было пятнадцать, не больше.

Утром я чмокнула ее в нос, сказала: "Ну что, девочка, этого ты хотела?" (знаю, знаю, сволочь) и ушла. Ушла из ее жизни. Кажется, она сейчас снова беременна. Муж - кандидат каких-то наук. Интересно, с кем она ему изменяет? С мужчинами? Женщинами?

Я не знаю, что есть истина. Не права я во многом, согласна. Но, боже, как приятно, порой, быть грешницей. Как сладко соблазнять молодых девушек, с глазами полными желания и страха.

Они, наивные, так искренне льнут к тебе, они готовы отдать тебе всю себя. И не смеют требовать ничего взамен.

Их тела, спелые, сочные, еще не тронутые, неисследованные, дрожащие от возбуждения, реагирующие на каждое прикосновение, тела, превращающиеся в сплошную эрогенную зону от одного твоего взгляда, каждый квадратный сантиметр кожи вспыхивающий от твоего поцелуя...

Вот только зачем-то в довесок к своему восхитительному телу они отдают тебе свою душу. Что с ней делать? Утром потянет на новые подвиги, а подаренная душа щенком будет скулить под дверью и ждать, пока ты выйдешь к ней.

По улицам бродят тысячи бездомных собак, отвергнутых и забытых. Я знаю, многие из них - мои.

С Анькой мы познакомились в клубе. Оказалось, что мы работаем в одном здании. У нее еще фамилия была такая забавная: Голицына.

Ну повелась она на меня. А как на меня не повестись? Коротко стриженный, смазливый, ручки накачаны (в спортзал хожу два раза в неделю), черная маечка без рукавов, штанишки, ботиночки. С дамами обходительный, вежливый.

Она показалась мне сильной и умной женщиной. Она бросала мне вызов. И я не смогла пройти мимо.

Несколько месяцев, что мы встречались, были просто ядерной войной.

Мой дракон хотел проверить свое хладнокровие. Анька прожигала свою жизнь и жизнь людей, попавшихся ей на пути.

Моя температура плавления оказалась выше ее возможностей. Она просто бесилась от этого. Она закатывала мне виртуозно отрежессированные сцены ревности. Она прощала меня, умоляла, бросала, возвращала обратно. Она думала, что я играю в ее театре спектакль страстей. Я же была зрителем. Я просто наблюдала все это безумие со стороны. Меня это даже забавляло.

В принципе, у меня было все: девушка на выход, полноценный секс, объект для изучения человеческой психики. Я развлекалась. И мне не было жаль ее. Ведь она тоже развлекалась. Она упивалась своей игрой, придуманным ею самой миром. Она была настолько погружена в свои переживания, что мои чувства не особо ее волновали.

В конце концов, она устала. Наигралась. И бросила меня. Как бросают надоевшую куклу на пыльном чердаке и забывают о ней.

Она плела какой-то бред про то, что любит меня, но не сможет со мной жить, что такая любовь причиняет ей боль, что она вечно будет любить меня, но нам лучше расстаться.

А я кивала головой и думала, ну когда же она закончит говорить и уйдет. Я опаздывала на тренировку.

К сожалению, мы иногда виделись в коридорах, курилке. Пару раз она пыталась вернуть наши отношения. Может я и сволочь, но уж точно не мазохист.

А сволочью быть так удобно! Можно изливать желчь и иметь отличную отмазку: "я - сволочь". А как это заводит женщин! Они просто в очередь к сволочам стоят. Наверное, все бабы в душе мазохистки. Или всепрощающие матери.

Иногда я просто не понимала их: чем больше им грубишь и чем холоднее к ним относишься, тем больше они тебя любят. Ну что ж, раз они этого хотят...

Совести у меня, кстати, тоже нет. Моему дракончику она понравилась больше всего. Он у меня большой любитель острой пищи.

Частенько мы с Лехой забирались на крышу и пили пиво, сидя на самом краю и свесив ноги вниз.

Леха была потрясной девахой. У нас было много общего. Например, мы обе любили женщин и пиво. А если серьезно, мне безумно нравилось разговаривать с ней, и много раз, во время наших разговоров мне казалось, что Леха была единственным человеком, который меня по-настоящему понимал.

--Вчера какая-то тетка пыталась впарить мне религиозный буклет,--я сделала глоток.

Леха усмехнулась.

--И че?

--Я шла по улице с Олькой в обнимку, никого не трогала, а она как завопит на всю улицу: "Остановитесь! Ибо вы грешны! Ибо создал Бог женщину для мужчины, дабы не согрешили они".

Леха рассмеялась.

--И я подумала, а может, и правда, грех?

--Что?

--Любить женщин, будучи женщиной. С чего ты взяла, что Альку дал тебе Бог, а не Дьявол?

Леха посмотрела на меня.

--Понимаешь, дело не в том, кто мне ее дал, а в самом факте ее наличия. Главное то, что она у меня есть. Ибо иначе не мыслю я свого существования и жизнь моя без нее прах и тлен.

--Почему?

--Наверное, ты просто не встретила в своей жизни человека, с которым тебе будет все равно, где находиться: в аду или в раю, с которым ты поймешь, что рай - это когда он рядом, а ад - это когда его рядом нет. Я знаю цену боли и одиночеству. Мне жаль ту женщину. Но ей я свое счастье, заработанное таким трудом и страданиями, не отдам. Понимаешь?

--А если я, будучи с кем-то, чувствую, что что-то не так?

--Значит, не тот человек.

--И что делать?

--Зарабатывать того, с кем ты будешь чувствовать, что все так, как и должно быть. Потом, кровью, болью, агонией, одиночеством. Ничего просто так не бывает. Всему есть причина и всему есть цена.

Ветер холодил пальцы, пиво наполняло ощущением невесомости, высота под ногами - чувством полета.

Город лежал у наших ног, а мы сидели на крыше, свесив ноги, и философствовали.

Одна из моих хороших подруг была натуралкой.

Натуралки - это такие странные женщины: по сути своей законченные мазохистки, упорно пытающие доказать обратное. Ну да бог с ними, пусть выбирают что хотят. Но вот рассказывать мне после всего этого, что все мужики козлы... это не ко мне.

Но почему-то именно с этим Дашка и приходила. А еще она приходила с печеньем и кучей новых сплетен.

Пока я заваривала чай, она начала выдавать мне последние новости:

--Представляешь, Алка снова разводится. Я ей: дура, где ты еще такого мужика найдешь! А она: лучше уж любой другой, чем этот.

--Надеюсь, ты не хочешь услышать мое мнение по этому поводу?

Дашка рассмеялась. Затем сказала:

--Иногда хочется плюнуть на всех мужиков и податься в лесбиянки.

Я обернулась. Хорош поворот, нечего сказать.

--Не сможешь.—сказала я.

--Это почему?

--Ты не такая.

--С чего ты взяла?

--Нутром чую. Расслабься, это просто депрессия.

--Наверное,--она взяла в руки протянутую мной чашку чая,--Слушь, а ты когда-нибудь спала с мужчинами?

--Нет.

--Тогда откуда ты знаешь, что ты – лесбиянка?!

--Ну, как тебе сказать…

--Откуда ты знаешь, может тебе понравится?

--Хорошо, ты когда-нибудь пробовала есть песок?

--Нет, зачем?

--А вдруг тебе понравится. Ты же не пробовала.

--Это же несъедобно.

--Для меня мужчины – песок. Они несъедобны.

Дашка рассмеялась.

--Ну не поверю, чтобы тебе никогда не хотелось одеться сексапильно…ну там, каблуки, короткая юбка, и пройти по улице так, чтобы все оглядывались.

--О, да,--я рассмеялась,--если я надену каблуки, юбку и выйду на улицу, все будут оглядываться.

--Я не о том.

--А на фига мне юбка? Я выхожу на улицу в маечке, штанах и ботинках, и девушки оглядываются.

--Ты неисправима.

--А ты представь меня в юбке. Травести.

--По-моему, ты сама себя загоняешь в какие-то рамки.

--Отнюдь. Я просто одеваюсь так, как мне удобно, так, чтобы понравиться тем, кому я хочу понравиться. Это так же логично, как ваши короткие юбки. Знаешь, я столько намучилась в детстве из-за несовпадения того, что чувствовала и тем, что должна была чувствовать, по словам окружающих. Сейчас я свободна и счастлива, и я ни за что на свете не променяю свою свободу, даже на самое лестное мнение окружающих.

Другая моя хорошая знакомая была бисексуалкой. В общем и целом я их не особо жалую, но Элька – стала исключением.

Познакомились мы с ней тоже в баре. Я сидела у стойки и запивала обиду виски. Очередная моя пассия не выдержала моей холодности и высказала мне все, что она обо мне думает. Ерунда, конечно, но все равно неприятно.

Ольга подсела рядом, положив ногу на ногу, и внимательно посмотрела на меня. Я покосилась на нее, и улыбнулась. "Да вижу я, вижу твои длинные ноги". Меня всегда бесило сравнение женщин с "молодыми грациозными холеными кобылками". Но почему-то именно это сравнение всплыло в голове.

--Скучаем в одиночестве?

Немолодая искушенная женщина желает разнообразить свою сексуальную жизнь...

--Меня зовут Элина.

Одинокая, но зарабатывает хорошо. Бизнес-леди наверное. Девочку на ночь ищет?

--Рё.

--Интересное имя. Вы увлекаетесь Японией?

Бармен подошел к ней.

--"Маргариту", а девушке - повторить.

--Покорнейше благодарю,--я посмотрела на нее.

"А и хрен с ней. Глядишь, развеюсь - развлекусь"

--Вы не ответили,--напомнила она мне, беря в руки свой бокал.

--Можно сказать и так.

--Восток сейчас в моде.

Она настойчиво меня соблазняла. Че старается? Я сегодня на все согласная.

--И вы не боитесь?

--Чего?--она улыбнулась.

--Девушек с таким именем.

Она рассмеялась.

--Это девушки должны меня бояться.

Я усмехнулась.

--Неужели вы работаете укротительницей драконов?

--Сомневаешься?

--Нет, просто я не боюсь.

--Дракончик с норовом? Мне это нравится. Меня это,--она придвинулась чуть ближе,--заводит,--шепнула она мне на ухо.

--А можно личный вопрос?

--Да,--она посмотрела на меня с вызовом.

--Как муж отпустил вас в такое место?

Она рассмеялась.

--С чего ты взяла, что у меня есть муж?

Я придвинулась к ней и прошептала ей на ухо:

--От вас пахнет мужчиной.

Ее губы изогнулись в улыбке.

--А ты наблюдательная.

--Да я такая,--я улыбнулась.

Второй стакан виски подходил к концу.

--Еще хочешь?--спросила она.

--Нет, думаю, мне хватит.

--Тогда, может ко мне? У меня есть крепкий кофе.

--Очень крепкий?--спросила я.

--Очень,--выдохнула она.

Вечер обещал быть интересным.

Мы вышли на улицу и поймали такси. Она назвала адрес и обернулась ко мне.

--А как же муж?--спросила я.

--А он в командировке.

Она нетерпеливо впилась в мои губы.

Я поймала взгляд шофера в зеркале заднего вида и поняла, что мужичек немного офигел.

Я закрыла глаза и ответила на ее поцелуй. Ее рука скользнула под пиджак и уверенно легла на мою грудь.

Вечер обещал быть очень интересным.

--Заходи,--она включила в коридоре свет, и я поняла, что не ошиблась: Ольга хорошо зарабатывала.

Ну, или ее муж.

Она прошла, ставя сумочку и кидая ключи на столик.

--Я ужасно хочу кофе,--это прозвучало как извинение,--выпьешь со мной?

--Не откажусь.

Я прошла за ней на кухню.

--Чем занимается твой муж?

--С чего ты взяла, что у меня есть муж?

--Даже если бы не ботинки сорок четвертого размера в прихожей, я все равно бы догадалась. Ты не выглядишь как женщина, имеющая жену.

Она усмехнулась и поставила на стол изящные кружки.

--Бизнесмен. Работает в русско-японской фирме.

Я кивнула.

--А ты чем занимаешься?--спросила меня она.

--Работаю дизайнером-верстальщиком.

--Газета?

--Да.

Она разлила кофе и села напротив.

--Господи, и почему вы такие красивые?

--Кто?--улыбнулась я,-- дизайнеры-верстальщики?

Она рассмеялась.

--Нет, лесбиянки. Так бы нашла себе такую симпатичную как ты и жила бы с ней.

--А что тебе мешает?

--Я не для этого тебя сюда притащила, чтобы это обсуждать.

--А для чего?--я улыбнулась.

Она встала из-за стола и подошла ко мне. Я подняла голову и посмотрела на нее.

--Пойдем, я покажу тебе.

Я проследовала за ней в спальню.

Я лежала на большой шикарной кровати. Рядом лежала нагая шикарная женщина. И я подумала: "Шикарно!". А если честно, то я подумала, что жизнь продолжается. И если уж я не могу быть счастлива так, как Леха, то буду счастлива так как смогу.

--Приятно было с тобой познакомиться,--Элина потянулась.

--И часто ты так знакомишься?--спросила я.

--Какая ты любопытная.

--Да, я такая.

--Я не буду отвечать на этот вопрос.

Я потрогала свое плечо, обнаруживая несколько ссадин.

Элина усмехнулась.

--Я же говорила, что работаю укротительницей драконов.

Я почувствовала, что начинаю краснеть.

--Не ожидала от тебя… такого,--пробормотала я.

Она пододвинулась ближе и провела наманикюренным пальцем по моему животу.

--Что, думаешь, фэм могут только лежать на спинке и стонать?

--Ну…,--я замялась.

А еще Элька отлично танцевала. И меня научила. Мы стали пропадать до утра в клубах, танцуя ночи напролет. Я клеила «девочек», она – «мальчиков», и все это заканчивалось тем, что мы отправлялись к ней или ко мне и заканчивали ночь страстным сексом.

Я дремала на работе, а коллеги женского пола обсуждали за моей спиной мою личную жизнь. Выдвигались различные гипотезы насчет моей сонливости и внезапной потери внимания, но ни одна не была верной.

Мы с Элькой не любили друг друга. Просто у нас была очень странная дружба.

--Но согласись, ты ведь любишь не пол, а личность.

Я посмотрела на Леху.

--Если бы Алька была мужиком, ты бы ее любила?--спросила я.

--Туше.

--Меня уже задолбали эти рассуждения о поле и личности. Да, я люблю личность, но личность женского пола!

--Что ты имеешь в виду?

--У меня есть ряд характеристик человека, который мне обязательно понравится. Я накладываю их на людей и...оп! Получаю женщину. Потом снова получаю женщину. И снова. И понимаю, что те качества, что мне нужны в человеке, встречаются в основном у женщин. В этом мое лесбиянство?

--Нет, это просто непруха,--усмехнулась Леха.

--Не смешно.

--Ну так что ты любишь: пол или личность? Тело или душу?

--Не знаю. Я люблю все и не хочу разделять. Я люблю в женщине личность, а в личности женщину. Я люблю женщин, я хочу их, я заглядываюсь на красоток, проходящих по улице, в своих фантазиях я представляю женщин. При этом я ищу ее, одну, единственную, родственную душу.

--Ну тогда поставленный вопрос изначально некорректен. Значит, эти вещи просто нельзя противопоставлять.

--Похоже на то.

--Отнесем этот вопрос к риторическим. Слушь, а если бы у мужиков были женские мозги?

--Не покатит. Я не люблю геев. Я не люблю женское в мужиках. Я люблю мужское в женщинах. К тому же, я люблю женское тело. И если найти "женского" мужчину и сменить ему тело, то получится 100% женщина. Так че парится? Не проще ли просто найти женщину?

Леха усмехнулась.

--Я представила себе картинку.

--Какую?

--Как ты меняешь пол гею. Кстати, я звонила тебе вчера в 11 вечера.

--Я была у нее.

--Опять?

--Да, а что?

--Не знаю, мне казалось, что это просто маленькое приключение.

--Тебя смущает то, что она - би?

--Да нет, просто...

--Я тоже их не жалую, но Элька… Она такая...

--Все, что я встречала из бисексуалов, было либо еще неопределившимся со вкусами, либо любившим секс как явление.

--Мне кажется, что ей просто так удобнее.

--Ну еще бы! Живешь с мужиком, он тебя обеспечивает, одевает, перед подружками можно похвастаться, никто косо не смотрит, родители рады. А тело, тело просит удовольствий. А сердце просит понимания.

--Ты их за это осуждаешь?

--Нет, если им так нравится, пожалуйста. Только вот я не хочу в это вмешиваться. Не хочу быть брошенной ради мужчины, не хочу быть игрушкой, недостающей деталью.

--Ты меня запугиваешь?

--Отнюдь. Если она тебя содержит, и тебя это устраивает, то флаг в руки. А то, гляди, и третьей будешь.

--Ты все-таки запугиваешь.

--Нет, просто мне кажется, что бисексуалы мыслят секс не как с тем или иным партнером, а как с двумя сразу.

--Ну, это уже групповуха.

--А она тебе еще не предлагала?

--Ладно, все, проехали.

--Ты обиделась?

--Нет, просто тебе хорошо критиковать, у тебя Алька есть. А нам, одиноким, тоже хочется тепла и понимания. Пусть фальшивого, но мы и сами обманываться рады. Мы бежим от правды. Она слишком тяжела. Да и вообще, на кой она сдалась? От нее только страдания.

--Ну и забей. Если тебя все устраивает, то какая разница, правда это или ложь?

Я стояла на кухне у окна и курила, пуская дым в направлении открытой форточки. За окном было темно. Зажигались огни.

Я подумала: «Сейчас, где-то за одним из этих окон сидит девушка, одна, скучает, мечтает о чистой и светлой любви, смотрит в окно и думает: «Возможно, за одним из них, кто-то тоже скучает. Кто-то, кто предназначен мне. Может, за этим?» Но за этим окном стою я. Дайк на содержании, которого полчаса назад трахала моя госпожа, и я просила еще. И еще. Секса. Ради секса. Я ее не знаю, слышишь, девочка, не знаю! Но я прихожу к ней снова и снова. И я хочу секса. Грязного страстного секса. Потому что нет в этом мире любви чистой и вечной. Иди спать, девочка. Иди спать»

--О чем думаешь?—Элька подошла ко мне и обняла сзади.

Она забрала у меня сигарету и затянулась.

--Хватит курить,--сказала она и вернула ее мне,--О чем ты думаешь?

--Ни о чем.

--Не бойся, когда ты найдешь девушку, я стану тебе просто подругой.

--Ты это к чему?

--Если тебя это заботит. Надеюсь, ты понимаешь, что у нас с тобой все несерьезно?

--Конечно, понимаю.

--Эй, ты не обиделась?

--Нет, ну что ты.

Ее руки скользнули под мою футболку и занялись ширинкой моих джинсов.

--Ты меня возбуждаешь,--она обожгла дыханием мою шею,--такая задумчивая и серьезная.

--Твой муж скоро вернется.

--Мы успеем.

Я освободилась из ее объятий.

--Мне надо идти.

--Как это?

--Что?--спросила Леха и посмотрела на меня.

--Любить кого-то больше жизни.

--Зачем тебе знать это сейчас? У тебя еще будет время пережить весь этот ужас.

--Неужели все так плохо?

--О, нет. Это - божественное чувство. Поверь мне, это стоит того, чтобы придти в этот отвратительный мир. Знаешь, я когда-то тоже была похожа на тебя. Такая же обозленная, равнодушная, разочаровавшаяся в людях. Я тоже бросала вызов смерти. Я искала ее. А в результате нашла Альку.

--И что? Любовь с первого взгляда? Удар молнией? Искры из глаз?

--Нет, я полюбила ее после того, как мы в первый раз поцеловались, даже после того, как переспали. Я сдалась, когда мы начали жить вместе. Та легкость, с которой у нас все получалось, та радость, которой она могла наполнить будни, то, как я спешила по вечерам домой, совершенно меня изменили. Однажды, когда я летела домой, под дождем, промозглой осенью, внезапная мысль поразила меня. Я вдруг остановилась посреди улицы и подняла голову к небу, подставляя лицо потокам воды. Это было трудно объяснить словами. Нужно было сказать так много, так много высказать, но слова не могли все это выразить. И я просто рассмеялась. Представляю, как это выглядело со стороны. Но я была счастливее всех на свете в тот момент. Я была самой счастливой лесбиянкой на свете, и впервые в жизни, я гордилась своей ориентацией и не променяла бы ее ни на какую другую на свете.

--Ты поняла, что любишь Альку?

--Нет, я поняла, что если потеряю ее, то умру, потому что как-то незаметно умудрилась прорасти в нее так, что уже не могла понять, где заканчиваюсь я и начинается она. Я уже не мыслила себя отдельным от нее существом. Я перестала существовать одна. Мое одиночество исчезло. Где бы я ни находилась, что бы ни делала, что бы со мной не происходило - мы всегда были вместе. Она всегда была со мной. Всегда во мне. И я, жаждавшая смерти, вдруг испугалась умереть. До смерти испугалась. Каламбур. Я вдруг подумала о том, как она будет страдать, если я вдруг умру. И я поняла, что не в силах, не в праве причинить ей боль. И я поймала себя на мысли, что буду молиться за свое здоровье и сохранность только для того, чтобы она никогда не страдала.

--Да,--протянула я.

--Это так сложно объяснять. Я вдруг увидела нас старыми бабульками, гуляющими в парке, и мне стало так хорошо, так уютно. Так счастливо, что мне уже ничего кроме не было нужно. Если ты не понимаешь этого сейчас, ты обязательно поймешь в свое время. Ты просто не отчаивайся. Что бы ни случилось, не сдавайся. А остальное - мелочи.

--Я не вижу смысла.

--В чем?

--В идеальной любви. Найти ее почти невозможно, но найти ее нужно. И без нее мучаешься, а, живя с кем-то, понимаешь, что – не то, и снова мучаешься.

--Не загоняйся. Что тебя гложет?

--В любви всегда один любит, а другой позволяет себя любить.

-- С чего ты взяла?

Я пожала плечами.

--И каково распределение у вас с Элькой? Кто любит, кто терпит?

--Никто. Никто не любит, никто не терпит. Мы занимаемся сексом, ходим в клубы, кино, на выставки. Она говорит, что в ее мире нет для меня иного места. Я для нее что-то вроде девочки на выход.

--В твоем горе слышна горечь. Уж не влюбилась ли ты?

--Ну что ты! Что я, маленькая что ли?

Леха от души рассмеялась.

--Ну ты скажешь, Рё!

--Мне не к кому от нее уйти. А в пустоту уходить не хочется.

--Может, ты просто устала быть циником? Может, ты хочешь остепениться, завести семью, детей? Только подумай: семейная жизнь рядовой лесбиянки.

--Фу, гадость какая.

Леха снова рассмеялась.

--Я не смогу так жить.

--Не зарекайся,--сказала она,--со временем потянет. Ты сначала копишь, копишь: деньги, впечатления, успех, Уважение других, а потом понимаешь, что тебе это все на фиг не сдалось, если не с кем все это разделить, не с кем этим всем поделиться, не кому об этом обо всем рассказать. И вообще, это свойство человеческой натуры: хотеть того, чего не имеешь. Милая лесбийская пара мечтает о том, чтобы жить вместе, пока родители им этого не разрешают. Но когда они добьются своего и съедутся, я не знаю, что произойдет с ними. Счастье – такое же испытание как горе и бедность. Жизнь протекает в борьбе, и никогда не скажешь, что будет завтра.

--Значит, ты не уверена, что будешь с Алькой вечно?

--Нет, не уверена. Я уверена, что сейчас хочу быть с ней вечно, но я не знаю, что будет. И, тем не менее, это не повод расстраиваться, загоняться и думать об этом. Расслабься. Жизнь прекрасна. Такая, как она есть.

Я сидела на работе и, как всегда, вместо того, чтобы заниматься нужными, но скучными делами, торчала в инете.

А все потому что с утра мне почему-то стукнуло, что я несчастна и одинока. Да и последний разговор с Элькой подтолкнул меня на поиск девушки.

«Не бойся, когда ты найдешь девушку, я стану тебе просто подругой».

Что ж, а вот возьму и найду. Найду себе нормальную девушку. С нормальной нетрадиционной ориентацией.

После двухчасового поиска девушки по тематическим сайтам, я направилась в курилку.

«Господи, куда подевались дайки?! Кругом одни бишки и озабоченные натуральные парочки! Все остальные, что вымерли? Где вы, неповторимые и незаменимые Дайки? Дайк… дайк - это не девушка, а песня! Дайк – это звучит гордо!»

В курилке болтали две секретарши, и неторопливо курила Галина Анатольевна (наш корректор).

Я встала в сторонке. Зажигалка как назло не хотела срабатывать. Пока я с ней сражалась, в курилку вошла Анька и направилась ко мне. Дрожащими руками она достала сигарету. Я протянула ей, наконец-то сработавшую зажигалку.

--Нервничаешь?,--спросила я ее,-- Какое-нибудь объявление необычное? Дай угадать: потрясающий буч ищет клаву, работающую в газете в отделе объявлений. Угадал?

--Не смешно.

Мы стояли достаточно близко, чтобы можно было говорить тихо. Анька смотрела в окно, я стояла, опираясь спиной о подоконник. Я усмехнулась:

--Тогда что?

--Похоже, я снова влюбилась.

--Поздравляю. Кто на этот раз? Надеюсь, не мужчина?

--Нет.

--Ну слава богу! Значит, не все потеряно. Так кто?

--Какая тебе разница?

--Никакой. Абсолютно. Думал, захочешь поделиться радостью.

--Я дала ей свой номер телефона. Думаешь, позвонит?

--Позвонит - встретитесь, не позвонит - найдешь новую. Не ссы, подруга, все будет чики-пуки.

Я затушила окурок и ушла.

«Все будет чики-пуки»,--сказала я сама себе и снова села за компьютер.

Из сети выплыло миловидное лицо девушки. Девушка сказала: «Мне одиноко».

Я молчала.

«Ты мне нравишься,--сказала девушка,--и чем дальше, тем сильнее».

Я улыбнулась и сказала:

«Знаешь, в последнее время моя жизнь кажется мне бессмысленной. Хочешь, я буду жить тобой?»

«Я тебя люблю»,--сказала девушка.

«Я хочу сделать тебя счастливой. Можно?»--спросила я.

«Делай, что хочешь,--ответила она,-- только будь рядом».

И я была рядом. Долго и счастливо. Я не объясняла ей, чем живет мой дракончик, выбитый на плече. Как могло понять это существо, состоящее из одних чувств, живущее ими; как могло оно понять, что у меня из ощущений осталось только чувство голода и усталости?

Я жила только ею, иногда завидуя тому, как она радуется, как она любит. Я делала все возможное и невозможное, чтобы она была счастлива, и наградой мне была ее улыбкой и любящий взгляд доверчивых глаз.

А потом я заметила, что боюсь смерти. Раньше я ее совсем не боялась, и даже наоборот, искала. А в таком случае умереть очень сложно, а жить легко, потому что за жизнь не боишься. А я теперь боюсь. Нарываться боюсь, вечером поздно возвращаться боюсь. Заболеть боюсь. Потому что не в силах видеть ее слезы, не в праве заставлять ее страдать.

И молю я Бога о том, чтобы если что случится, чтобы быть рядом, чтобы если смерть, то вместе, а если помощь нужна, то не корить себя всю жизнь за то, что не было меня с ней. Ведь нет мне без нее жизни, и повязаны мы с ней крепко. Потому что мы в теме.

Конец