«Анти-капитализм» - идеология ...или движение?

Вступление: От анти-«глобализма» к противостоянию войне

События 11/9/01 произошли когда 10-й номер Aufheben готовился к печати. Естественно развитие классового противостояния «войне» стало нашим основным делом. События меняются день ото дня и здесь мы решили ограничиться несколькими обновлениями к тексту об Израиле и Палестине и этим предисловием к нашей статье об «антикапиталистическом движении».

До атак на Пентагон и Всемирный Торговый Центр, очень много внимания уделялось мобилизациям против «глобализации». В Генуе, столкновения между полицией и демонстрантами вышли на новый уровень жестокости. Многие ждали следующего большого события – вашингтонских встреч Всемирного Банка и МВФ – чтобы понять куда всё это двигалось. 11 сентября изменило всё. Объявлена «война против терроризма». Ещё непонятно какой будет эта война. (Определение её целей Колином Пауэллом как кампании против тех, кто угрожает «Америке, американцам, её союзникам и американским интересам во всём мире» звучит как описание целей стандартной американской внешней политики).

В Indymedia пишут, что в Вашингтоне произошёл раскол между тенденциями, обсуждаемыми в статье. Ещё до того как встречи Всемирного Банка и МВФ были отменены, профсоюзы и НПО отказались от поддержки демонстраций, радикально-либеральная фракция остановилась на серии семинаров по войне в то время как (большей частью анархистская) «антикапиталистическая конвергенция» решила превратить это событие в демонстрацию против войны.

Капиталистическая цивилизация против...

Усиление национализма, особенно в Штатах, стало предсказуемой чертой подготовки к войне. Однако мировая буржуазия естественно попыталась оправдать свои действия в более благородных терминах. Итальянский премьер Берлускони как войну высшей западной цивилизации, создавшей «повсеместное процветание» и «принесшей нам демократические учреждения, гражданские, религиозные и политические права наших граждан, открытость к разнообразию и толерантность ко всему». Другие лидеры, осознающие возможный эффект на своих мусульманских союзников, выступили с критикой этого заявления; но оно как и прочие комментарии о «странном единодушии» между анти-«глобалистскими» демонстрантами и террористами выражает господствующую идеологическую тенденцию: приравнивание капитализма к цивилизации. С «войной против терроризма», капиталистическое общество выдаёт себя за цивилизацию в борьбе против варваров.

Смысл «анти-капитализма»?

Как и классовая борьба в общем, оппозиция, выразившая себя в анти-«глобалистских» мобилизациях иммет дело с переменами в политическом климате. Непосредственное воздействие терроризма усиливает отождествление с государством и существующим порядком. «Военный менталитет» включает в себя усиления националистического самоотождествления и создание расистскиз раличий в пролетариате. Урезывание «гражданских свобод» вроде введения удостоверений (В Великобритании нет аналогов нашим удостоверениям личности, прим. пер.) которому в обычной ситуации было бы оказано сопротивление, теперь становится законным из-за «террористической угрозы». Каким бы ни был уровень реального военного действия, «война с терроризмом» является знаком перманентного сдвига в сторону более авторитарного использования государственной власти на домашнем фронте (естественно только для защиты демократии и свободы). Вместе с тем, происходит также координирование государственных экономических мер направленных на смягчение отдачи от мирового спада. Идея о «глобализации» как об анонимном «экономическом» процессе в котором финансовая и корпоративная власть угрожает демократическим и «политическим» учреждениям безнадёжно устаревает перед массивным утверждением политико-экономической власти капиталистического государства-гегемона, США. Общая тема «глобализации» и общая практика мобилизаций вокруг встреч на высшем уровне уже не могут объединять так, как раньше. Те, кто отождествлял себя с этими мобилизациями должны снова задуматься о том, что такое капитализм. Но если некоторые из заблуждений анти-«глобализма» остались позади, вновь появляются старые опасности анти-империализма и анти-американизма. Анти-империализма и анти-американизм – это идиотские формы «анти-капитализма» - т.е., они совсем не являются анти-капиталистическими. Слабые государства и даже не-государственные силы, врод тех, что организовал мультимиллионер бин Ладен, могут быть анти-империалистическими и анти-американскими, но они вовсе не против капитализма.

Как говорится ниже, ограниченность даже самых радикальных тенденций в мобилизациях, тех, что стремились быть «анти-капиталистическими», заключалась в их отдалённости от более широкого социального движения, которое могло бы реально сделать их таковыми: то есть, классового движения за упразднение классового общества. Поворот от «глобализации» к войне в качестве фокуса противостояния не сразу преодолеет это. Разделение между «антивоенным движением», в котором господствуют идеалы мира и справедливости и классовым движением реально прекращавшим войны (стачки, мятежи и революции, положившие конец 1 мировой войне и неподчинение, убийства офицеров и саботаж американской военной машины, положившие конец войне во Вьетнаме), является отражением пропасти между анти-«глобалистскими» мобилизациями и реальным анти-капиталистическим движением.

Но эта авантюра, начатая буржуазией несёт в себе опасность как для них, так и для нас. В первую очередь, для американского государства есть опасность излишней ретивости и нереалистичных ожиданий от военной машины, которая может оказаться гораздо более эффективной в качестве угрозы, чем в действии. Во вторых, ещё неизвестно насколько люди поверят военной пропаганде. Природа т.н. «войны с терроризмом» заставляет не только «анти-капиталистов», но и всё население в целом задуматься о мире и о политике. Появляется возможность того, что «война с терроризмом» станет атакой на мировой рабочий класс. Конкуренция между капиталистическими державами перед лицом экономического кризиса усиливается внутри анти-террористической коалиции и вне её. В то время как поначалу война может отвлечь наш класс от атак на условия нашей жизни – в попытке утвердить условия для накопления капитала – этим возможно подготовляется основа для радикализации класса.

**********

Возникновение нового международного движения?

Массовые акции в Генуе стали последними в серии внушительных мобилизаций против «глобализации».[1] Самые радикальные элементы, особенно здесь в Британии, приняли название «антикапитализм». В то время как использование этого термина сначала звучало свежо, не видно, чтобы большинство участников понимало в чём «антикапиталист» радикальнее и последовательнее чем другие - большинство – кто вместо этого называют своё движение анти-«глобалистским» или анти-«корпоративным».

Все основные транснациональные политические и экономические учреждения – большая восьмёрка, Всемирная Торговая Организация (ВTO), Всемирный Банк, Международный Валютный Фонд (МВФ), Европейский Союз – стали мишенью массовых протестов [2] которые послужили основой подрыва их легитимности. Созывая альтернативные собрания анти-«глобалистов» или «анти-капитализма», массовые мобилизации загнали учреждения на массовые позиции. Само насилие некоторых акций – а также насилие государства – привело к большему вниманию СМИ к тому, что говорили и делали «анти-капиталисты», чем к коммюнике самих саммитов, что привело к сильному раздражению политиков. Было также определённое количество более конкретных эффектов, включая физическую преграду допуску делегатов ВТО на конференцию в Сиэттле (теперь им нередко приходится собираться в удалённых местах вроде Катара) и срыв пражской конференции МВФ и Всемирного Банка. Встреча Всемирного банка в Барселоне в 2001-м была отменена; ВТО и МВФ сократили свою вашингтонскую встречу с двух недель до двух дней; Сильвио Берлускони, итальянский премьер министр, перевёл Всемирный Пищевой Саммит ООН за пределы Рима; встреча большой восьмёрки произошла в Скалистых горах; и были также сомнения в том, стоит ли проводить встречу министров обороны НАТО. Всё это явно из-за протестов.

Восторги некоторых по поводу этих событий вполне понятны, особенно если учесть сильно ослабленный общий уровень классовой борьбы за последние 20 лет или около того. Хотя в них участвовали обычные активисты и политиканы, мобилизации и связанные с ними митинги послужили вовлечению и политизации определённого количества новых людей. Более того, продолжительность этих мобилизаций – тот факт, что массовые мобилизации происходили в разных странах вокруг явно схожих целей и вопросов – возможно означает возникновение нового интернационализма. Возможно пустота, оставшаяся после падения сталинизма и отступления социал-демократии теперь заполняется силой, которая возможно найдёт себе выражение в коммунизме, а не в этих исторических тупиках? «Анти-капиталистический» по самоопределению элемент подразумевает подобную возможность.

И всё же одной из характерных черт социал-демократии и сталинизма, которая так долго помогала им мобилизовать (и интегрировать) рабочее сопроивление было то, что они привязывали свою борьбу к вопросам «хлеба с маслом». Партия и профсоюз были организационными формами которые не просто выражали себя по большому случаю, но, через посредничество в выкачивании прибавочной стоимости из рабочих, заполняли собой их повседневное существование. Некоторые из комментаторов анти-«глобализма» отождествляют сердце этого «движения» с различными массовыми движениями в южном полушарии – особенно с Movimento Sem Terra (Движение Безземельных, низовое движение перераспределения земли) в Бразилии, сапатистами в Мексике и Karnataka state farmers association (KRRS, Ассоциация фермеров штата Карнатака) в Индии. Другие объявили «движением» борьбу во всём мире против таких неолиберальных феноменов, как понижение социальных гарантий, ужесточённые законы о труде и снижение зарплаты. Но в то время как такое мнение предполагает, что мобилизации на саммитах являются высшим выражением всемирного повседневного движения, в развитых капиталистических странах становится всё более понятным, что это «движение» существует только в самих массовых мобилизацих и вокруг них. Кто-то может даже утверждать, что уличные протесты, характеризующие «движение» против «глобализации» происходят не на классовой почве. Конечно, в той же Великобритании у борьбы было несколько связей с наёмным трудом. Конечно, мотивом многих участников мобилизаций было их ежедневное отвращение к миру в котором господствует капитал: мир работы, экологическое разрушение, бедность и т.д. Но «движение» всё же не существует в качестве повседневного усилия сопротивляться условиям жизни, определяемым наёмным трудом. В этом смысле, стало быть, большой вопрос можно ли назвать все эти события движением вообще, и уж точно их нельзя назвать классовым движением.

Противоречия в «движении»

Ещё одной причиной отрицать, что происходящее составляет единое движение является факт, что в тех же мобилизациях присутствует много разных и противоречивых повесток дня. В самом деле, можно сказать, что мобилизации на саммитах являются просто удобным случаем для самых разных движений и тенденций заниматься своими делами.

Как уже упоминалось, в то время как многие вовлечённые активисты, которые долгое время были против капитала говорят об «анти-капитализме», для большинства «движение» направлено против «глобализации». Акцент на «глобализации» против «капитализма» типично отражает глубокие различия в анализе, подходе и, в глубине, в классовой позиции. К примеру, на европейском континенте есть организации вроде ATTAК [3] которые рассматривают диалог с правительством как одну из целей «движения». Но в массовых мобилизациях присутствуют также анархистская и схожие тенденции, отвергающие этот мэйнстрим; по крайне мере один раз (а именно в Барселоне) они даже провели контр-контр-саммит против контр-саммита «официального движения»!

Но даже среди тех участников, кто определяет то, что происходит – или что должно бы происходить - как «анти-капитализм» огромная разница. Отсутствие серьёзной попытки анализа того, чем является капитал позволяет сгладить эти различия.

Избирательный диалог государства с некоторыми из неправительственных организаций (НПО) вовлечённых в мобилизации представляется попыткой сыграть на этих противоречиях. Например, Блэр провёл встречи один на один с некоторыми из участников кампании за «отмену долга». После Генуи, некоторые из НПО сошлись во мнениях в критике «насилия» некоторых участников протестов.

Но, разумеется, сама причина по которой некоторые из этих НПО – а этот термин покрывает большое количество разнообразных организаций – стремились вовлечься в эти дискуссии заключается в том, что они разделяют то же представление о «развитии», что и директора МВФ, Всемирного Банка и т.д., и расходятся только в деталях. Как говорит GegenStandpunkt:

они укоряют МВФ за то, что он выдал слишком много или слишком мало кредита Третьему Миру, за то, что он выдал кредит под слишком жёсткими условиями и за то, что он продвинул неправильные проекты. Они некритически верят, что кредит, если он только будет выдан в правильной сумме и инвестирован в правильные проекты, сможет и будет реальным средством пропитания для бедных этого мира – и не понимают, чем он является на деле, а именно денежным капиталом, выданным для того, чтобы вернуться в большем объёме к заимодавцу. Правильная сумма, которая по их идее должна преобразовать проклятие долга в блаженство ожидаемого роста, ими конечно не учитывается.[4]

Более того, НПО не просто проводят кампанию за более приличный капитализм; некоторые из них активно облегчают уже существующие капиталистические отношения. НПО часто финансируются не только государством, но теми самыми транснациональными органами, против которых они протестуют. Например, НПО вовлечены в 54% проектов Всемирного Банка, в основном в развивающихся странах.[5] После Сиэттла, некоторые буржуазные комментаторы отметили усилившиеся попытки со стороны Всемирного Банка развить диалог с НПО, и кооптировать их, что помогло заставить стихнуть критику Всемирного Банка НПО. Эти комментаторы рекомендуют ВТО ту же стратегию для того, чтобы расколоть тот широкий альянс, благодаря которому случился Сиэттл. [6]

Государство понимает «движение»

Пока некоторые из нас гадают движение это или нет, его мишени – политики большой восьмёрки и национальные принимающие стороны различных транснациональных органов – уже решились. Многие посчитали щедрое использование слезоточивого газа во время мобилизации против ВТО в Сиэттле (ноябрь, 1999) преувеличенной реакцией. Но, во время мобилизации продив Соглашения о свободной торговле в Америках (апрель, 2001), использовалось ещё больше газа, наряду с усиленными заграждениями для предотвращения повторения успеха толпы в срыве конференции в Сиэттле. Идея о том, что эти реакции можно объяснить культурой насилия североамериканских ментов была развеяна во время мобилизаций против Всемирного Банка и МВФ в сентябре 2000-го. Чешское государство использовало все формы насилия по отношению к задержанным, включая пытки и жестокие побои, для того, чтобы запугать участников. Затем, во время саммита ЕС в Гётеборге (июнь, 2001), шведская полиция даже стреляла в толпу. Эта эскалация нашла своё логическое завершение, когда итальянская полиция начала стрелять и убила по крайней мере одного участника во время саммита большой восьмёрки в Генуе несколько месяцев спустя.

После Гётеборга, Блэр и другие лидеры выразили своё возмущение, говоря о том, что «бродячему цирку» манифестантов нельзя позволять подобные безобразия. Отсюда ответ государства не только начал становиться всё более жестоким, пошли также разговоры о введении новых легальных средств для предотвращения выезда за границу «известных зачиншиков», точно так же как недавно было введено и использовано специальное законодательство против известных футбольных хулиганов.[7] Между полицией разных стран возросло сотрудничество и обмен данными, а некоторые главы правительств начали даже говорить о создании специальной всеевропейской полиции.

Важно, что все государства и надгосударственные организации действуют с определённой сплочённостью и последовательностью во время мобилизаций. Иными словами, последовательность – а вернее эскалация – в реакции государства на мобилизации показывает, что они считаются с ними как с феноменом: т.е., с движением, представляющим определённую угрозу.

Но как могут представлять угрозу мобилизации? Наиболее очевидной, хотя и не так уж интересной, является угроза, представляемая мобилизациями мировым лидерам и глобальным экономическим органам проводить свои встречи, когда, как и где они захотят. Но, хотя процесс и был нарушен, буржуазия в основном смогла продолжать свой бизнес: зоны исключения и массовое использование полиция. Более интересная угроза исходит от мобилизаций общему климату неизбежности, который Блэр и прочие западные лидеры стремились культивировать в последние годы. Бесконечный поток «реформ», которые помогли отсечь многие «завоевания» достигнутые в послевоенный период путём социал-демократических компромиссов [8] был обусловлен отсутствием эффективной оппозиции. Видимость и текущее существование анти-«глобалистских» - и даже «анти-капиталистических» - массовых мобилизаций могут послужить подобной оппозиционной силой. Это в свою очередь может способствовать более широкому климату сопротивления.[9] В таком климате становится возможным сопротивление и его распространение и в других сферах жизни. «Движение», критикуемое за его состав и идеологию среднего класса может стать вкладом в развитие борьбы, представляющей настоящую угрозу для воспроизводства капитала. [10]

С их отношением к мобилизациям как к единому феномену – как к движению – глобальные организации и принимающие их у себя государства часто относятся даже к толпе как к единому существу. В то время как сами участники говорят об острых политических разногласиях в физической толпе, государство проводит меньше различий. Многочисленными являются истории об атаках полиции на «мирных манифестантов» как если бы они вызывали «насилие». Жестокое полицейское нападение на школу, в которой разместились люди с Генуэзского Социального Форума и Индимедии с последующими пытками арестованных были наиболее ярким примером этого. Однако, причины этой атаки остаются неясными. Некоторые говорят, что атака была местью полиции за акции чёрного блока.[11] Это кажется невероятным. Но полиция действительно обращается с различными элементами демонстраций как с одним целым. Поэтому, их действия находятся в согласии с заявлением о том, что «Между двумя группами не проводилось различия» и о «потворстве» между либералами и «буйными» элементами.[12] Нападая на такую лёгкую мишень – полиция осознавала, что подавляющее большинство людей, расположившихся в школе не принадлежало к чёрному блоку – может быть расценено как знак остальному движению от полицейских сил, которым было приказано охранять саммит любой ценой.

Однако, атака полиции могла отражать и более стратегические цели. Государство может (верно) считать, что либералы предоставляют инфраструктуру для подобных событий: они созывают демонстрации, организуют и рекламируют их и обеспечивают практическую поддержку, вроде проживания. Конечно, судя по избирательной природе обысков некоторых групп людей, въезжавших в Италию для принятия участия в событиях, власти считают некоторые либеральные группы лидерами.[13] В намерения атак на школу возможно входило запугать либералов от участия в будущих событиях, подрывая таким образом организацию на которую опираются менее либеральные элементы.

Однако, в общем, пытаясь дать анализ подобных инцидентов подвергаешься опасности приписать излишнюю последовательность и рациональность действиям государства. Возможно мы недооцениваем не только простую тупость репрессий как инструмента, но также возможные внутренние разделения: например между полицейскими офицерами и рядовыми; между полицией и правительством; между элементами внутри правительства; и т.д..[14] Мы также не можем предположить наличие простой цепочки команд от лидеров большой восьмёрки итальянской полиции, чья работа таким образом заключается уже не просто в защите саммита, но также в гарантиях безопасности будущих саммитов, которые будут происходить в других государств.

И всё же, каковы бы ни были намерения и на каком бы уровне не принималось решение об атаке на школу в Генуе, возможным эффектов этого станет то, что некоторые из жертв – в основном либералы – действительно начнут чувствовать, что предоставление инфраструктуры для протестов делает их слишком уязвимыми. Размеры и действия будущих мобилизаций против европейских саммитов смогут показать были ли запуганы люди последними репрессиями.

Некоторые непреднамеренные последствия действий государства

Некоторые из реакций государства на события послужили а благо (некоторых тенденций) движения. В частности, одним из непреднамеренных эффектов стала явная нехватка различий со стороны властей принимающих сторон саммитов стало большее единство в том, что иначе было бы крайне пёстрым и непоследовательным сборищем.

К примеру, на огромной мобилизации в Сиэттле доминировла либеральная тенденция NVDA, которая активно пыталась избавиться от более боевых действий.[15] Нищета попыток этой доминирующей тенденции определить критику ВТО, удобоваримую для того, что они посчитали основными силами, была прекрасно продемонстрирована идиотами, выстроившимися перед «Найктауном» и другими магазинами, пытаясь не дать чёрному блоку разбивать витрины.[16] Но в Квебеке действия полиции привели к тому, что пацифистские секции толпы начали рассматривать «буйный» чёрный блок как «наших». Месть последнего полиции за использование слезоточивого газа против толпы, как одного целого, удерживание им полиции на расстоянии от толпы и его попытку прорвать заграждение, отделявшее толпу от конференции создало усиленное чувство единства и тождества в толпе.[17] В этом случае, «ущерб собственности» (в форме государственных заграждений) и бои с полицией были широко признаны как необходимые. В Генуе пацифисты опять составили большинство. Но полицейская тактика избиений дубинками направо и налево, которая должна была рассеять толпу, повлекло за собой то, что многие из тех, кто не собирался драться – включая либералов и пацифистов вовлеклись в бои.

Туристическая природа анти-«глобалистских» событий иногда затемняла уровень местного участия. Например, Сиэттл, Квебек и Генуя стали удобным случаем для местных атаковать ментов и собственность. Генуя, с её долгой историей сопротивления властям, видела различные формы активной солидарности между тесными и теми, кто приехал чисто на протесты. И это несмотря на ущерб, наносимый «их» городу, так сильно расстраивающий леваков. К примеру, местные ездили туда-сюда на мопедах чтобы предупредить насчёт ментов; некоторые заводили незнкомцев к себе домой, чтобы защитить их от дубинок полиции; другие поливали водой ментов и поили демонстрантов; а когда одна улица была разрушена, местные участвовали в разграблении магазинов.

Несмотря на все подобные примеры, тем не менее, между «местными» и участниками мобилизаций в ряде случаев были разногласия, иллюстрирующие, снова и снова, что эти события являются типичным выражением разделения между ежедневным антагонизмом и сопротивлением в виде «активизма». Возможно пражская мобилизация служит наиболее острым примером этого разделения: среди чехов, участие ограничилось небольшой тусовкой активистов.

И всё-таки, опять же, действия полиции иногда помогали преодолеть эти раздления. Первомай 2001-го в Лондоне был до такой степени разрекламирован полицией в качестве антикапиталистического события, что «неполитизированная» рабочая молодёжь увидела в нём возможность оторваться на собственности и ненавистных ментах [18] – гораздо более заметно чем 1 мая 2000-го. В Сиэттле, наступление полиции за рамки зоны протеста в жилые районы привело многих жителей к боям против полиции вместе с демонстрантами.

Роль идеологов

Возможные перспективы этого потенциального движения – его продолжительность, интернациональный характер и, по крайней мере для некоторых, признанно «анти-капиталистическая» повестка дня – повлекли за собой то, что определённое количество разных групп и тенденций попытались установить свою гегемонию над ним. Все эти попытки включали в себя, сначала, заявление, что движение по правде существует, а затем, своё особое определение движения, позволяющее определителям ставить себя в его центр. Эта работа по антрепренёрству движения является работой идеологии, отражая частичную точку зрения, связанную с практическим опытом и социальной перспективой.

Если мобилизации в самом деле становятся движением, самокритика является важным элементом в этом процессе становления. Критика идеологов необходима по той практической причине, что их позитивные определения единства «движения» содержат неизбежный негатив: исключение из их определений тех, кого они считают угрозой для своего определения. Мы собираемся рассмотреть подходы к «движению» четырёх тенденций вовлечённых в мобилизации, которые становятся заметными в британской перспективе: прогрессивных либералов, анархистов/чёрный блок, традиционную левую (в этой стране троцкистов) и Ya Basta! Во многих случаях, в этих тенденциях присутствуют попытки к маргинализации «других» - часто более боевых элементов. Эта маргинализация, к тому же, относится не просто к определениям, но может вовлекать конкретное исключение и борьбу. Например, смутность и конфликты в мобилизациях позволили участвовать в них многим «неполитизированным» элементам, как говорилось выше. Но была ли бы возможной подобная вовлечённость если бы определения «движения» идеологами были полностью реализованы?

Мы осознаём, что анализ идеологического материала не может сам по себе сказать много о природе и динамике «движения» (как такового); рискует быть ограниченным уровнм идей. Однако, мы предпринимаем этот анализ не только потому что необходимо разработать теоретические инструменты для борьбы с идеологами и защитить более обещающие тенденции, которые они могут исключить (а также критиковать тенденции, которые они в себя включают), но также потому что критика материалов о движении является необходимым шагом в развитии нашего собственного понимания.[19]

«Движение» согласно прогрессивным либералам

Для прогрессивных либералов вовлечённых в мобилизации и вокруг них, проблема заключается не в капитале как таковом, но в том, что они считают текущей («нео-либеральной»[20] ) организацией капитала, скрывающейся под модным термином «глобализация». Известнейшим либерально-прогрессивным толкователем движения до сих пор была Наоми Кляйн, чья книга, No Logo, стала международным бестселлером. Книга рекламируется, как часть «движения» также обращённая – и являющаяся частью – к «обычному» обществу. На руку Кляйн в её оценке происходящего играет тот факт, что многие люди, вовлечённые в «движение» понимают его как и она: в терминах мультинациональных корпораций (а не капитала). Однако, для Кляйн проблемой является даже не «глобализация» как таковая, а «искажённость» глобальной системы.[21]

No Logo – это работа довольно импрессионистского журнализма, в котором Кляйн определяет и анализирует глобальное движение оппозиции. Кляйн описывает разные кампании, конфликты и тенденции, которые по её мнению составляют движение. Всё это включает в себя «культурный джемминг»,[22] Маклайбл, Reclaim the Streets (Вернём себе улицы) [23] и студенческие кампании против «труда в потовыжималках». Согласно Кляйн все эти кампании и конфликты составляют единое движение, потому что они являются «анти-корпоративными». По Кляйн, движение мобилизуется вокруг угрозы государственной отчётности, а следовательно гражданскому обществу, со стороны власти мультинациональных корпораций.[24] Кляйн считает, что признание глобального корпоративного логотипа само по себе является основой этого предполагаемого глобального движения; таким образом глобальные корпорации создают возможность глобальной (скорее, чем просто местной или национальной) оппозиции. Более того, поскольку эти глобальные организации больше не играют «своей традиционной роли прямых, гарантированных работодателей»,[25] у людей больше нет причин оставаться лояльными им, а значит глобальная оппозиция становится законной.

По Кляйн, форма этого «анти-корпоративного» сопротивления является в первую очередь культурной. «Движение» - это по сути деятельность направленная на «коммуникацию» (через пропаганду и т.д.) с силами «глобализации». Этот подход привилегирующий «послание» перед конкретной деятельностью отражён в анализе Кляйн политической основы движения. Например, отчёт Кляйн о Reclaim the Street (RTS) много заимствует у Джона Джордана, чьё представление об RTS как об искусстве перешедшем в политику (и о самом себе как о его «официальном» представителе) не принимается большинством самих участников RTS.

Собеседники государства?

Угроза исходящая от прогрессивно-либеральных идеологов вроде Кляйн заключается в узаконивании ими роли демократического государства путём установления связи между «движением» и общепринятой политикой и государством: «мы» (сверх-эксплуатируемые текстильные рабочие из Джакарты, «анти-корпоративные» активисты и прогрессивные либералы вроде Кляйн) «требуем» соблюдения гражданских прав, которое может обеспечить только демократическое государство, для того, чтобы защитить нас от крайностей глобальных корпораций. Если «мы» объединяемся так, более боевые тенденции отходят на периферию.[26]

Роль прогрессивных либеральных идеологов занимающих позиции Кляйн является интегрирующей потому что они выдают себя за голос – притом самый чётко артикулированный – «движения», которое они представляют как диалог с демократическими учреждениями и теми корпорациями, что готовы сесть за стол переговоров. В то время как тенденции принимающие лидерство либеральных идеологов будут становиться более умеренными ввиду подбных «переговоров», прочие станут «жёстким хвостом» против которого государственное насилие будет становиться всё более оправданным.

Эта работа по исключению становится очевидной в острых различиях, которые Кляйн проводит между «протестом» и «бунтом». Об RTS: «тонкая теория "применения радикальной поэзии к радикальной политике" тонет в техно-ритмах и менталитете толпы... Несмотря на лучшие усилия организаторов, RTS деградирует в футбольное хулиганство».[27] Схожие комментарии были сделаны о «Карнавале против капитала» 18 июня (J18). Кляйн повторяет вечное либеральное нытьё о «послании затонувшем» в насилии и ущербе. Они говорят о своём послании (уважающем собственность как часть демократии). Фактически, как часто признают даже сами реформисты, если и происходят бунты, то они заставляют говорить о том, чем они вызваны: бунты определяют повестку дня.[28]

Если Кляйн спорит с самыми боевыми активистами только по поводу их действий (и только для того, чтобы маргинализировать их), то это потому что это меньше грозит её общему толкованию, чем если бы она вела с ними теоретический спор. «Буйные» элементы, которые она пытается списать как правило определяют себя не как «анти-корпоратистов», но как «анти-капиталистов», анархистов, или во многих случаях не имеют никакого политического тождества вообще, говоря, что они против «системы».[29] Критическая конфронтация с ними означала бы переход к проблеме не только самого капитала (а не просто «искажённого» «глобального» капитала), но также, что более важно, государства. Чего явно не хватает анализу Кляйн проблемы глобальных корпораций и предполагаемого движения против них это адекватного понимания взаимодействия между государством и силами «глобализации». Наконец, это потребовало бы признать, что разделение между «политикой» и «экономикой» является мистифицированным, если даже и реальным, фрагментированным проявлением капитала. Проще говоря, Кляйн обращается как раз к демократическим государствам, участвовавшим в создании структур глобальной экономики, а значит и текущей относительной автономии глобального финансового капитала. Политики, представляющие эти демократические государства, сделали это не потому что они коррумпированы, недемократичны и т.д., но потому что они зависят от накопления капитала на своей национальной территории и пытаются его облегчить. Восстановить большую власть государства по отношению к глобальному финансовому капиталу, как этого желают прогрессивные либералы, означает пытаться заставить государство найти другой спосбо гарантировать условия для оптимального извлечения прибавочной стоимости. Свободная торговля и протекционизм исторически были способами решения капиталом проблем друг друга.

Мы сфокусировались на Наоми Кляйн, но другие либералы занимают схожие позиции в отношении государства и форм сопротивления. Люди вроде Джорджа Монбиота [30] (дискредитированного несколько лет назад в радикальном экологическом движении), Уолдена Белло и Кевина Данахера [31] все призывают к мелкому капитализму (мелкий бизнес с которым мы можем лучше отождествлять себя и давать эксплуатировать себя с меньшим сопротивления?) и большим налогам (например за налог Тобена на движение международного финансового капитала). Призывая к «приемлемому» капитализму с государством в качестве интервенционного органа демократического контроля, эти либералы не только оправдывают отчуждение капитала, они также неверно истолковывают государство как нейтральный инструмент. Или, точнее, они хорошо понимают его инстинктивно – как структуру, необходимую для гарантирования той версии капитала, которую они поддерживают.

Отношение анархистов и чёрного блока к мобилизациям

Если прогрессивные либералы получили достаточное, благоприятное освещение, буржуазные СМИ также прочно связывают с мобилизациями «анархизм». Насилие во время событий, или его угроза, придаёт гигантскую дозу рекламы, в основном мифическим, анархистским зачинщикам, которым приписывают всю ответственность. Нежелание многих анархистов говорить с прессой только увеличивает интерес (как об этом говорит теория интеграции). Но каким бы ни было зрелищное измерение, правда, что анархисты того или иного типа, сыграли значительную роль в зарождении и развитии мобилизаций.

В Британии, анархизм оказывал сильное влияние на RTS и на сцену прямого действия, породившую уличную вечеринку во время встречи большой восьмёрки в Бирмингеме в 1998-м и бунт 18 июня в Лондонском финансовом районе в 1999-м. Старая классовая анархистская сцена сначала очень подозрительно отнеслась к RTS и сцене прямого действия из за её композиции из «среднего класса/хиппи/зелёных», но к 18 июня проглотили свои возражения. Элементы из этой сцены сыграли большую роль в организации Первомайских событий в Лондоне в 2000-м и 2001-м. 18 июня напрямую вдохновило мобилизацию в Сиэттле.[32] Хотя организаторами в Сиэттле были в основном либералы/леваки, там также присутствовал «мягкий» анархизм. В каком-то смысле на уровне метода и техники его влияние было самым сильным. Например основная организаторская группа, Сеть Прямого Действия (СПД), использовала что-то вроде «форм анархистского принятия решений» и в ней было много анархистов по самоопределению. Группа участников, Общество Рукус, мобильный тренировочный лагерь прямого действия возникший из Earth First!, также обладал довольно большим количеством анархистских участников. Более бескомпромиссные идеологические анархисты критиковали анархистов из СПД за то, что они участвовали в этой либерально-левацкой кампании в качестве пешек. Один памфлет [33] показывает, что многие анархисты были злы на СПД за введение ограничений в виде запрета на насилие против людей и частной собственности. Всё это явилось вполне понятным выражением развития американского анархизма в индивидуалистической и неисторической политической кльтуре. В то же время в Великобритании, тенденции к анархизму понимаемому как «образ жизни» были остановлены опытом стачки шахтёров, Уоппинга и т.д., у американского анархизма нет подобной недавней истории.

Однако, часть анархистов обнаружила в своей практике способ подействовать на протест в Сиэттле, который стал постоянной чертой последующих мобилизаций: чёрный блок. Именно ассоциации анархизма с этой формой активизма в основном определила отношение к мобилизациям против «глобализации».

Бунты, случившиеся в Генуе в этом июле породили ответную реакцию на чёрный блок, возглавляемую левацкими организациями. По своим собственным идеологическим причинам, используя смерть Карло Джулиани, либеральныя и левые части «движения» демонизировали буйных манифестантов во время крупного пропагандистского наступления по всей Италии.[34] Это совпало со злостью и разочарованиями, которые чувствовали даже радикальные элементы толпы, как в чёрном блоке так и вне его, в связи с его действиями. Некоторые из аргументов леваков и либералов (например, идея о проникновении полиции в чёрный блок), заставили тех, кто практиковал эту тактику защищаться. Поэтому, важно проследить как развивалась эта тактика.

Проблема чёрного блока во время этих событий заключается в противоречии между его существованием в качестве тактики и идеологической идентичности; также как совпадение этих двух аспектов проводимое анти-«глобалистским» «движением». Для того, чтобы оказать противодействие левацкой пропаганде, изображающей чёрный блок как однородную группу, которую легко отождествить и маргинализировать (молодые, мужчины, анархисты, фанатики, нигилисты), другие сделали акцент на его разнородности, гибкости, а также на том факте, что в первую очередь он является «тактикой». Будучи таковым, по их утверждениям, у него нет идеологической идентичности и он меняется по практическим причинам так, как ему диктуют время и место. Однако, хотя в этом и есть элемент правды (и хотя некоторые люди в чёрном блоке именно так это видят и хотят видеть), существует чётко выраженная тенденция путать радикальность с «жёстким» фетишизмом насилия. Определяющей, если и не исключительной чертой чёрного блока отличающей его от простых уличных стычек во время демонстраций является существование группы сформированной для определённой формы действий, отдельной от остальной толпы. Чёрный блок определяет себя в группе активистов одетых в чёрное, работающих вместе, ищущих друг друга, атакующих ментов и частную собственность, и поэтому он видит себя как радикальное, автономное крыло протеста. На практике, тенденция чёрного блока сильно изменяется в зависимости от местных условий, хотя и не выходит за пределы взятой им на себя роли активистов.

Сиэттл: анархистская идеология и чёрный блок

В основном тактика чёрного блока обязана своим происхождением движению немецких autonomen 70-х и 80-х, известных за свою высоко организованную и широко распространённую сквоттерскую сцену. Сами autonomen разделялись на анти-империалистическую тенденцию, отождествлявшую себя с Фракцией Красной Армии (РАФ); и «социально-революционную» тенденцию, вдохновлявшуюся итальянской Автономией. Тактика чёрного блока  была связана с анти-империалистической стороной, поэтому она связана с её авангардизмом и недостаточной ориентационной ясностью (немецкого) рабочего класса. В Америке в течение нескольких лет были образования, вдохновлявшиеся чёрными блоками, но они никогда не производили большого эффекта, из-за крайне суровых ограничений на демонстрации в Америке и власть полиции. Однако, в Сиэттле, чёрный блок добился заметного успеха в своих атаках на частную собственность вроде Starbucks и Nike. В одном коммюнике, которое некоторые члены чёрного блока отпечатали, чтобы объяснить свою тактику, они пишут о своей практике в качестве группы, избежавшей серьёзного ущерба, будучи постоянно в движении и избегая столкновений с полицией, но представляют свои действия против частной собственности как символические – значением обладает лишь «избавление от иллюзий», «снятие заклятий» .[35] Они также утверждают, что их действия соответствуют более широкому анти-корпоратизму движения, намекая, что они против всех отношений собственности. Если принять во внимание ограниченные цели протестов, пацифисты, которых они высмеивают были эффективнее в блокаде центра. Для того, чтобы избавиться от дурного запаха хипповского идеализма недостаточно выказывать насилие против пацифистов, как некий «экзорцизм».[36] Противопоставлять NVDA (Ненасильственное прямое действие) свой жёсткий активизм показывает точь такое же идеологическое непонимание.

Чёрный блок в Сиэттле во многом определялся его изоляцией от остального движения. Их было мало. Им пришлось держаться вместе против непонимания остальной толпы, и даже защищаться от «ментов мира». Им пришлось защищать свои действия пользуясь терминами либералов. Здесь чёрный блок в качестве тактики был неотделим от его исключительной идентичности. В то же время, чёрный блок может гордиться тем, что фактически Сиэттл обязан своим громадным международным откликом именно благодаря его действиям.

Чёрный блок в Сиэттле позже окрестили «толпой анархистов из Юджина, последователей примитивиста Джона Зерзана».[37] Это преувеличивает влияние примитивизма как на чёрный блок, так и на американский анархизм вообще. Тем не менее, привлекательность примитивизма, с его антитехнологическим фетишизмом и отсутствием классового анализа, является выражением более широкого геттоизма «образа жизни» американских анархистов. Ограниченность чёрного блока в Америке является отражением его принадлежности к этой культуре. Но конечно, в узких пределах анти-«глобалистского» «движения», этот авангардистский «образ жизни» может казаться радикализмом на фоне либералов. Только классовое движение сможет заставить анархистов задуматься об этом своём отчуждении.

Бунты в Вашингтоне в том же году, хотя они и столкнулись с более высоким уровнем полицейских репрессий, стали прорывом смысле сотрудничества между «буйными» и «мирными» демонстрантами. Решение не противостоять ддруг другу отразилось в эффективной координации и сотрудничестве между их различными тактиками, при том, что они не мешали друг другу. Идеологические позиции обеих групп начали смягчаться по практическим соображениям.

Британия

В то время как некоторые британские активисты влюблены в чёрный блок и его тактику, и весело разъезжают по разным саммитам, чтобы поучаствовать в нём, на «анти-капиталистических» протестах в Британии – 18 июня, на Первомае в 2000-м и 2001-м – чёрных блоков не было. Люди могут надевать маски и одеваться в чёрное, чтобы избежать наблюдения, но здесь не юыло такого же разделения всей сцены на либералов и активистов. Когда идёт борьба, в ней принимают участие отнюдь не политики. Эта ситуация развилась благодаря слабости официальной левой, которая как правило, выполняет роль посредника и мента на таких событиях. Терпимое отношение по принципу «каждому своё» со стороны хиппи также способствует этому. Тем не менее, после сюрпризов 18 июня, ограниченное количество участников позволило полиции замусорить последующие события.

Прага и Квебек-сити

Тактика чёрного блока использовалась в Праге в сентябре 2000-го, совсем иначе, нежели в Сиэттле. Сознавая присутствие различных тенденций, и возможной напряжённости между ними, организационная группа, Inpeg,[38] решила пойти на раздельные, но слаженные усилия по срыву конференции. Для приближения к её закрытой зоне было использовано три разных маршрута, каждый из которых соответствовал своей политической тенденции. Все держались своих групп – «творческие личности» в розовом блоке, [39] мелкие политики из Ya Basta! в жёлтом блоке, чёрный блок в качестве голубого блока – и все они помогли друг другу в расщеплении полицейских сил во время единой атаки на конференцию, (в отличие от Сиэттла и Генуи). Некоторые люди из чёрного блока дошли прямо до конференц-зала вместе с розово-серебряным маршем, которому помогла прямая атака на полицейскую линию с другой стороны. Голубой блок не сильно прорвал линию, но ранил многих полицейских. Это была самая целенаправленная акция чёрного блока, но некоторые типы из чёрного блока задались воспросом не было ли это чересчур – «разве атака на конференц-зал не означает поддержку реформистской программы либералов?» - как если бы косвенная атака на конференции через разрушение принимающего города не была частью того же процесса.

Квебек в апреле 2001-го увидел наибольшую массовую поддержку действий чёрного блока, как упоминалось ранее. Именно там тактика чёрного блока, заключавшаяся в сломе сильно непопулярного заграждения, была действительно связана с чувствами участников марша, а также многих горожан. Инициатива чёрного блока оказалась собирательным моментом (окружающие присоединились к атаке после первого штурма). Блок в качестве организованной, решительной силы был поддержан даже Гандианскими пацифитниками, как подтверждается свидетельством в Индимедии.[40] В Квебек-сити видели престарелых дам с лозунгами «Боже храни ребят в чёрном!»

Генуя – атака на чёрный блок

В июне 2001-го протесты в Гётеборга против саммита ЕС спровоцировали крупный бунт чёрного блока во время которого впервые стреляли в демонстрантов. Главной жертвой стрельбы стал швед, пролежавший несколько недель в критическом состоянии, и, судя по всему, шведская анархистская сцена дала блоку много людей. В какой-то момент, чёрный блок обратил ментов в отступление (ТВ показало их паническое бегство), и самые интенсивные бои с полицией произошли именно в Гётеборге. В отличие от Праги, чёрный блок был непопулярен среди пацифистов чей солнечный праздничек в парке был прерван наступлением полиции на бунтовщиков.

В Генуе чёрный блок распался и растёкся по большому району, причём их одежда была более пёстрой и в светлых тонах из-за итальянских условий - т.e. из-за жары и малого числа видеокамер наблюдения. Участники расходятся в мнениях о составе активистских блоков. Кто-то говорит, что участвовало много местных и Генуя была больше всех социально связана с протестами. Другие говорят, что хотя местное население и было дружественным и шло навстречу, большинство местных на бунтах было зеваками, иногда помогавшими чёрному блоку, но в целом рассматривавшими событие, как необычный спектакль, каковым оно по сути и является.

В Генуе в чёрном блоке было много людей из разных стран, так что там было много организованных блоков, но вновь возникли проблемы с активизмом чёрного блока, результатом которого стала драка между раличными активистскими группами в пятницу. Часть чёрного блока на совместной акции КОБАС [41] и чёрного блока слишком рано напала на ментов во время марша. Менты раскололи толпу. КОБАС разозлились на раннее вмешательство чёрного блока. После этого они подрались с чёрным блоком, чтобы не дать им пройти вместе с ними на их базу, фактически угрожая загнать блок в руки преследующей полиции. Чёрный блок всё-таки настоял в конце концов, чтобы ему позволили пройти. В этих событиях проявились традиции европейского анархизма с его навязчивым фетишизмом уличных боёв. Другие говорят, что блок был бы рад действовать с КОБАС заодно тактически и что проблемы произошли из-за действий нескольких «глупых» людей и общего отсутствия организованности.

На Корсо Торино (месте проведения крупного марша в субботу, устроенного официальной левой), молодые анархо-панки и другие участники чёрного блока явно удовольствовались разрушением банков и бензоколонок, а, сделав это, напали на меньшие цели вроде автобусных остановок и уличных знаков. Некоторые их них разожгли огонь вблизи бензоколонки, построенной под квартирным зданием, другие увидели глупость этого, и потушили огонь. Некоторые делали основной акцент на количестве разрушенных мишеней, вместо того, чтобы думать о слаженных действиях против ментов, которые другие считали более важными. Однако, под одним железнодорожным мостом была построена настоящая баррикада, которую затем подожгли, что сильно задержало наступление полиции. Большую часть времени полиция медленно наступала дюйм за дюймом, поливая толпу слезоточивым газом, что заставляло её регулярно отступать. В концу концов толпу выгнали с Корсо Торино броневиком. Всё это было довольно скучным ритуалом. В то же время другая часть демонстрации оказалась зажатой полицейским действием, спровоцированным чёрным блоком, у здания конференции. После нескольких малых боёв с остающимися типами из чёрного блока, полиция злобно двинулась на толпу обильно поливая её слезоточивым газом и наезжая на неё броневиками, что было осложнено членами Rifondazione (сталинисты, прим.пер.) взявшимися за руки не давая людям бежать. Это была страшная ситуация и многие удивляются как никто не погиб.

Многие были злы и разочарованы тем, что не было предпринято слаженных действий в ответ на смерть Джулиани за день до этого. Без сильного, закоренелого движения, бунтари были бессильны перед государством, убившим одного из них – большинство человек уехало из Генуи в тот же вечер.

Нужно отметить, что мало могло быть сделано тогда. Большинство блока не обладало хорошими противогазами или оружием, поэтому отступление и паническое бегство от полиции стали для них лучшим выходом из положения. В этом смысле, Генуя стала также самым большим успехом чёрного блока, если принять во внимание большое количество разрушенной частной собственности, (было разрушено около 30 банков) и широкое распространение бунтов по всему городу. Если властям и удаётся успешно защитить конференцию, как в Генуе, остаётся угроза от casseurs (кассёров - хулиганов, фр.) [42]. Распространение атак на разные мишени можно рассматривать как позитивный сигнал об отходе от отождествления движением капитала с несколькими жадными индивидами, сговаривающимися за заграждениями. Но опять же, это обобщение ограничивается формой движения типа «вы устраиваете бесполезный уличный театр у ворот конференции, а мы, знаете ли, делаем кучу «конкретно символических» разрушений многочисленных проявлений капитала» - т.e. практику путают с битьём витрин.

Но мы не можем обвинять за недостатки событий в Генуе просто идеологию активистов. С одной стороны, люди съезжаются на каждое событие извне, каждый со своим идеологическим багажом. С другой, именно ограниченность движения отдаляет момент истины в этом активизме от самореализации в качестве части реального движения против капитала.

Ободряет то, что в дискуссиях после Генуи, мы можем видеть как многие из тех, кто отождествляет себя с чёрным блоком приходят к пониманию его ограничений после его побед и поражений в Генуе.[43]

Для того, чтобы выразить свой активизм и избежать поражений от государства чёрный блок становится кочующей, свободной бандой кассёров (и большая часть его успехов именно в этом). Его действия однако изолируются от непосредственных целей мобилизации, не будучи связанными с широким социальным движением, благодаря которому его активизм мог бы стать полезным (или ненужным!). В качестве такового его выбор объясняет его активистские действия, соответствующие основным концепциям либерально-левацкой анти-«глобалистской» идеологии (лоббирование коктейлями молотова), но трубящие о себе как о практических, автономных действиях против государства и капитала (с позитивным отстранением от мэйнстрима). Однако, помогая чувству тождественности отдельных индивидов, на практике он не выдерживает никакой критики. В общем и целом, без более широкого социального движения, которое могло бы дать ему смысл, эта практика может быть лишь «символизмом», «экзорцизмом».

Дальнейшая сложность в динамике анти-«глобалистских» мобилизаций заключается в том, что активизм кассёров создаёт реальную проблему для властей. Капиталистические институты, находящися под атакой, могут вполне успешно забаррикадироваться, но для государства неприемлемо то, что чёрный блок тем временем превращает весь город в руины, в то же время отвлекая на себя всё внимание прессы своим насилием.

«Движение» согласно традиционной левой [44]

Одной из основных черт сцены, из которой зародилось «анти-капиталистическое движение» в Британии было относительное отсутствие организованной левой – в частности, отсутствие крупнейшей троцкистской секты в Британии, Социалистической Рабочей Партии (СРП). Если определять троцкистские группы в спектре от пуризма к оппортунизму, СРП будет находиться явно на оппортунистическом полюсе. Любой намёк на движение или кампанию, развивающиеся в ответ на наступление государства, подъём расизма, войну и т.п., СРП встречает попытками возглавить его и разрекламировать себя. Однако, попытки связаться с кампаниями против строительства дорог и пр. на местном уровне провалились, а их попытки организовать фронт против Билля об уголовном правосудии (CJB) в 1994-м также добились небольшого успеха.[45]

После принятия CJB, их высшее командование видимо решило, что эта люмпен-сцена не слишком плодоносна для них и её следует оставить. Возможно СРП также почувствовала, что будучи далёкой от поставленной цели завербовать себе новых членов, она на самом деле может ещё и потерять своих на этой сцене с её гораздо более приятными, менее самопожертвенными, идеями о политической деятельности. Когда позднее СРП попыталась связаться с анти-«глобалистской» деятельностью, это произошло через кампанию об «упразднении долга», нацеленную на более либеральные и связанные с церковью группы во время событий в Бирмингеме, на демонстрации против большой семёрки в 1998-м.

SWP в качестве радикально-либеральной альтернативы

Тем не менее, какое-то время после 18 июня, когда «протест» физически ударил по третьему по величине финансовому центру мира, и на котором СРП отстутствовала почти полностью, видимо произошёл сдвиг. Именно после событий в Сиэттле троцкистские группы начали испытывать сильное возбуждение по поводу того, что они называют «анти-капиталистическим движением». Например, СРП и Власть Рабочих (другая, более мелкая, троцкистская секта) участвовали в миланской конференции Народного Глобального Действия (НГД – см. ниже) в апреле, однако им не дали слова благодаря вмешательству людей из RTS, продолжающих оставаться основой НГД в Великобритании.

СРП также заигрывает с ведущими прогрессивно-либеральными антрепренерам, Монбиотом, Сьюзан Джордж, Уолденом Белло и Наоми Кляйн. Они дискутируют с ними на одной и той же платформе, приглашают их выступить на своей ежегодной конференции «Марксизм» и публикуют статьи этих людей в журналах СРП. Они также учредили новую организацию-фронт, «Globalise Resistance» (глобализация сопротивления), что стало их главной интеграционной попыткой после CJB. Как и с любым другим фронтом СРП, среди его основных персонажей фигурируют люди не из СРП: как всегда Тони Бенн [46], но также зелёная звезда СМИ Монбиот. «Globalise Resistance» считает себя одной из организаторских групп Первомая 2001-го.[47] (В том смысле, что они облегчали ментам работу натравливая людей на полицейский кордон!) [48]

СРП добавила к этим дебатам и организационной деятельности значительную идеологическую работу по переписыванию истории «анти-капиталистического движения». Лишь вскользь упоминая 18 июня – ставшее для большинства из нас первой массовой «анти-капиталистической» мобилизацией [49] - СРП, подобно большинству западных левых, датирует начало движения событиями в Сиэттле.[50] В каком-то смысле, это оправдано. Сиэттл был направлен против международного саммита, в то время как 18 июня в Лондоне было направлено скорее против учреждений в Сити, чем против отдельного саммита. Более того, Сиэттл стал не только крайне крупной мобилизацией (особенно для США, где в последние годы было так мало массовых акций), но также результативной в своих целях. Но, помимо этого, Сиэттл обладал и другими чертами, слишком противоречивыми для того, чтобы стать «начальной датой» для «движения»: в частности, как упоминалось выше, там господствовала прогрессивно-либеральная тенденция, сторонившаяся насилия и пытавшаяся маргинализировать самые радикальные и боевые элементы.

Дискуссии с прогрессивными либералами и отрицание некоторых основных черт «движения» служат тому, что СРП выступает в роли радикальной альтернативы. Интеллектуалы из СРП могут признавать силу критики «глобализации» с которой выступают Монбиот, Джордж и т.д., но затем демонстрируют, что этим либералам не хватает исторического понимания логики капитализма и организационной формы, якобы способной покончить с «несправедиливостью капитализма». Этим они становятся на сторону либералов, в то же время оставаясь более критически настроенными и практичными.

Конечно, люди считают и будут считать либеральный подход глубоко неадекватным; СРП надеется, что поиск людьми радикальной альтернативы в определённом ими контексте сделает СРП привлекательной. В контексте, включающем и другие, более радикальные, альтернативы, однако, позиция СРП находится под угрозой. В то время как они уделяют много места и внимания детальному описанию либералов, они намеренно туманно пишут об анархистах, чёрном блоке, «белых спецовках» и прочих, игнорируя их все. После Генуи они уже не могли писать об этих событиях не ссылаясь на эти тенденции; но они всё равно сделали это в поверхностной и неадекватной манере.[51]

Удивительно, что такой человек как Монбиот, обвинявший RTS после Первомая 2000-го в том, что они пошли по «неверному пути», теперь объединяется с устаревшими троцкистами. Но в чём-то это совсем неудивительно. СРП и Монбиот поддерживают друг друга не только через общую деятельность, но также принимая и рекламируя друг друга. Более того, оба искренни в своей поддержке респектабельного ненасилия. Наконец, фактически их программы не так уж и отличаются друг от друга. Те, кто видел СРП в действии, понимает, что она сдвинулась вправо. В самом деле, их практика в «Globalise Resistance» указывает на то, что они пытаются стать респектабельными либералами. Начиная с их кампании по «упразднению долга», они всё больше стремятся вербовать тех, кто критикует капитал с либеральных позиций.[52] Это ослабление партийной доктрины совпадает с повесткой дня Монбиота и схожих не-марксистских либералов. В обоих случаях, присутствует, подотчётно или иначе, требование вмешательства государства для ограничения международного финансового капитала. В теории, будучи ленинистами, СРП конечно должны утверждать, что (буржуазное) государство не может просто захвачено, но должно быть уничтожено, чтобы дать дорогу «'рабочему' государству». Но, будучи оппортунистами, СРП практически походят на своих либеральных друзей, считая возможной реформу государства, как нейтрального органа, а не исторически необходимой функцией накопления капитала.

Ещё о скучной «политике»

В отношении этого вопроса государства, многие увидели в британских «анти-капиталистических» мобилизациях и их предтечах альтернативу выборам: тысячи человек предприняли попытки пойти на то или иное прямое действие потому что в демократических учреждениях видят часть проблемы. Но для СРП, мобилизации являются возможностью придать этому отчуждённому средству новую значимость. Поэтому они рекламируют Социалистический Альянс в качестве средства достижения предполагаемых целей «анти-капиталистического движения», пытаясь затащить людей обратно в тупик выборной политики.[53]

Ещё одной положительной чертой «анти-капиталистических» мобилизаций и их предшественников RTS, по крайней мере, были случаи их связи с рабочими в борьбе. Примеры включают в себя протестную вечеринку RTS в 1997-м с уволенными докерами на Трафальгар Сквер («Марш за социальную справедливость»), оккупация доков на Мерсисайд, а также оккупация рельсов и офисов в поддержку бастующих работников метро в 1996-м. В этих примерах, вместо пассивной солидарности и следования за профсоюзными инициативами, которые обычно предлагают люди поддерживающие забастовки извне, была попытка вмешательства посредством методов движения прямого действия. В некоторых случаях, и рабочие, и активисты вдохновлялись тем, что происходит; они пришли к отличной точке зрения друг на друга и на возможности борьбы, увязывая вопросы о «хлебе с маслом» (вроде зарплаты и трудовых условий) с «утопическими» желаниями (революция, экологическое сопротивление).[54] Как мы предположили в своё время, сама слабость рабочего движения – его неспособность соответствовать собственным идеям – была одной из причин, по которым поддержка RTS оккупаций стала такой важной для борьбы некоторых рабочих:[55] по мере снижения эффективности опосредованного рабочего движения, «прямое действие» стало более необходимым и значимым.

Тем не менее, СРП и прочие троцкисты перевозбудились по поводу «движения» и по другим мотивам. В частности, организация срыва конференции ВТО в Сиэттле включала в себя не только экологическое движение и кампании против долга и потовыжималок, но и внушительную демонстрацию, организованную АФТ-КПО, американским эквивалентом Профсоюзного Конгресса. Для СРП, «анти-капиталистическое движение» должно основываться на профсоюзной борьбе во всём мире. Будучи таковым, оно должно придать жизни продолжительной бессмысленности профсоюзов: для троцкистов, связи между профсоюзами и другими в «анти-капиталистическом» движении особенно важны. Чего СРП не признаёт полностью, однако, это сопротивления рабочих своим профсоюзам даже во время мобилизаций. Так, например, хотя профоюзы и организовали традиционный марш в Сиэттле, многие из рабочих участников отвернулись от него и вместо этого присоединились к прямому действию более боевых элементов.[56]

Почему профсоюзы и выборы так важны? Потому что обещания и разочарования, по идее порождаемые профсоюзными действиями и выборами, когда люди используют эти методы против капитализма являются основными средствами, просветляющими рабочий класс в сторону троцкистской версии революции. СРП критикует требование либералов о налоге Тобена, которое не сработает при капитализме.[57] Но их собственная стратегия выдвижения социал-демократических требований (напр., кампания по «упразднению долга», ре-национализация и другие предвыборные платформы) отлична только в одном отношении: СРП утверждает (в своих кругах), что уверена в несбыточности подобных требований при (современном) капитализме.

Эта плохая вера троцкистов конечно же отвратительна; можно удивиться, как они продолжают уважать себя подстрекая других к «разочарованиям» - но на самом деле люди с иллюзиями, это конечно же сами троцкисты. Однако, эта плохая вера является функцией не морального недостатка, а теоретического. Ленинизм привязывает концепцию капитала, как анархии рынка (а следовательно социализма, как государственного управления капиталом) к концепции рабочего класса как пассивного субъекта, способного не более, чем на «профсоюзную сознательность» без вмешательства просвещённых (партийных) типов.[58] Усилия по вербовке и партостроительству, в качестве чего-то отдельного на практике от широкого социального движения и их отождествление своей определённой секты с «Партией», отражает тот взгляд, согласно которому ленинистская партийная форма является наивысшей формой сознательности и отсюда обязательным катализатором успешной борьбы. Но именно сама борьба рассеивает мистификацию – и сами просветители должны быть просвещены. Фетишизм партии означает, что партия обладает своей собственной динамикой – своими собственными потребностями – и нет причин предполагать, что они совпадают с отдельной борьбой или пролетариатом в общем. В самом деле, если принять тот факт, что партия подтверждает миф о пассивности рабочего класса, есть все причины ожидать недостатка соответствия. Там где случается соответствие, это происходит вопреки, а не благодаря партии.[59] Вот почему участники борьбы опережают своих партийных шлюх, несмотря на «марксистское» образование последних.

Момент истины в подходе СРП – это их попытки связаться с борьбой рабочих: то есть, их попытки рассматривать недавние мобилизации как классовый вопрос. Благодаря этому их анализ превосходит анализ прогрессивных либералов. Проблема, в первую очередь, в том, что СРП отождествляет класс с его представительством (т.e. с рабочим движением), и, во-вторых, в том как они относятся к борьбе рабочего класса: как роботы, а не как люди. Притом, что многие из нас испытали на себе этот их партийный «активизм» за последние двадцать лет, не только от СРП, но и от других троцкистов (наиболее печально известным является пожалуй пример с Militant в борьбе против подушного налога), понятно почему некоторые чувствуют угрозу в интересе, который троцкисты начали питать к «движению» после Сиэттла. Однако, мы предполагаем, что угроза победы СРП через один из своих фронтов является возможно более кажущейся, чем реальной.[60] СРП уже некоторое время находятся в кризисе: смерть Тони Клиффа, реорганизация отраслевой структуры и проблема связей с Социалистическим Альянсом подорвали гладкое функционирование партийной машины.

Более того, сама аморфность и отсутствие структуры в «анти-капиталистическом движении» в этой стране затрудняет их победу в привычном смысле слова. Также, бОльшая открытость партии и сниженная способность снова замкнуться, предлагает многим из их членов возможность быть менее роботизированнымси. Их убывающая уверенность в своей роли специалистов может привести к тому, что они, как индивиды, станут менее упёртыми по отношению к классовой борьбе.

Возможно реальной угрозой со стороны СРП и иже с ними, если она вообще есть, является то, что удачно определяя поле на котором они будут представлять свою «радикальную политику», они лишают остальных людей «радикальной политики» в более широком смысле. Конечно, большинство человек в Великобритании, участвовавших в «анти-капиталистических» мобилизациях уже наслышаны о СРП и их маневрах и не будут вовлекаться в них. Однако, массовое присутствие СРП всё ещё может послужить отпугиванию тех людей, которые надеялись, что «движение» будет альтернативой старой осточертевшей «политике».[61]

******************************************************

Народное Глобальное Действие – новый Интернационал?

Международная сеть Народное Глобальное Действие, НГД, была сформирована в 1998-м как «общий инструмент связи и координации для социальных движений». НГД родилось из Энкуентрос – международных встреч «против нео-либерализма и за человечество» вдохновлённых сапатистами.

Согласно своим членам «НГД было одним из основных вдохновителей нового глобального, радикального, анти-капиталистического движения, которое сегодня бросает вызов законности глобальных правительственных учреждений» посредством глобальных дней действия, совпадающих с саммитами международных учреждений.

Само НГД не организовывало крупных акций в Лондоне, Сиэттле, Праге, Квебеке, Гётеборге, Генуе и т.д.; однако, все они были взаимосвязаны через НГД. (Фактически, большинство из вышеозначенных акций должно было стать «Глобальными Днями Действия», с одновременными протестами по всему миру. Первый глобальный день действия против свободной торговли произошёл во время саммита большой восьмёрки в Бирмингеме и министерской конференции ВТО в Женеве в мае 98-го).

«Отличительными чертами» НГД являются следующие:

1. "Очень чёткое неприятие ВТО и прочих соглашений по либерализации торговли (таких как AТЭC, ЕС, НАФТА и т.д.) как активных инструментов социально и экологически разрушительной глобализации;

2. Очень чёткое неприятие всех форм и систем господства и дискриминации, включая, патриархат, расизм  и религиозный фундаментализм всех вер, но не ограничиваясь ими. Мы за полное чувство собственного достоинства всех людей;

3. Конфронтационное отношение, т.к. мы не думаем, что лоббирование может обладать большим влиянием на такие предубеждённые и недемократические организации, в которых единственным реальным политиком является транснациональный капитал;

4. Призыв к ненасильственному гражданскому неповиновению и построению местных альтернатив местными людьми, в качестве ответов на действия правительств и корпораций;

5. Организационная философия, основанная на децентрализации и автономии."

В то время как на второй международной коференции в Бангалоре было решено, что НГД будет «анти-капиталистической сетью», в их отличительных чертах это не отразилось.

Заявление третьей международной конференции НГД постановляет «бороться против угнетения, господства и разрушения, чтобы обнажить натуру учреждений и компаний, регулирующих глобальный капиталистический режим и упразднить их, построить широкое единство, основанное на уважении к различиям и разнообразию, и продолжать определять, практиковать и распространять местные альтернативы для того, чтобы вернуть себе контроль за нашей судьбой. Эта надежда, живущая в непочтительной решимости наших тел, умов и эмоций, может и должна реализовывать наши мечты о самоуправлении, свободе, справедливости, мире, равенстве, достоинстве и разнообразии". Эти буржуазные идеалы поразительно похожи на воспетые Субкоманданте Маркосом. Критика НГД на уровне идей недостаточна, но является ли практика социальных движений (в индустриализирующихся странах) и то, что некоторые окрестили «новыми социальными движениями» (в индустриализированных странах) радикально отличной?

Социальная основа НГД, грубо говоря, двоична и явно противоречива: с одной стороны крупные социальные движения с «Юга», такие как бразильское безземельное движение Movimento Sem Terra или индийская крестьянская организация KRRS; с другой стороны, с «Севера», целый набор лиц симпатизирующих этим движениям, беспартийных леваков, анархистов, экологов и т.д., которые с некоторым замешательством подтверждают, что на конференциях НГД, в то время как участники с «Юга» чувствуют, что представляют десятки или сотни тысяч, сами они (с «Севера») уверены в том, что говорят лишь от самих себя, или если поднапрячься, от своего «дружеского круга». Возможно самым близким к массовому движению внутри сети  НГД на «Севере» является итальянская про-сапатистская сеть Ya Basta!; хотя ещё одним исключением из этого правила является Канадский Профсоюз Почтовых Работников отвечавший за международный секретариат НГД.

В НГД существует идеологическое единодушие, несмотря на материальные различия. Крестьянские и коренные организации из Южного полушария сопротивляются пролетаризации; эта реальная борьба выражается в качестве защиты и требования земли, как лучшей формы жизни, по сравнению с убогим выживанием среди нищеты городских трущоб. Это сопротивление капиталистическому развитию идеологически отражается на «Севере» внутри НГД в анархо-либеральной критике «корпоративного капитализма» и ностальгии по «малым, местным альтернативам», «терпимому развитию» и т.д. Было бы чересчур критиковать коренные народы и крестьян на «Юге» за неимение пролетарской перспективы; в любом случае их сопротивление капиталистическому развитию может быть дополнением к пролетарской борьбе в других местах. Примером могут служить захваты земли полу-пролетаризированными бразильцами, отказывающимися интегрироваться в промышленную резервную армию. Однако, то, что является практической необходимостью для крестьян на «Юге» перед лицом капиталистического развития – защита малого производства – принимается как добродетель, как панацея в материально отличном контексте «Севера» как раз из-за отсутствия, или отрицания, классового анализа. Это особенно верно в отношении британской «сцены прямого действия», которая, страдая от комбинации прудонизма с фетишизмом третьего мира, чувствует потребность в «позитивных альтернативах капитализму», таких как эко-деревни, схемы местного торгового обмена  и рабочие кооперативы.*

На своей третьей международной конференции в Кочабамбе, Боливия, в сентябре 2001-го, НГД должно было обсуждать помимо прочего проект манифеста (доступного в интернете на http://www.nadir.org/nadir/initiativ/agp/en/PGAInfos/manifest.htm), представляющего теоретическое развитие, преодолевающее «отличительные черты»; однако, его критика капитализма критична, с акцентом на мультинациональных корпорациях и международных учреждениях, либерализации торговли и «глобализации»; а не на самой системе наёмного труда.

Манифест отвергает свободную торговлю, но также «правую альтернативу более сильного национального капитализма, так же как фашистскую альтернативу авторитарного государства принимающего центральный контроль над корпорациями». Но как же насчёт левацкой или социал-демократической альтернативы капитализма управляемого государством? «Наша борьба нацелена на изъятие средств производства у транснационального и национального капитала,для того, чтобы создать свободное, терпимое и общественно контролируемое жизненное пространство, основанное на солидарности и человеческих потребностях, а не на эксплуатации и жадности». Значит, не централизованный госкапитализм. Что же тогда, самоуправление наёмного труда в стиле «маленькое прекрасно»? Или коммунизм? Ответ мы находим ниже в проекте: «Прямые связи между производителями и потребителями в сельских и городских областях, местные валюты, схемы бепроцентного кредита и схожие инструменты являются строительными блоками для создания местных, приемлемых и самообеспечивающихся экономик, основанных на сотрудничестве и солидарности, а не на конкуренции и прибыли».

Двойственность по отношению к государству отражена выше в манифесте:

«Экономическая глобализация породила новые формы накопления и власти. Накопление происходит на глобальном уровне, с увеличивающейся скоростью, под контролем транснациональных корпораций и инвесторов. В то время как капитал стал глобальным, политика перераспределения остаётся ответственностью национальных правительств, которые неспособны, и большую часть времени не хотят действовать вопреки интересам транснационального капитала»

Редакторы сайта НГД пишут, что были предложения внести поправки в манифест НГД, включая «более критический взгляд на государство в процессе глобализации».

 

*Пьер-Жозеф Прудон, которого часто критиковал Маркс, был французским социалистом, открывшим Народный Банк, предлагавший беспроцентные кредиты; банк вскоре был вынужден ликвидироваться. В «Восемнадцатом брюмера Луи Бонапарта», он описывает как во времена поражения пролетариат попадает под влияние «сомнительных фигур» и «бросается в доктринерские эксперименты, банки обмена и рабочие ассоциации, отсюда в движение, в котором он отказывается от революционизирования старого мира ради крупных, комбинированных ресурсов последнего, и стремится, скорее, к достижению своего спасения за спиной общества, в частной манере, в ограниченных условиях своего существования, отчего он обязательно терпит кораблекрушение».

****************************************

Отношение Ya Basta! к мобилизациям

Для некоторых людей в Великобритании, подход Ya Basta! – тактики белых спецовок – кажется освежающим новым подходом, заодно активно «анти-капиталистическим» и в то же время идущим дальше отсутствия организованности чёрного блока и грубой рабочей этики троцкистов. Одним из признаков влиятельности Ya Basta! является принятие тактики белых спецовок другими группами с полу-юмористическими названиями (напр. Wombles в Британии и Wombats в Австралии).[62] Политическое происхождение Ya Basta! (это остатки движения автономии) и их собственный источник вдохновения (сапатисты) также придаёт им правдоподобия. СпособностьYa Basta! Добиваться своих целей – угон поездов, управление социальными центрами, сопротивление ментовскому насилию – добавляет им привлекательности: здесь, как многим кажется, присутствует достаточно мощная тенденция по превращению «анти-капиталистических» желаний в конкретную действительность.

Символы для граждан

Однако, некоторые испытали на практике, что тактика Ya Basta! на демонстрациях не менее отчуждающа, чем старомодная тактика ленинистских партий, чей «устаревший» подход они якобы преодолели и превзошли: это всего лишь ещё одна иерархическая организация, которая, для достижения своих целей, на деле душит остальные тенденции в толпе.[63]

И каковы же эти цели? Причины по которым они одеваются в белые комбинезоны и руководят демонстрациями включают также стремление показать жестокость ментов [64] и определить новый «срединный путь» между насилием и ненасилием. В итальянском политическом климате в котором насилие является практически рутиной, Ya Basta! должны представлять себя по крайней мере способными на конфронтацию, чтобы заслужить радикальную правдоподобность.[65] И всё же это лишь символическая форма конфронтации; и их общественные заявления делают акцент на значимости «символов» и «общения». Ya Basta! горячо отрицают обвинения в том, что их конфронтации оговариваются с ментами, приводя факты реальных ранений своих людей (напр. в Милане, январь 2000) в качестве свидетельства.[66] И всё же после Генуи, лидер белых спецовок Лука Казарини ныл о том, что полиция обманула белые спецовки, не соблюдая оговоренные линии![67] Ya Basta! презрительно отвергают концепцию зрелища [68] потому что считают, что послание значит больше, чем практика, несущая его. Их деятельность в целом ориентирована на достижение «гражданского общества» через средства массовой информации.

Но кто же по их мнению наблюдает за ними через СМИ? Кто эти бедные души, которым нужны символические конфронтации Ya Basta! чтобы понять натуру ментов? Отрицание принадлежности к «голубым воротничкам» со стороны Ya Basta! и прочих белых спецовок связано с «пост-фордистским» отчаянием в том, что рабочий класс сам по себе может быть субъектом истории.[69] Отсюда, в частности в северной Италии, аудитория к которой пытается обратиться Ya Basta! видимо состоит из того же студенческого среднего класса, из которого происходят их лидеры.

На юге Италии, где условия гораздо жёстче, большинство лиц поддерживающих Ya Basta! происходит из рабочего класса. Но вовлечённость более пролетарских элементов в Ya Basta! является частью той интеграции, которую они описывают. Фокус на СМИ и цель выставить природу ментов, что само по себе кажется ненужным для большинства рабочего класса, исходит от лидеров организации как целого, происходящих из среднего класса и обладающих университетским образованием.

Если акцент на образе отдаёт пост-модернизмом, это соответствует политике Ya Basta!. Они говорят, что заимствуют из Grundrisse (Основные черты.. К.Маркса, прим. пер.) – но в том же смысле как и из позднего Негри: оба они отказываются от идеи о пролетариате, как универсальном классе, способном понять и преодолеть капитал как общее целое. Поэтому они конечно же не «коммунисты».[70] И не революционеры: вместо упразднения государства и капитала они борются – хотя и такими иллюзорными методами как «всеобщая гражданская забастовка» - за полную реализацию буржуазного субъектиа в форме гражданского субъекта и прочих универсальных прав,[71] нигде не говоря о том, что это «переходные требования». Субъект борьбы это «толпа» - в частности, «невидимки», такие как sans papiers (иммигранты без документов, прим. пер.), символом которых являются белые спецовки.

С одной стороны Ya Basta! и прочие белые спецовки принимают пост-автономистскую/пост-модернистскую линию о том, что различия и плюральность - т.e. фрагментация – являются силой движения, что все виды различных тактик являются необходимыми. Они даже говорят о своей поддержке и сотрудничестве в чёрным блоком в Генуе и Гётеборге.[72] С другой стороны, они также подвергли нападкам тех, чья тактика отличалась от их собственной. Некоторые из них подрались с типами из чёрного блока в Генуе, потом обвинили их в полицейском насилии. И всё же, в то время как Ya Basta! обвиняет чёрный блок в наличии внедрённых ментов, сами они постоянно сотрудничают с ментами. В то время как критика подхода чёрного блока необходима, анализ их тактики со стороны Ya Basta! настолько же полон ошибок, насколько он неискренен. Факт в том, что «символический» подход Ya Basta! просто не сработал в Генуе потому что менты реально решили ужесточиться: в их задачи входило, чтобы толпа не сорвала конференцию, как это происходило на предыдущих сборищах. Там где методы Ya Basta! сработали, это произошло вопреки целям организаторов: их щиты, шлемы, противогазы и комбинезоны использовались участниками непросто для защиты, но в качестве реального оружия в ответ на атаки ментов.

Ya Basta! были подвергнуты критике СРП за свой пост-модернизм, элитарность,[73] и неэффективность.[74] Власть Рабочих подвергла их критике за ментовские действия.[75] Ya Basta! отвечают, обвиняя этих леваков в старомодном ленинизме, застрявшем в марксистской ортодоксии. Эта критика верна в обоих случаях. Поверхностные различия между Ya Basta! и троцкистами скрывают более глубокие сходства. Поскольку и те и другие озабочены борьбой за такие цели как более справедливое распределение (отчуждённого труда), гражданские права, демократический контроль за ресурсами и т.д., они действуют в пределах буржуазной мысли. Троцкисты и «пост-ленинисты» из Ya Basta! в этом смысле являются лишь зеркальными отражениями друг друга.

Радикализм как реформизм

Ya Basta! возникла из социальных центров, в которые удалилось движение автономии после поражений конца 1970-х. Фактически, один из корней их склонности к переговорам с ментами – это возможно лидирующие кадры автономистской сцены из Падуи, когда эта сцена стала настолько маленькой в 80-х, что остающиеся активисты и менты практически знали друг друга по именам. Особое социальное и политическое происхождение Ya Basta! облегчило переход особенностей автономии в интегрирующий реформизм, пораженчество, переодетое в новое видение «социальных перемен».[76] Самыми яркими примерами этого являются официальные связи, о которых они трубят как о своём успехе. Более широкое движение белых спецовок (Tute Bianche) в Италии, частью которого является Ya Basta!, флиртует с властями с начала 1990-х. Tute Bianche обладают сильными финансовыми связями и договорённостями с властями. Сюда входят их тесные отношения и поддержка от секций бывшей компартии, Rifondazione Comunista[77] и государственное спонсирование некоторых социальных центров в которых они участвуют. Эти формальные связи, а также их диалог с властями, их выступления за местные выборы[78] и, что ещё хуже, их поддержка идеи бесприбыльных кооперативов (подрывающих зарплату других рабочих), выдаются белыми спецовками за часть построения ими «гражданского общества» ведущего к желанным ими реформам.[79] Разве может быть более наглядное свидетельство слабости движения?!

Угроза исходящая от Ya Basta! – это интеграция энергии и активности более радикальных людей в анти-«глобалистских» мобилизациях и вокруг них, в реформистский проект. Белые спецовки, с их маневрами и оппортунизмом, можно рассматривать как очередную фальшивую спекуляцию среди многих других в Италии. Но в других странах они кажутся радикальной альтернативой, которую ищут люди. Через свой захват «символического пространства», радикальное видение – воплощённое в разрешённых социальных центрах – явно может развиться в партнёрство с социальными отношениями капитала. Так «достижимая» реформа подменяет всеобъемлющую революцию в качестве цели движения.

На некоторых «анти-капиталистических» событиях, ограниченность подхода Ya Basta!' была признана некоторыми из самих членов Ya Basta!; и их лидеры со своей пост-модернистской левацко-реформистской программой, не всегда могли держать рядовых участников под контролем. В Генуе, Ya Basta! снова попытались задействовать свою альтернативу уличным боям с ментами. Но в данном случае линия «преодоления насилия и ненасилия» выказала себя тем, чем является – пустой риторикой – и некоторые «белые спецовки» присоединились к бунтам. Со стороны «белых спецовок», с их долгой историей воздержания от коктейля молотова, это стало действительно «неожиданным ходом», хотя и не в том значении, которое бы понравилось лидерам Ya Basta!.

От идеологии к теории?

В Великобритании, где недавние мобилизации часто интерпретировались более радикально, как «анти-капитализм», а не анти-«глобализм», распространено такое чувство, что пик «движения» уже в прошлом. Кульминацией уличных вечеринок RTS, начавшихся в 1995-м, стал бодрый «Карнавал против Капитала» 18 июня; но последующие «анти-капиталистические» события – 30 ноября в Юстоне 1999-го, Первомай 2000 и 2001 – были меньше и принесли меньший успех. Все эти события отличались от Сиэттла, Праги и Генуи, которые продолжают вдохновлять и интересовать народ, тем, что не фокусировались на саммитах. В самом деле, может быть причины по которым британские события так слабо освещались заключаются в отсутствии фокуса или определённой цели. Восприятие «движения» как уже убывющего феномена возможно отражает ту же частичную британскую перспективу, которая неизбежно ограничивает представленный здесь анализ.

Тем не менее, массовые мобилизации вокруг саммитов не могут породить движение сами по себе, какими бы внушительными они ни были. Попытки увязать эти массовые мобилизации с особыми выражениями сопротивления экономической рационализации, которые мы видели в разных странах – включая забастовки, движения за земельные права, студенческие оккупации – конечно же нужны. В этом смысле идеологи правы. Но когда верно замечают, что эта борьба связана связана общим отношением к капиталу, это не обязательно подразумевает, что эта борьба взаимосвязана и едина на практике, в качестве коллективного субъекта.

Признание того, что различные тенденции и деятельность составляют одно движение является необходимой частью развития любого движения. Но разговоры о несуществующем единстве как о факте – сглаживающие противоречия – не создадут движения сами по себе. И всё же, идеологи, для достижения какой-либо формы гегемонии должны заявлять, что движение существует – таким образом замораживая существующие недостатки и ограничения.

Так либералы леваки, и Ya Basta! сделали много сильных утверждений о существовании движения. Все тенденции, кроме, возможно, чёрного блока, которые мы обсудили здесь, пытались установить определённый субъект движения, которое началось в ответ на определённые исторические условия. Определение этих исторически специфических условий стало поэтому частью попыток понять природу «движения». В большинстве, их определение этих условий стало идеологическим: «глобализация», «нео-либерализм», возникновение «гражданского общества» и «многообразия» как нового субъекта. Чёрный блок, по контрасту, определяет себя просто через тактику – уличные бои и нанесение ущерба частной собственности – и возможно будет утверждать, что поэтому не является идеологическим. Но, как мы видели, сама эта тактика является идеологической превращая в фетиш своё политическое тождество. Каждая из четырёх тенденций, которые мы рассмотрели обладает лишь идеологическим - искажённым, односторонним – пониманием предполагаемого «движения». Каждая принимает отдельный аспект борьбы или практики – против фирм, организация рабочих в борьбе, невидимый гражданин, разрушение частной собственности и бои с ментами – за секрет всего целого.

Но в чём это целое - сущность - анти-«глобалистского» феномена?

Одна из перспектив рассматривает лишь либеральный состав лидеров «движения» среднего класса, его поддержку прдставителей рабочего движения и их общую реформистскую программу. На этой основе, можно было бы вообще не обращать на всё это внимания, как не имеющее позитивного значения для классовой борьбы.

Иным подходом к этому вопросу было бы полное игнорирование его лидеров и идеологии и фокус на радикальных действиях множества участников и на климате сопротивления силам государства, порождённым ими на мобилизациях. С этой перспективы, анти-«глобалистский» феномен действительно является частью классовой борьбы.

Мы уже говорили о том, что если бы и существовало «анти-капиталистическое движение» оно должно было бы проявиться как пролетариат,[80] как решительное отрицание капитала. Это означало бы не только разрыв с либерально-левацкой гегемонией, но также – и это самое важное – практическую связь с другими частями мирового пролетариата.

В смысле разрыва с либерально-левацкой гегемонией, акцент на идеях и идеологиях в данной статье частично отражает тот факт, что анти-«глобалистский» феномен существует сегодня как движение только в политическом смысле. Это межклассовый и аморфный феномен, идеологическая борьба. Отсюда, даже если многие акции «участников» стали вкладом в классовую борьбу, должен быть рассмотрен вопрос об идеологиях.

В смысле расширенной связи с рабочим классом, конечно, не следует делать преувеличений: но многие пролетарские элементы действительно были вовлечены в анти-«глобалистские» мобилизации. Но эта связь с рабочим классом не может быть абстрактной - т.e., осуществляться через присутствие на демонстрациях профсоюзов в качестве представителей рабочего класса. Эта связь может установиться только в самой борьбе. Неудачи в попытках установить её, и отсюда ограничения самих моблилизаций, отражают низкий уровень социальной борьбы. Это отсутствие, в свою очередь, является продуктом исторических поражений в классовой борьбе за последние 20 - 30 лет. Поэтому мобилизации против «глобализации» могут стать социальным движением, а не политическим феноменом только если станут частью более общего пробуждения классовой борьбы.

Сентябрь 2001

Примечания

[1] В наши намерения здесь входит рассмотрение не теорий «глобализации», а скорее противоречий внутри самих мобилизаций. В то время как этот модный термин используется всеми так, как если бы они знали, что он означает, если обратиться к академическим и журналистским писаниям, ясно, что согласия по этому термину нет. Использование слова «глобализция», как если бы оно было беспроблемным и повседневным является отраежением главенства идеологии в мобилизациях. Вопрос о приятии или неприятии глобализации, с её фокусом на капитале как обращении и финансах, как раз уводит от реального вопроса о том, как мы можем преодолеть капиталистический способ производства.

[2] Для некоторых, особенно тех кто участвовал в Великобритании в движениях против строительства дорог и прямого действия, акцент всегда был на «прямом действии», скорее, чем на ритуальном размахивании знамёнами и речах, которые как правило ассоциируются с «протестами». Однако, в то время как прямое действие в прошлом (напр. в таких группах как ИРМ) обладало значением прямой экспроприации или блокады капиталистического воспроизводства, разделение между протестами и прямым действием сегодня не всегда такое чёткое. Причём, в то время как сквоты против строительства дорог, захват улиц для наших вечеринок и забрасывание кирпичами офисов в Сити – во всех этих акциях, связанных с недавней (пред-) историей «анти-капитализма» в Великобритании – можно считать прямым действием (в каждом случае мы берём у капитала не спрашивая разрешения), большая часть активности на анти-«глобалистских» событиях свелась к ритуальным флагам, знамёнам и требованиям.

[3] ATTAК, Ассоциация за налогоообложение финансовых операций и за помощь гражданам, это французская группа с многочисленными филиалами и 35 000 индивидуальных участников. Как ясно из её названия, она концентрируется на лоббировании французского правительства за введение налога на международное перемещение денег (налог Тобена) – что правительство в данный момент рассматривает. Среди лидеров АТТАК Сюзан Жорж (хорошо известная за её книги о связи между корпоративным богатством «Первого мира» и бедностью «Третьего мира»), Кристоф Агитон (левацкий профлидер, ранее связанный   с сетью Евромарш) и Жозе Бове (фермер громящий МакДональдсы), причём все они активно обличали «буйных» участников мобилизаций.

[4] «Сиэттл, Мельбурн, Прага: глобальное действие против призрака, известного как "Глобализация"», GegenStandpunkt, 2001. Эта интересная критика ограничена тем, что рассматривает «движение» как единое, причём заявления  анти-«глобалистских» либералов говорят за всех.

[5] «Игра в помощь», Guardian от 24 июля 2001 г., стp. 17.

[6] «Г-н Вульфенсон [глава Всемирного Банка] заключил альянсы со всеми, от религиозных групп до экологов. Его усилия разбавили силу «мобилизационных сетей» и увеличили силу технических НПО [специализирующихся в предоставлении информации и анализа] (Банк кооптировал в основном их). От экологической политики до снижения долга, НПО находятся в центре политики Всемирного Банка. Часто они определяют её... [ВТО не] платит деньги за проекты, из-за чего НПО труднее кооптировать. Но она всё ещё может ослабить коалицию, атаковавшую Сиэттл обращаясь к мэйнстриму и техническим НПО». («Неправительственный порядок», The Economist от 9 декабря 1999 г.).

[7] Фактически, немецкое правительство использовало свои собственные законы о хулиганах для того, чтобы не позволить манифестантам пересекать международные границы.

[8] На тему проблемных «завоеваний» путём послевоенных социал-демократических компромиссов, см. наши статьи: «Социал-демократия: нет будущего?» (Aufheben №7, осень 1998 г.); «Непокорность безработных и реструктуризация системы социального обеспечения в Великобритании сегодня» (Stop the Clock: Critiques of the New Social Workhouse (лето 2000 г.); «Новое навязывание работы в Великобритании и "социальной Европе"» (Aufheben №8, осень 1999 г.).

[9] Таков был наш аргумент в пользу радикального если и не революционного потенциала движения против строительства дорог: «...ключевой смысл политического значения кампании против строительства шоссе № M11 лежит не столько в непосредственных целях остановки именно этой дороги и в непосредственных расходах, которые несут капитал и государство (хотя для других это и кажется великим достижением), сколько в создании климата автономии, неподчинения и сопротивления» («Политика борьбы и борьба политических мнений в движении против строительства дорог: Случай кампании против шоссе № M11», в DiY Culture: Party & Protest in Nineties Britain, ред. Джордж Маккей; Verso, 1998 г., стp. 107).

[10] См. наше Вступление редакции в Aufheben № 9, осень 2000 г.

[11] Например см. Guardian от 24 июля 2001 г. и YearZero № 6.

[12] Guardian от 23 июля 2001 г.

[13] Например, через сотрудничество с греческими ментами итальянские власти знали какие из всех греческих автобусов и прочих транспортных средств, въезжавших в страну, содержали либералов, прежде уже участвовавших в координационной деятельности. Они останавливали, обыскивали и высылали эти группы, в то время как большинство анархистских уличных бойцов въехало свободно.

[14] Это признание различий внутри государства – внутри политических органов капитала и между ними – основано на нашем понимании капитала, как единства основанного на различии. Мы не принимаем либерального аргумента в поддержку либерально-демократических тенденций в государстве против фашистских элементов – также как и предположения о чистке правого крыла в полиции.

[15] См. Мы побеждаем! Битва в Сиэттле – Личный отчёт (Riot Tourists, 2000). Существует параллель с доминирующими тенденциями антиядерного движения 1980-х; см. Странные победы Midnight Notes (Elephant Editions, 1985).

[16] Как мы могли убедиться, никто не проявляет больше насилия, чем пацифисты с теми, кто не разделяет их нравственность!

[17] См. «Вяжущие свойства слезоточивого газа» Наоми Кляйн (http://www.nologo.org) и «Поворотную точку для активистов» Стюарта Лейдлоу.

[18] Это отразилось в искажённой форме в лево-либеральном документальном фильме «Mayday! Mayday!», снятом под влиянием No Logo и показанный по 4-му каналу, в котором по отношению к человеку, не соответствовавшему смешному и безобидному образу этого события, созданному этими журналистами, был задан риторический вопрос: «Пришёл бы настоящий антикапиталист на первомайскую демонстрацию в найковской куртке?»

[19] См. также наши статьи о развитии и потенциале движений против строительства дорог и Билля об уголовном правосудии (CJB): «Авто-борьба: развитие войны против дорожного монстра» (Aufheben № 3, лето 1994 г.); «Убить или заморозить? Анализ оппозиции Биллю по уголовному правосудию» (Aufheben № 4, лето 1995 г.); «Политика борьбы и борьба политических мнений в движении против строительства дорог: Случай кампании против шоссе № M11», откр. цит.

[20] «"Нео-либеральная" идеология является выражением свободы глобального финансового капитала. В ответ на классовую борьбу 60-х и 70-х и на трудности в поддержании накопления, государства предприняли некоторые действия (напр., отходя от соглашений Бреттон Вудса), фактически создавшие условия для относительной автономии глобального финансового капитала. Через эту более автономную форму, капитал может обходить сферы силы рабочего класса. Создалась ситуация, в которой правительства национальных государств смогли заявлять, что не обладают свободой маневров и им приходится соревноваться на уровне гибкого труда, социальных расходов и т.д. для поддержания конкурентоспособности и привлечения инвестиций». («Непокорность безработных и реструктуризация системы социального обеспечения в Великобритании сегодня», откр. цит., стp. 15).

[21] No Logo, стp. 441.

[22] Это называется также «рекламными диверсиями»: практика переделывания рекламных щитов.

[23] Как в случае с другими комментаторами, рассказ Кляйн об RTS полон ошибок.

[24] No Logo, стp. xxi.

[25] No Logo, стp. 441.

[26] См. интересную статью Кляйн о Квебеке, «Вяжущие свойства слезоточивого газа», oткp. цит.

[27] No Logo, стp. 318.

[28] Пока они не становятся ритуалом.

[29] Спонтанные «анти-капиталистические» действия послдних, для идеологов из среднего класса вроде Кляйн, не более, чем «футбольное хулиганство»

[30] Этот зелёный журналист сделал себе карьеру на спине сцены прямого действия до своего отречения от него, когда оно перестало принимать его советы о ненасилии и уважении к частной собственности. Название книги, Пленное государство: Корпоративное завоевание Британии, говорит всё о его националистической, мелкобуржуазной, государственнической политике.

[31] Уолден Белло, директор организации «Фокус на глобальном Юге», известен за документирование роли МВФ, Всемирного Банка и ВТО в углубляющейся бедности и неравенстве; он утверждает, что их можно реформировать и призывает вместо этого к «деглобализации». Кевин Данахер – это редактор и автор ряда книг об аспектах «глобализации» и сопротивления ей в США.

[32] Даже на уровне прямого подражания тону и языку рекламного материала («Ни один вопрос не единичен!»). Тем не менее, Сиэттл выступил с гораздо более разномастными обращениями.

[33] Мы побеждаем! Битва в Сиэттле – Личный отчёт (oткp.цит.)

[34] Обличение чёрного блока однако вскоре смолкло когда стало ясно, что основной проблемой было поведение полиции.

[35] Сиэттл 20 ноября. Коммюнике чёрного блока.

[36] Сиэттл 20 ноября. Коммюнике чёрного блока.

[37] После Сиэттла, Зерзан использовал интерес прессы к нему как к ведущему идеологу примитивизма.

[38] Inpeg первоначально состояла из американских активистов и некоторых чешских анархистов.

[39] В тот день «творческие» типы из RTS остались недовольны своей колонной потому что в неё вошли троцкисты и прочие леваки и сфорсировали собственную четвёртую розово-серебряную колонну.

[40] См. www.vermont.indymedia.org с этим и многими другими отчётами о событиях в Квебеке.

[41] Итальянские низовые профсоюзы. Об их происхождении см. The COBAS Дэвида Брауна (Echanges et Mouvement, 1988). Та их часть, что устроила совместную с чёрным блоком демонстрацию и готовая вступить в бой с ментами и напасть на закрытую зону, была явно наиболее боевым крылом КОБАС.

[42] Слово casseur буквально означает разрушитель, но лучше его переводить как хулиган. Это наименование было с гордостью принято бунтарями во время движения 1994-го во Франции несмотря на уничижительный смысл, придаваемый ему прессой. Некоторые французские автономисты из чёрного блока также использовали этот термин для описания своих действий, с тем же ударением.[ См. «Nous Sommes Tous Des Casseurs» (Мы все хулиганы) – Молодёжный бунт во Франции, март 1994 г.

[43] См. долгие дискуссии о чёрном блоке на www.italy.indymedia.org.

[44] Мы извиняемся перед иностранными читателями, для которых троцкисты не только скучны, но также не обладают никаким значением по сравнению с другими левацкими группами. Но, в британском контексте, с которым знакомы мы, официальная левая, помимо лейбористской партии, состоит из троцкистов.

[45] СРП помешал тот факт, что их оппортунизм всегда был обручён с грубой рабочей этикой. Так, в то время как CJB был явно направлен на маргинальные группы (красти, саботажники охоты, рэйвы, протесты против строительства дорог), СРП, через свой фронт, «Коалиция против Билля об уголовном правосудии», неубедительно настаивала на том, что билль был направлен против рабочих пикетов.

[46] Бенн – бывший депутат парламента и один из лидеров лейбористской левой.

[47] Напр. в «Списке организаций» в брошюре Анти-капитализм: гид по движению (Bookmarks, 2001). Фактически главная организационная группа была в основном анархистской.

[48] Следует отдать должное, однако: газеты СРП оказались очень кстати для костров костров, которые люди разжигали, чтобы согреться.

[49] Кто-то говорит, что первыми «анти-капиталистическими» мобилизациями были не Сиэттл и не 18 июня, а события мая 1998-го против ВТО в Женеве и против большой семёрки в Бирмингеме.

[50] Напр., Крис Хармен, «Анти-капитализм: теория и практика» в International Socialism #88 (осень 2000), стp. 4. Также «Хронология» в брошюре «Анти-капитализм: гид по движению (oткp. цит.) начинается с Сиэттла.

[51] См. отчёты в Socialist Worker #1759 (от 28 июля 2001 г.) и анонимную критику «СРП, чёрный блок [sic] и итальянский анархизм».

[52] СРП ещё не перестали «упразднять долг» и продолают использовать это либеральное требование - напр., на своих плакатах и флагах в Генуе – в качестве части их попыток связать либеральную и «анти-капиталистическую» тенденции.

[53] «[связь между различными элементами «анти-капиталистического движения»] подразумевает под собой разумные и объединённые социалистические альтернативы нео-либерализму на выборах для того, чтобы доказать, что существуют альтернативные концепции общества» Крис Найнхэм, «Идея, чьё время пришло» в International Socialism #91 (лето 2001 г.), стp. 30. Кажется, что между её членами существует напряжение по поводу того, чем должен быть Социалистический Альянс; в то время как некоторые хотят, чтобы он стал новой рабочей партией, другие хотят, чтобы он оставался народным фронтом (на деле, он вовсе не такой уж народный поскольку в нём нет никого кроме членов различных ленинистских сект).

[54] В качестве примера можно привести цитату из интервью докера с Мерсисайд в Critique (#30-31, 1998): '

Вы говорите, что мы не способны вернуться к старому компромиссу, но хотим ли мы возвращаться? Лично я так не думаю! Мне не сильно улыбается политика борьбы за "право на работу любой ценой". Я не хочу смотреть как мои дети борются за дерьмовую работу. Я думаю, что мы проходим через революционный период, когда мы должны говорить "идите вы на хер со своей работой и со своим рабским трудом". Если наёмный труд – это рабский труд, то свобода от наёмного труда – это полная свобода... Многие ли социалисты из политических групп, поддержавших нас, построили или хотят построить политическую стратегию из отказа от наёмного труда? Я не встречался ни с одним из таких, но я знаю, что активисты из Reclaim the Streets постоянно говорят об этом и это как глоток свежего воздуха... Знаешь, когда мы объединяемся с такими людьми как Reclaim the Streets, мы должны также принимать, что они говорят, а именно: "Надо жить. Кто хочет растратить свои дни на производственном конвейере как на знаменитом плакате Чарли Чаплина, изображающем современные времена?" Я думаю, что наше движение дожно изучать и использовать концепцию борьбы против наёмного труда».

(стp. 223-5).

[55] «Социал-демократия: нет будущего?» (Aufheben №7, осень 1998).

[56] Полезный отчёт об участии рабочих в событиях в Сиэттле содержится в «Обещаниях и крушении "Битвы в Сиэттле"» в Internationalist Perspective #37 (осень 2000): «Американские докеры по всему Западному побережью закрыли все порты в знак солидарности с протестами 30 ноября... несколько тысяч профсоюзных членов на профсоюзном шествии видели что происходит и активно прорывали линию защитников "безопасности" для того, чтобы объединиться с радикалами в активной солидарности» (стp. 12).

[57] Напр. Крис Харман, «Анти-капитализм: теория и практика» в International Socialism #88 (осень 2000 г.), стp. 40.

[58] См. «Миф о пассивности рабочего класса» в Radical Chains #2 (зима 1990).

[59] Один пример – в данном случае с Militant, другой троцкистской сектой, - это бунт против подушного налога в 1990-м. В то время как руководство обличало насилие наших и угрожали «назвать все имена» ментам, некоторые из её рядовых членов – даже профгруппорги – действовали скорее как пролетарии, чем как шлюхи, вступая в драки против ментов вместе со всеми другими.

[60] Об угрозе СРП «движению», см. «Тревога - вампиры! Революция не будет большевизированной» в Do or Die! № 9 (декабрь 2000).

[61] Примером того, как СРП может превратить наши акции в скучную является первый пикет у итальянского посольства в Лондоне после Генуи (август 2001). Вся остальная толпа стояла и перемещалась свободно по всему району, но когда прибыла СРП (Globalize Resistance), вместо того, чтобы присоединиться к толпе, она сама отделилась заняв место за барьерами установленными полицией!

[62] Wombles = «White Overall Movement Building Libertarian Effective Struggles» (Движение белых спецовок за построение эффективной либертарной борьбы); Wombats = «White Overall Mobile Buffer Against Truncheon Strikes» (Мобильный амортизатор белых спецовок против ударов дубинкой).

[63] См. «Ya Basta(rds)!» (Ублюдки из Ya Basta!), отчёт о жёлтом маршруте в Праге, в Do or Die №9 (декабрь 2000).

[64] См. «Basta la Vista» (букв. Хватит этого вида, исп., прим.пер.) Артура Неслена в журнале Now, на http://www.nowtoronto.com.

[65] Политически в Италии, предполагаемый «срединный путь»Ya Basta! Вызывает подозрения как со стороны правых (за их преемственную связь с автономией, которая для правых означает связь с «терроризмом») и левых (за их официальные связи – см. ниже).

[66] Про обвинения см. «Снимите маски с симулянтов в белых спецовках» (в итальянской анархистской газете Umanita Nova) на http://italy.indymedia.org/front.php3?article_id=2516&group=webcast (а также http://www.ainfos.ca/en/ainfos07022.html). Ответ Ya Basta! см. на «Кто такие белые спецовки? И почему на них клеыещут люди, называющие себя "анархистами"?» на http://uk.indymedia.org/display.php3?article_id=6746 (also at http://melbourne.indymedia.org/front.php3?article_id=13098&group=webcast).

[67] «В Генуе мы ожидали, что произойдёт то же, что и всегда. Но нас обманули. Вспомним встречи на Генуэзском Социальном Форуме со Скайолой и Руджеро: они не соблюли никаких соглашений. Полицейские силы использовали оружие, хотя они и уверяли нас, что этого не произойдёт. Право на демонстрацию, с которым согласился Руджеро, стало правом по которому проехались полицейские броневики» («Никаких больше белых спецовок», интервью с Лукой Казарини, в Il Manifesto).

[68] См. «Кто такие белые спецовки?», oткp. цит.

[69] «Мы – не традиционный рабочий класс в голубых спецовках, а новый пост-фордистский производительный субъект. Мы безлики или незаментны в обществе, а белые спецовки дают нам заметность в посредничающем зрелищном пространстве» Заявление финских белых спецовок, европейская встреча НГД, Милан 2000.

[70] См. «Кто такие белые спецовки??», oткp. цит.

[71] См., например, «Basta la Vista» (букв. Хватит этого вида, исп., прим.пер.) Артура Неслена, oткp. цит.

[72] «Кто такие белые спецовки??», oткp. цит.

[73] Алекс Каллиникос, «Будущее», в брошюре Анти-капитализм: гид по движению, oткp. цит., стp. 396.

[74] Социалистический рабочий №1759 (от 28 июля 2001).

[75] [Анти]Капитализм: от сопротивления к революции, стp. 16.

[76] Этот пункт был хорошо выражен Нилом Фернандесом, прокомментировавшим аргументы группы Insurrezione (Восстание): «теоретическое понимание Автономией того факта, что рабочий класс в любом случае обладает властью способной нарушить реализацию капиталистических императивов, не будучи связанным с пониманием средств интеграции, вполне уживается с движением от изначального "рабочизма" (операизм) 1960-х к позитивному приятию различных способов приспособления, или по крайней мере к отречению от их критики. Идея глобальной коммунистической революции может тогда свестись к "перманентному" захвату пространств в активистской или субкультурной "области автономии", фактически соответствующей форме самоуправления» (Капитализм и классовая теория в СССР: марксистская теория, 1997 г., Aldershot: Ashgate. стp. 41).

[77] Связи не только со сталинистами, но, в какой-то мере, с другим огромным итальянским учреждением, с Католической Церковью: один из лидеров белых спецовок - священник!

[78] Ya Basta! отрицают широко известное утверждение, что Лука Казарини (представитель нескольких социальных центров и номинальный глава Белых Спецовок) выставлял кандидатуру в парламент (как кандидат от Rifondazione) в прошлогодних национальных выборах. Фарина (из социального центра «Леонкавалло»), ещё один из лидеровYa Basta!, выставлялся на выборах в местную власть. Из этого, Ya Basta! отрицают только то, что Фарина был кандидатом от Rifondazione, заявляя, что он и «многие другие товарищи участвовали в выборах как независимые кандидаты» («Кто такие белые спецовки??», oткp. цит.).

[79] «Кто такие белые спецовки??», oткp. цит.

[80] Вступление редакции в Aufheben №8 (Осень 1999 г.).

 

Aufheben: (прошедшее аремя: hob auf; прошедшее причастие: aufgehoben; существительное: Aufhebung) Пожалуй наиболее точным переводом немецкого слова Aufheben будет «Преодоление». По немецки оно означает «поднимать», «возвышать», «хранить», «сохранять», а также «заканчивать», «упразднять», «аннулировать». Гегель использовал эту двойственность значения для того, чтобы описать диалектический процесс в котором высшая форма мысли или бытия превосходит низшую, в то же время «сохраняя» её «моменты истины». Революционное отрицание пролетариатом капитализма, коммунизм, является моментом диалектического движения преодоления, как и теоретическое выражение этого движения в методе критики, развитом Марксом.