Выступление на научно-практической конференции по РСБ В.Г. Гамова в Ленинграде, 25 февраля 2005 г.

Мы присутствуем на теоретической конференции, на которой, конечно,  возможно подвергать критике как базовые положения теории, так и различные ее следствия. Все же основной задачей такого рода конференций является описание предлагаемых докладчиками переходов от абстрактных положений теории к конкретной действительности. Именно эта задача научных исследований  является наиболее сложной и наиболее значимой их частью.

К сожалению, в докладе т. Новикова мы сталкиваемся с ревизией основных понятий марксизма, для которой, по моему мнению, отсутствуют достаточные основания. Так, например,  какие, спрашивается, есть основания у т. Новикова, чтобы утверждать, что «революция – это не одномоментный акт и, что сам революционный процесс  включает в себя целую цепь революций»?  Я не считаю, что «пять французских буржуазных революций  конца XVIII, XIX веков»,  доказывают тезис т. Новикова о «цепи революций».

Что такое «революция» в марксистской теории?  В обществе, революция – это то же самое, что «скачок» в  природе, т.е. переход количества в качество. Революция, далее, – это такой качественный скачок в базисной основе общественного производства, который переводит общественно-политическую формацию на более высокий, прогрессивный уровень развития. Революция, другими словами, разрешает накопившиеся противоречия в общественном производстве, открывает дорогу росту производительных сил  общества.

Чем же в таком случае являются «пять буржуазных французских революций»? На мой взгляд, ничем иным, как проявлением отличия скачка в общественном развитии, в теории описанным, от такового же скачка в природе. О чем речь? Вот о чем: если, в природе, лед  переходит в воду достаточно независимо от прочих несущественных природных факторов точно при температуре 0%, то в обществе аналогичный переход (революция) не может осуществиться иначе, как только пройдя через головы и действия людей. Т.е. в обществе возникает другое, необходимое условия свершения скачка – общественное и даже индивидуальное сознание людей, осуществляющих революционное действие.

«Пять французских революций» определяются именно этим – несовершенством и отставанием общественного и личного сознания тех людей, которые, своими действиями, «оформляют» объективную и независимо от их сознания людей «созревшую» необходимость скачка в общественном производстве. И, таким образом, «пять французских революций» являются на самом деле «ипостасями» той одной – Великой Французской Революции 1789-1791 годов, в которой и свершился самый скачок перехода количества реально накопленных к 1789 году буржуазных, экономических отношений, которые вошли в противоречие с, тоже реально существующими до той поры, феодальными надстроечными отношениями. Великая Французская революция – по «неразумию» действовавших в ней и двигавших ее лиц – забежала  далеко вперед. Это «забегание вперед» было, как известно, «поправлено» Термидором, Консульством, Первой Империей, Европой, Бурбонами, революциями 1818 года, 1830, 1848 и т.д. годов, каждая из которых порознь и вместе исправляли, дополняли, приводили в соответствие растущий экономический базис буржуазного общества  с, каждым разом в чем отличающейся от предыдущих, надстройкой.  Ибо, в жизни общества революционные изменения происходят в базисе, но осознаются в надстройке и осуществляются надстройкой, но осуществляются неполно, не точно, не в полном соответствии с реальным состоянием базисных отношений, иногда вопреки им. Вот откуда и возникают эти «пять революций» - это все более и более точное осознание требуемых изменений в надстройке, это доводка, «отделка» надстройки под уже имеющийся базис.  В применении к другому типу скачка в общественном производстве, а именно, в применении к контрреволюции действуют те же самые особенности. Нужно, только учитывать, что хотя контрреволюция,  – тоже скачок, но это скачок назад, «отскок» - к худшему, по сравнению с имеющемуся, уровню производительных сил  Что же касается опять-таки многих «контрреволюций», или, как их именует т. Новиков революций (по типу «оранжевой революции» на Украине), то и здесь действует та же диалектика «подгона» имеющейся налицо надстройки под имеющийся базис. Мы это наблюдали в контрреволюционном процессе в России, сейчас то же самое происходит и на Украине.

Ненужное теоретизирование вокруг достаточно определенных в марксизме понятий, увлекло т. Новикова в сторону указания на содержательно  пустую аналогию «революции» и «контрреволюции». К «извлечению уроков» из «оранжевой революции» на Украине. К выводам, которые революционеры могут, якобы, извлечь из «украинского опыта». Единственный же вывод, который, как я думаю, мы можем извлечь из «украинского опыта» заключается в том, что мы должны подтвердить свое полное согласие с марксистской теорией революций и контрреволюций. Мы можем также заметить, что «технология» украинской контрреволюции, по сравнению с таковой же в России, оказалась «перевернутой». У нас номенклатурная буржуазия «позволила» либералам  начать контрреволюцию, чтобы, затем, отбросить их (либералов) как ненужный сор. На Украине же всю «грязную работу» по зачистке надстроечных отношений позднего «социализма» выполнила номенклатура КПСС и вот только теперь либералы - «с ангельскими крылышками» - выиграли битву за государственную власть.  Отсюда и весь энтузиазм «оранжевых мальчиков». Настоящая теория и настоящие дискуссии между революционерами возможны и необходимы вокруг вопросов о реальном содержании  экономического базиса и об условиях, при которых стала бы возможной его революционная переделка. Здесь нам известно очень немногое, здесь мы дальше известных лозунгов о диктатуре пролетариата и о всеобщей политической стачки никуда не двинулись.  К сожалению.