Встретившись со Скляровым, я понял, что до окончания первого тура выборов изменить уже ничего не удастся. Над головой у него висел деревянный расписной двуглавый орел из Хохломы. Надеясь на легкую победу, Скляров отказывался от помощи Немцова: опасался, что поддержка первого вице-премьера скомпрометирует его в глазах коммунистического электората. Поговаривали, что у него в сейфе припрятан партбилет. Пока Немцов был губернатором, Скляров не хотел лезть на рожон и голосовал за партию женщин России.

Между чтением статей и утверждением предвыборных листовок он деловито раздавал поручения по поводу подготовки программы действий на период после его избрания.

Каждый день он появлялся в телевизоре во всех "Новостях", но при этом было видно, что сказать ему нечего. На всех заборах он бодро вышагивал в двубортном костюме в направлении общего благосостояния. Вялая кампания Склярова нагоняла зевоту на всех, кроме избирателей других кандидатов. Это было его ошибкой. Когда на выборах воцаряется подобная определенность, трудно ожидать большой явки избирателей. За Склярова голосовали мещане, а потому явка решала все.

Если Скляров не выигрывал в первом туре, то во втором он реально мог проиграть — выбор между двумя партийными секретарями не интересовал избирателей, а при уменьшении явки шансы Ходырева росли за счет "рассерженного электората".

Я все еще надеялся написать импрессионистический очерк об этом городе и, как всякий очеркист, нуждался в героях для очерка. Практически со всеми из них я уже был знаком.

Одним из таких героев был Гуляев. Высокий и усатый, он походил на персонажей Мопассана, однако при этом был блестяще ироничен и умен,. умело распоряжаясь своим шармом. Хулиган из Московского района и постоянный клиент нижегородских КВД, Гуляев закончил ГИТИС, но в 24 года женился и решил остаться в Нижнем. Его дом был забит книгами, голова — шедеврами мирового кино, но большая часть времени по-прежнему уходила на женщин.

Я отправил ему сообщение на пейджер и, дожидаясь его звонка, просматривал нижегородскую прессу. Скляров не вызывал энтузиазма ни у кого, кроме связанного с мэрией "Нижегородского рабочего" и учрежденных областным советом "Нижегородских новостей".

Пока я просматривал газеты, мне пришел в голову первый тезис для статьи, который я немедля занес в блокнот.

Гуляев так и не позвонил, и я отправился ужинать.

Для приезжего Нижний — сплошной обман. Особенно для жителей столиц. Они запоминают город по улицам, бродят по пешеходным дорожкам, осматривая достопримечательности. Но город прячется от них в тени перекрашенных фасадов. На самом деле половина домов в Нижнем — деревянные, а в центре, в закоулках Нижегородского района, гордые петухи вальяжно сопровождают стайки гуляющих кур.

В Москве дворы давно уже стали частью улицы, они играют роль какой-то передышки между пространством дорог. Парк превратился в сквер, пустошь — в жилой район. Настоящий Нижний устроен иначе. Улица остается дорогой из одного двора к другому, дорогой для машин и общественного транспорта. Пространство дворов и подворотен в Нижнем не только больше территории асфальта, но и весомее: именно оно задает темп жизни города.

На следующий день Гуляев зашел за мной в гостиницу, и по изрытой улице Минина мы отправились обедать в кафе. Постепенно он отказывался от творческих проектов в пользу чистого бизнеса. Бизнесмен Гуляев по стилю работы был провинциальным авантюристом. Энергично пытался "посадить американов на кукан", организовать городской праздник за счет "Водоканала" и мечтал отдохнуть в Париже с блядями. Иногда я принимал его за мечтателя. Я его плохо знал.

Заказав три блюда холодных закусок и кружку пива, Гуляев мягко попытался узнать, зачем мне понадобилось ему звонить. Я предложил ему участвовать во втором туре предвыборной кампании. Коммунисты в Нижнем — это слишком, согласился он, но в штабе денег нет. Я намекнул, что финансирование пойдет не из штаба. Это мгновенно прибавило ему энтузиазма.

Донжуанство сделало гуляевский стиль общения утрированно театральным. "Ну что, старик, пойдем но стопам первого русского бизнесмена Чичикова?" — сказал он хорошо поставленным театральным голосом и подмигнул. Он был местной телезвездой. С недавних пор в его вальяжности начали сквозить вялость и меланхолия. Гуляев становился сентиментальным.

— В последнее время все больше жалею, что не был так близок к Немцову, как мог бы, — сказал он и подцепил вилкой ломтик осетрины. — Борис был для меня последним шансом поработать "за идею". Именно не за бабки, а за идею. И я знаю, что такого шанса не будет уже никогда.

Я спросил, что он думает по поводу телесериала Нины Зверевой.

— Знаешь, у Зверевой и Немцова есть что-то общее. Я этим людям очень завидую такой хорошей, белой завистью. Завидую их невероятной самоуверенности и наглости. Ты вообще видел когда-нибудь Нину — ноги, все остальное? Это же катастрофа! Но несмотря ни на что, — так же, как Немцов считает, что разбирается во всем, от сельского хозяйства до реформы ЖКХ, — эта женщина уверена, что она красива, — он взял паузу и выпил пива. Подъехал его компаньон.

— Сергей, — повернулся он компаньону, — нужно немного поднапрячься, чтобы не допустить захвата власти в области коммунистами и жириновцами.

— Перевожу: денег не будет, — сказал Сергей мрачно.

Я пояснил Сергею суть проблемы — нужно подготовить сценарии клипов и тексты листовок для второго тура.

— Ну что, дружище, чтобы отдохнуть неделю в Париже с блядями, нужно поработать. Пойдем, поразминаем, - заключил Гуляев, и они направились к своему столику...

В гостинице на лэптопе я набирал очерк.

К жизни Камышов подходил как философ, а к бизнесу — как художник. Он старался не задерживаться на месте и не вешать на себя исполнение уже принятых решений и всячески избегал рутины. Чаще всего он либо бродил но администрации, навещая старых знакомых и надеясь завести новых, либо проводил многочасовые совещания у себя в кабинете.

— Самое главное — это понять, что делать. На конкретное задание всегда можно человека найти. Вообще плохо людьми дыры затыкать, по если надо... Нет вопросов! Нужно искать Матросова. Я уж не знаю, есть ли такая амбразура, на которую я сам брошусь... Вот, может быть, вице-губернатором?

Бесконечные совещания в кабинете у Камышова мне надоели еще за прошлые выборы и за то время, пока я пытался работать менеджером в его компании. Я непрерывно пил чай с печеньем, погружаясь в транс. Камышов всех брал измором.

Влад очень любил знакомиться. Ко мне он тоже пришел знакомиться сам.

Я сидел в одиночестве, в кабинете второго секретаря обкома, который был моим офисом на время выборов.

— Моя задача — координация, — сказал он и улыбнулся как-то гадко. — Если человек хочет работать — прекрасно, нужно работать вместе. С любым человеком можно договориться, - еще улыбка, — но бывает, что и не получается. Бывает даже, кто-то столкнуться со мной хочет. Но я знаю, просто по опыту знаю, что я все равно все просчитаю и, один х..., объебу. Так что вместо меня он столкнется со столбом.

С тех пор он вырос в одного из наиболее влиятельных бизнесменов области. Теперь его положение, гарантировавшееся присутствием Немцова, оказалось под угрозой. Кампанию он финансировал за свой счет, потому что допустить избрания Ходырева не мог. Однако даже победа Склярова не столько снимала проблемы, сколько ставила новые: Скляров приходил к власти со своей, городской, командой, и будущее Камышова было туманным.

У Камышова в кабинете толпился народ в галстуках и белых рубашках. Через полчаса толпа рассосалась и мы остались одни. Камышов протянул мне листок с опросом ФАПСИ. По нему у Склярова было 30 процентов, у Ходырева — 27. За пару часов мы составили план кампании для второго тура. Скляров мог выиграть только в том случае, если подключались дополнительные ресурсы. Я не хотел участвовать в выборах и отпирался как мог.

Для победы Склярова необходимо было провести мощную блиц-кампанию против коммунистов и подключить всех из немцовской команды, кто остался в городе. Я занимался этим на общественных началах и все еще надеялся, что моя роль ограничится разработкой сценария кампании и предварительной координацией. До сих пор на протяжении всех встреч я делал массу записей в блокноте — характерные черты героев, их реплики. Следование профессиональному долгу питало мою способность сопротивляться искушениям.

— Но ты же понимаешь, что людей нет. Все равно же договоримся. — На лице Камышова было написано непонимание и презрение. Однако вопреки моим надеждам это не сказалось на его настойчивости. С другой стороны, чем больше он настаивал, тем больше стоила работа. Борясь с искушением, я набивал цену. Раздражение Камышова было понятным.

Новая "Волга". Две недели работы. Даже меньше. В конце концов, вдруг Скляров действительно выиграет в первом туре? Я отложил блокнот.

— Если здесь победят коммунисты с жириновцами, это будет совершенно другая история.

— Знаешь, есть у меня один каприз, — сказал я. — Для того чтобы заработать на "Волгу" с роверовским движком, нужно было, конечно, приезжать раньше. А вот новая модель, скажем в базовой комплектации, могла бы мне пригодиться.

— Ну, это уже другой разговор, — сказал Камышов. — Только я не понимаю, сколько это н рублях. Володя! - он обернулся к своему заму, который медитировал над чашкой кофе - сколько стоит "Волга"?

— Полтинник.

— Ну ладно, пусть будет полтинник, — вздохнул Камышов с облегчением, и я понял, что мог запросить раза в два больше, — но нужно будет как-то подключить центральные СМИ...

— Разберемся, — сказал я, — у меня уже есть пара идей по концепции. Мне кажется, самое главное — раскачивать тему нижегородского Приморья. Ведь если выберут Ходырева, то Скляров все равно останется мэром Нижнего. Значит, возникнет ситуация двоевластия!

— Какое двоевластие, — грустно сморщился Камышов. — На второй день договорятся. Эх, — вздохнул он, — такое дерьмо! Для души чего-нибудь хочется.

"Сочетание старческого утопизма коммунистов и всеподавляющего стремления к власти жириновцев настолько приближалось к абсолютному злу, насколько это вообще возможно на губернаторских выборах. По сравнению с этим гремучим коктейлем все те компромиссы, на которые идут сторонники "меньшего зла", кажутся огрехами ангелов", — записал я вечером в черновик будущего очерка. Чувствовал я себя скверно, но каждая "Волга" на улице подпитывала мой азарт.