Анкета, Владимир Тарасов

КОНЕЦ ВЕКА В ИЗРАИЛЕ

АНКЕТА

1. Какие русские книги ХХ века вы возьмёте с собой в век ХХI и какие из тех, что были важны для вас раньше, вы оставите в уходящем столетии?

Почему только русские? Что если я тут же возьму не русскую? "Письма о жестокости" Арто - сразу, без раздумий. А не и сразу - Блока, Бродского, Бердяева (допуская, что первый и последний "были важны"). И кстати, Валери "Об искусстве", а поэзию Рильке наверняка, возьму скорее, чем Блока. Тем более, чем Ахматову. Да и вообще, важные книги зачастую скучны. Книги, которые "были важны для вас раньше" - это фундамент, формирующее слово. Какое имеет значение беру я их или нет, если моё развитие прошло под знаком этих книг? Они во мне осели, улеглись. И наоборот, скажем, "Между собакой и волком" никогда не считал "важной". Но - дивной. Запакуйте, да, Соколова - целиком, люблю не "важных". Ещё с собой: Ильязда с другом, их Старшого - лапидарные ребята; Агеева роман, Добычина; так, Жан Жене - штук пять, окей, Селин, а вот и Ч.Буковски, Уильям Борроуз, но не Хемингуэй, и не Камю; да - "Циников" Мариенгофа, "Распад атома" Г.Иванова (хотел бы я встретить хоть одного человека, для которого эта книга была когда-нибудь важна); Ремизов - нет, зато Платонов - да; Кузмин, конечно, но не прозу, Хлебников, понятно. Нет, Миллер больше мне не нужен. Ирвин Уэлш? - пойдёт. Булгакова соседке отнесите, рехнуться можно, в полчаса решать! Чуть Беккета не позабыли - вы с ума сошли! Отсюда: Майринка - в отдельную коробку, осторожней; "Хазарский лексикон" - других не надо; вот это, дерридового пера, "Эссе об имени", годится, так, возьму Плотина - он в наш век воскрес. А Кастанеду упакуйте с Грофом вместе. И с Юнгом. Далее: от Венички поэму и "Шаги"; зачем мне Бунин, нет, Б.Лившиц - тоже нет; так, манифесты, Маринетти и Тцара - не помешают; Галковского "Тупик", Введенского два тома, Весёлого фрагменты взять, без Пильняка, однако, да, и без "Живаго". М-м-м, Идрис Шах? - куда же без него! Уфф, я устал. Чего уставился, пакуй, а ты найди телегу. Так, "Пропевень" Филонова, конечно; что Холин? Холин, и не больше. Скорей уж Рубинштейн, Айги - французское издание, да-да, в авоську, нет, в рюкзак. Ага, и томик "Предуведомлений" тоже, статьи Вик. Ерофеева ещё; что? что вы говорите? Гробман слишком "важен", эй, посыльный! Гробмана Шаусу в подарок, быстро, пока не смылся! От меня, конечно! Ха, Шкловский, был ведь важен, и остался, так, сунь его, Тынянова не надо. Теперь: Фуко поедет с нами, и Ортега тоже, так, Бахтин, ага, пожалуй, но не Лотман; и Радов тоже, но не Гроссман. Сорокин? Тот, который - самый? Возьмём в дорогу "Сало", будет что читать... А что произошло? Телеги нет, ну чёрт с ней. Придётся тачку взять. Какую?!.. Золотую! Ключ к Апокалипсису не забудь, болван, вон тот, в углу, на полке, взял, ну дай сюда, в конверт положим. И бренеровский "Пистолет", он мокрый, правда. Заверни в пакет. Отлично, вышли. Я говорил что будет тачка, видишь! Стоит и ждёт, грузи, грузи, вот так. Всё поместилось? Здóрово! Толкай.

2. Повлиял ли переезд в Израиль на ваше восприятие явлений культуры; изменился ли свойственный вам прежде тип культурного переживания?

В эмиграции были пущены в оборот все те же имена, которые сейчас в обиходе между литераторами, раньше чем в России. По крайней мере, так обстоит дело с большим числом авторов. Начиная от Ерофеева и Бродского, и кончая как Милославским, так и Гандлевским. Не говоря уже о Набокове или Газданове с Поплавским. С другой стороны, эмиграция отсекала возможность свободного доступа к скрытому слою самиздатских изданий, неофициальные журналы в Израиль не доходили, разве что редкими публикациями. Так что "открытие" современной России повлияло на меня не слабее эмиграции.

3. Что вы думаете о перспективах русской литературы в Израиле?

Ба-бах, какой вопрос! В ближайшее же время - десятилетие дюжего расцвета.

4. Почему вы пишете?

Наверное, потому что не хочется редактировать.