Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, стараясь сдержать приступ тошноты, подкатившийся к горлу.

Равнодушный экран чуть мерцал, глядя на человека черными буквами текста.

Это было невыносимо. Текст то ли укором, то ли насмешкой вальяжно развалился посреди страницы и ждал, пока писатель к нему вернется. Но тот не торопился. Он только зажмурил глаза и вздохнул.

Все было бездарно! Зачем он только начал этот дурацкий рассказ?! Ведь все равно он ничего не мыслит в том, о чем пишет. И не умеет писать! Лучше б стал кондуктором. Или маляром. Все больше пользы! Бездарь, бездарь!

Тихо хлопнула дверь. Это пришел Димка. Послышалась возня: звук снимаемой куртки и скидываемых ботинок.

Писатель опустил голову и вперился взглядом в экран.

Димка тихо вошел в комнату и прислонился к дверному косяку. Видя, что никакой реакции нет, он подошел к креслу и опустил руки писателю на плечи. Никакой реакции. Писатель лишь отвернулся, не в силах смотреть на свое отражение в мониторе компьютера.

"И как он только может любить такого урода как я?! Я такой же бездарный как и мои книги! Ну что он нянчится со мной? Я продан своим книгам как душа грешника Дьяволу. С потрохами. Давно нашел бы себе нормально парня, который будет уделять ему внимание, который будет любить его, а не самоутверждаться".

--Я приготовлю чаю,--руки соскользнули с плеч, и Димка ушел на кухню.

Что-то тяжелое опустилось на спинку кресла, царапнув кожу. Огромная уродливая морда отразилась в мониторе. Зверь встряхнул головой и, чуть повернувшись, уставился одним глазом на писателя. Таким знакомым изучающим взглядом. Тяжелое дыхание демона наполнило комнату.

Писатель содрогнулся, вспоминая, как эти клыки и когти в кровь разрывали его муками самокритики.

...Страдай! Художник не должен быть счастливым. Он должен биться в агонии и харкать кровью на каждый росчерк пера. А иначе все - лажа, все фальшиво, ибо не выстрадано...

И сейчас верный зверь смотрел на хозяина умными глазами. Один короткий приказ, и он сорвется с привязи, намертво вцепляясь в дрожащую душу, глубоко погружаясь клыками в теплую плоть...

--Месяц труда насмарку. Все бездарно, просто бездарно!

Димка обернулся, готовясь к очередному нытью.

--Собрать все и сжечь к чертовой матери!--писатель прислонился затылком к стене.

--Даже не думай об этом.--Димка деловито накрывал на стол,--тебе сахар класть?

--Я не хочу захламлять мир еще одним бездарным произведением.

--Игорек, не говори глупостей. Ты же видел отзывы на твои книги! Твои произведения читают и любят.

--И тем не менее... Иногда так хочется взять свои рукописи и швырнуть в огонь.

--Рукописи не горят,--Димка улыбнулся.

--Это мы еще посмотрим.

--Я тебе этого не прощу, слышишь? Так нельзя.

--Перестань.

--Ты не имеешь права.

--Это моя писанина. Я решаю, что с ней делать!

--А кто говорил, что пишет по вдохновению? Там ни одной твоей строчки нет! Не смей!

--Иди к черту!

--Игорь, одумайся! Потом пожалеешь!

--Ну уж нет.

Димка промолчал.

--Ладно, хватит об этом,--уже спокойнее сказал Игорь.

--Ты куда?--спросил Димка, видя, что Игорь направился в коридор.

--Пойду покурю.

--Только не долго. Чай вот-вот вскипит.

--Угу.

Игорь переложил пачку сигарет из кармана пальто в карман джинсов, прихватил зажигалку и сгреб с дивана тетрадь, исписанную его почерком. Спустившись на пару этажей вниз, он встал у разбитого окна и закурил.

Коричневая тетрадь лежала на подоконнике, ожидая своей участи.

"Рукописи не горят! Дурак. Что он понимает в искусстве?"

Игорь достал спичку и чиркнул ею о коробок.

--Черт!--тихо выругался он, откидывая сломанную спичку в сторону.

Вторая вспыхнула ярким пламенем, но не успел он поднести ее к листам, как сквозняк ловко погасил ее.

Игорь снова потянулся к коробку. Теперь это уже стало делом принципа. Он должен был сжечь эту чертову тетрадь!

Огонь обугливал кончики листков и гас, не желая жевать твердую бумагу. Или боялся гнева потомков, который непременно обрушился бы на рыжего голодного зверька. И зверек осторожно надкусывал краешек тетрадки, говоря, мол, ем я, ем, видишь? И тут же прекращал свое занятие, не желая касаться исписанных строк.

Но Игорь был неумолим. Он извел полкоробка спичек, и пламя, наконец, вспыхнуло, охватывая тетрадь целиком.

Игорь смотрел на огонь, наслаждаясь созерцанием его разрушительной силы, и чувствовал, что пламя выжигает его самого изнутри. Всю боль и сомнения, всю бессмысленность и бездарность.

Когда тетрадь была уже почти сожжена, он резким движением сдернул ее на пол и затоптал огонь ногой.

Нечего тут костров палить! Да и Димка уже ждет.

Игорь сгреб спички в карман и поспешил домой.

Он распахнул дверь и бодро направился в коридор.

--Помогло?--чуть насмешливо спросил Димка.

--Ага.

Игорь прошел на кухню и сел за стол. Димка учуял странный запах и спросил:

--Что ты там курил?

--А что?

--От тебя...костром пахнет.

--С улицы принесло.

Димка вздохнул и принялся наливать чай.

Это было лет пять назад. Когда еще мы были вместе. Когда еще Игорь был жив. Когда еще его книги любили и читали, не понимая, что мое солнышко скоро уйдет. Если б они только знали! Если б я только знал...

Холодный ветер лез за шиворот и гладил своими ледяными ладошками щеки.

Димка стоял бледный как снег, покрывающий землю, и кутался в пальто.

А потом появился музей. Маленький музей, сделанный руками его поклонников в нашей старой квартире, где я не смог жить после смерти Игоря, и где теперь со всех стен на меня смотрел он. Любимый. И каждый, кто мог, приносил что-нибудь в этот музей, отдавая дань таланту Игоря. Все-таки он писал замечательные книги.

И однажды я пришел в музей. Сам не зная почему, ведь я так долго боялся просто зайти в него. И увидел маленькую девочку лет двенадцати.

Она обернулась ко мне и начала что-то лепетать, а я с трудом понимал ее, чувствуя, как боль воспоминаний захлестнула меня. Она говорила о том, что пошла выкидывать мусор и нашла тетрадь, что не смогла оставить ее там, ведь в ней были чьи-то мысли, чья-то душа, чья-то жизнь, а затем, когда открылся музей, она поняла, что тетрадь должна храниться именно здесь.

Девочка выскользнула из квартиры, а я никак не мог понять, с какой стати какая-то тетрадь, найденная около мусоропровода, должна была храниться у Игоря в квартире. Там и так мусора полно.

А потом я взглянул на стол и замер: на нем лежала полусгоревшая рукопись. И почерк Игорька четко улавливался на белых прогалинах обгоревших листов.

Сначала я молча смотрел на нее, затем расхохотался. Я смеялся как сумасшедший. Смеялся моему Игорьку в лицо. А он смотрел на меня с портретов, висевших на стенах, и не понимал причины моего дикого веселья.

А я никак не мог остановиться. Я хохотал как безумный и все время повторял: "Не горят! Не горят! Они не горят, черт подери!"