ПТИЦА И БОМЖ

Парк. Бомж, сидя на скамейке пытается вытащить пробку из бутылки. Птица, сидя на ветке чирикает

Бомж

Чирикаешь?... А я на "чирик"

посуды не набрал...

 Птица

 Чирик

- чик-чик

 

Бомж

А я ведь тоже лирик!

Вот получу свой ваучер и...к

ебене матери! нарежусь

в дымину.

 Птица

 Чик-чирик! Трудись!

 Бомж

 Да я тружусь, но тянет ввысь...

Тоска! Не выдержу – повешусь!

Представь, гляжу на облака

и думаю: "какой я гадкий!

Нет крылышек! Одни лопатки,

как у цыпленка табака".

 

Когда б ты знала, Божья птица,

как грустно мне! Хоть не хочу

желудка ради ни трудиться,

ни хлопотать, но хлопочу,

тружусь...

 Птица

 Зерно клюешь!

 Бомж

Бесспорно,

Мне, как и прочим, есть и пить

необходимо, чтобы жить.

Но я-то бегая проворно

и суетясь, перехитрить

себя пытаюсь. Убегая

от самого себя, как пес,

по кругу бегаю и лаю,

рычу на ближних. Ибо трос

уже натянут вдоль забора,

к ошейнику прикреплена

веревка... Остается, на

на веревке бегая, от вора

сад охранять... Мой сад – душа.

А денег нету ни шиша...

 

Хозяин – Бог охрану сада

Доверил мне, собаке. Но

Подчас меня берет досада.

Лакая красное вино,

Позывам говорю: "Входите!

Бог спит". Невидимые нити

Соединяют плоть с Душой,

Не так ли, птаха?

 Птица

 Ты большо-ой

обманщик! чик-чирик!

 Бомж

 Позывы! –

Кричу, садись на траву

под яблоню, а я нарву

плодов! И яблоки и сливы

уже созрели!

 Птица

 Ты свинья!

 Бомж

 Я – плоть! Позывы – сыновья.

24-25 ноября 92 года

 

 

СЛУШАЯ ОТЦА

 

Я носом начинал уже клевать.

И захрапел бы, если бы отец не

промолвил: «Слова-то не выкинешь из песни.

Их трупы унесла река Ловать».

И было СЛОВО, как свинцовый слиток.

Не воздухом, а Душами убитых

дышали мы. Катая в горле ком,

я вилкой огурец проткнуть пытался,

но – скользкий – он по блюдечку катался.

А мой отец в былое целиком

был погружен... «Текущий миг наш длится.

Мы – в настоящем, - думал я, но есть поток,

в который – как ни странно – погрузиться

способны мы, хоть он уже утек».

Отец рассказывал. Я слушал. Проплывали

мгновенья жизни. В парне молодом

я узнавал отца, ведь мы стояли

в текущем вспять потоке временном.

93 год

ОТРЫВОК

Мария едет на осле по

по тропе кремнистой. Муж стучит

клюкою. Месяц, будто слепок

 с покойной вечности, лежит

 на синем бархате небес, а

вдали мерцает горсть огней...

Жена спросила: «Может, беса

там женят?» Муж ответил ЕЙ:

«Там Вифлеем!» Осел копытом

стучит о камни, муж – клюкой.

Пар поднимается. Рекой

огни уже текут, как битум

кипящий...........................

25 декабря 93 года

 

ЧУХНА

Страх распрягает лошадей, когда нужно ехать, и Посылает нам сны с беспричинно-низкими потолками.

О.Мандельштам

1

Псу бездомному дали пособие –

кость большую и масла ком.

Псу не скучно играть с мослаком –

спрячет сам – сам найдет... А ведь особь и я.

Да осел!.. Раз осел, осла – к

черту, значит, а псу – мослак?

 2

Раньше пуп мой сидел в ямочке,

как солдат - в окопе; живот

был упругий... лопались лямочки,

ремешки... Сил накопишь – и вот

как копытом ударишь!... Эх, надо ли

вспоминать?... Паровоз – чух-чух! – на

всех парах пролетает... – Чухна-а-а! –

загудел, – жил бы в Наантали

или Пори, когда бы ты был

финн, но ты и язык забыл,

и живешь на Понтонной у станции!

Эй, чухна-а!.. – Нету такой нации! –

Паровозу кричу: – Ты  соврал!

– Чухон я отвозил за Ура-а-ал!

 3

Псу бездомному позавидовал!

Все повадки мои...поза...вид...овал

и черты самого лица...

выражение глаз угрюмое

(будто только что, пьяный, из трюма я

выполз) – все выдает подлеца,

все кричит: бей его! А гонит-то

душу страх мой, прутьями чувств

полосуя... Я водкой лечусь!

Впрочем, разве не не – Terra incognita

для себя сам я?.. Кто я, куда

путь держу и откуда явился я?

Где мой подлинный паспорт с визою?

Душу в плоть облекли – и сюда,

в этот мир, как шпиона забросили,

но забыли задание дать...

Думал я: не послать ли запрос... или

лучше жалобу (ведь ни еда,

ни любовь, ни работа, ни слава, ни

деньги целью не не могут быть?).

Не послал, ибо – некому... Плавание

без компаса (хоть некуда плыть)

длится... Тянутся серые здания,

облака, огороды, поля;

робы желтые, тополя –

вдоль железной дороги... задание

дали все-таки, раз сижу

у окна и тетрадь пишу?!

4

Пес у  пса – тоже стало завидно –

кость отняв, удалился, урча...

Как-то выпил – и слов саранча

взмыла... Дно описал –  и за вид дна

был ослами избит. «Пьяна

тварь! По ребрам, по ребрам пинай!» –

Выл один, а другой, приговаривая:

«Он поэтик! Он пишет стишки!» –

бил в живот (до сих пор кишки

ноют). «Я вам не Пригоров! – варево я!

Долго стряпаю, перцу кладу

много!» выдавил я. Бурду, –

заревели ослы, – мы кушали!

Рвало!» – «В рвоту его! Пусть лежит!» -

Бросил кто-то. «Вы плохо слу-у-ушали!» -

Простонал я. «Он кто?» – «Или жид,

или рыжий чухонец... нечего

на дохлятину эту глядеть!

Исчезаем!» Как уголь, тлеть

Жизнь во мне продолжала. Залечивать

синяки я в каморку уполз...

маневровый пыхтел паровоз;

сажей пачкала небо котельная;

колокольчик над грудою шпал

голубел... Очень скоро я впал

в нищету, но зато мысли дельные

появились в моей голове.

«Я голяк! Поле голо. Вей,

ветер! Дождь, промочи эту голую

землю! Детям, ослятам, щенкам

нужно вырасти, в трубку полую

подудеть и уйти... По щекам

надавали?!.. Ах, ветер северный,

дождь косой, вам не жаль бродяг?!»

Так кричал я в апреле, бредя

полем... Слов было много... Не все верны

и умны были, (правда, насчет

мыслей – я все сказал). В расчет

принимаю и чувства... В осенние

дни, когда я ужасно мерз,

курс ускоренный облысения

проходя вместе с сонмом берез,

я почти ничего (кроме холода)

и не чувствовал. И теперь

ничего, как голодный зверь,

я не чувствую, кроме голода...

Может быть, из меня вся боль

вышла с потом, как алкоголь?

 5

Нет! Я в новой среде не освоился

Или... плохо освоился – жить

не умею... Вон книжка лежит.

Сказки русские... В этой – совой лиса

обернулась и так совой

быть привыкла, что вышла за филина.

Филин старый – одна извилина

в голове... Что за черт!.. такса вой

подняла – за дружка кривоногая

заступилась, хоть зверь, что мосол

отобрал у того, и зол

и силен... Отвлекаюсь... немного я

не в себе да и подустал...

Пассажирский грохочет состав...

Товарняк... Я читаю: NO-KI-A

NOKIA! На вагонах стальных

это слово написано...

Не сама ли Финляндия в них

Едет к нам?.. Стало быть, на бис она,

как прежде, на рынках поет

песню – на вещевом и промышленном!..

А лиса... так совой и живет

с мужем-филином. «Друг мой, не мышь ли нам

съесть сегодня на ужин?.. Иль

ты отведаешь свежей зайчатины?» -

Щурит глазки лиса. Замечательно!

Кто б меня, дурака, женил

на такой вот лисе. Эх ты, песья

жизнь моя! Хоть бы дали пенсию!

или... нет! Если денег дадут,

перестану дуть в дуду.

Лето-осень 97 года.

Back