Встречи. Главная страница




Короткие зарисовки. Первая страница.




Шошана
исправление 09.09.06




Ужин
26.08.06




Удар исправление 26.06.05




Караимка исправление 04.05.04




Кипрские сны
12.10.03




Разговор в пути




Попутчик




Похороны




Разлом




Перепад




Перепад.


Спустя 10 лет после отъезда я прилетел в Москву накануне еврейского Нового Года. Город представился мне преображённым. Временами я испытывал странное чувство, порождаемое каким-то затруднением в узнавании хорошо знакомых мест: подремонтировано, подкрашено, прибрано, построено, кругом банки, супермаркеты “под запад”, заполонившие мир режущие глаз значки Мак-Дональдса, всюду бурная распродажа - “У нас все даже не рынок, а базар,” - бросил знакомый москвич, везде музыка: гитары, скрипки, а то и оркестры. Прогуливаясь по центру, я не замечал кризиса, но наоборот - мне виделся “праздник жизни”, который лишь подчеркивало некоторое число нищих, по-моему, небольшое. Хотя, наверное постороннему не всегда легко отличить “праздник жизни” от “пира во время чумы”. Столица встретила меня победной песнью изменившего пол израильского транссексуала Даны Интернешнел (урожденного Авраама Коэна), завоевавшего (он-она хотел(а) бы чтобы я написал “завоевавшей”) первое место на конкурсе Евровидения того года: “Вива Нария, вива Виктория, Афродита…” Этот шедевр крутили по радио, и где попало на улицах. “Интересно, знают они, чьё это?” - думал я.

Завершив дела, я обзвонил еще остающихся знакомых, число которых уменьшалось из года в год: иные умерли, те, не только евреи, покинули Россию, с другими связь прервалась, и было понятно, что навсегда.

Симхат Тора я условился отпраздновать вместе с двумя приятелями в синагоге в Марьиной Роще. Потому в последний день Суккот мы договорились встретиться вечером на выходе из метро Рижская.

Первым пришел Костровский с сыном.

Время оголило его темя, побелило виски, углубило морщины лба и носогубную складку, придало лицу одутловатость. Пытаясь прикрывать так называемым “внутренним заемом” обширную прореху на скальпе, он отрастил оставшиеся с боков волосы, зачесывая их со стороны на сторону.

-Ну, что, Слава Б-гу, нам еще нетрудно узнать друг друга, - произнес Михаил, когда мы обнимались.

-Да, годы еще недостаточно нас обработали,

-Обработка продолжается, - усмехнулся Костровский.

Мы помолчали.

-Прими еще раз мои самые искренние соболезнования по поводу смерти Ларисы, - произнес я, с трудом подбирая слова, так как толком никогда не знал, что следует говорить в подобных случаях.

В ответ Костровский лишь передернул плечами и помотал головой.

-Интересно, - подумал я, - и по телефону по поводу ее смерти он тоже промычал что-то странное.

-Ну, как она израильская жизнь? Как наша? Бьет ключом и все по голове?

-Черт ее знает, с переменным успехом. Что у тебя-то хорошего, кроме аппетита? “Трудовая мозоль” - завоевание перестройки или гласности? - похлопал я его по выросшему за эти годы почтенно выпирающему брюшку, подчеркнутому облегающей кожаной курткой.

-А, и не говори. Я уже худел, не по своей воле, правда, да опять набрал. Кто бы мог подумать, что ты приедешь и мы все вместе пойдем в синагогу. Ну, как тебе наша столица по сравнению с вашим Иерусалимом?

-Иерусалим вне всяких сравнений, а за Москву, хоть за всю не скажу, только за центр, вы, действительно, должны поблагодарить господина Лужкова, впечатляет. Мегалополис. Один из центров мира. И вообще, Храм вместо бассейна, подземный Манеж и выпущенные на свободу реки, нависающий над миром Петр, пусть и смотрится, как огородное пугало... Видно невооруженным взглядом хорошие бабки здесь крутятся.

-Только все проходят мимо нас, - усмехнулся Михаил.

-Ну, уж это завсегда.

-Странно, мне вдруг показалось, как будто бы ты никуда и не уезжал. Тебя и не отличишь от москвича, - окинул меня Михаил с ног до головы.

-Да? Интересно, это комплимент или …?

-Без всяких или, конечно комплимент, правда, Сашка?

Его сын - молодой человек лет 22, застенчиво-задумчивого вида в берете и длинном плаще - не участвовал в нашем разговоре, наверное, скучном для него. На обращение отца он лишь улыбнулся.

- Ну, и что твой сионизм, не отучили еще?

-Добрые люди стараются, но я всё еще сиониствую: как уехал на ПМЖвИ, так и сохраняю прописку земли обетованной.

-Что такое ПМЖ, как дальше?

-Видно, что ты не испытал в своей жизни счастья общения с советским ОВИРом: на ПМЖвИ - на постоянное место жительства в Израиле.

-Ну, правда, ты не жалеешь?

-Не зову и не плачу. Слезам не верит не только Москва, но и Тель-Авив с окрестностями. Хотя, окончательно отвечу через следующие 10 лет…, - пожал я плечами. - Такие вопросы задают, когда думают об отъезде.

-И не первый год.

-С евреями это случается.

Вишневский, как всегда, опоздал - привычки людей устойчивы. Узнать его было легко: хотя злой резец времени изрядно избороздил его лицо обильной сетью мелких морщинок, но черты еще не изменились. Как и положено банковскому служащему, одет он был элегантно: из-под расстегнутого плаща виднелся строго покроя костюм, галстук и дипломат в руке.

-Что, может по-старому доброму обычаю вместо ваших синагог, сообразим на троих, - бросил Костровский.

-Нас четверо, - улыбнулся Вишневский.

-Тогда выбора нет и мы идем в “бейт кнесет”, тем более, что и водка давным-давно стоит не 2-87, - сказал я.

-Всегда-то вы, израильтяне, все опошлите. Пошли уж, веди нас Вишневецкий - Сусанович, ты - единственный дорогу знаешь, - усмехнулся Костровский.

-А что такое “бейт кнесет”? - спросил Александр.

-Синагога, по-вашему, - ответил я.

-Ну и ну, чего придумали евреи, - бросил Костровский.

-Нам, кстати, постоянно присылают приглашения и всяческую литературу из этой синагоги. Мы ихние прихожане, - сказал Вишневский.

-Угодил ты в файл, - похлопал я его по плечу.

-Всегда-то ты умеешь пристроиться как еврей, - хмыкнул Костровский.

-Петр, объясни мне, темному, как банкир небанкиру кто научил и почему ваш бывший юный Премьер-Министр Кириенко, по матушке, устроил 17 августа? Как дальше-то жить будете, долги не платя? Как это по-русски будет, донер ветер, дефлорация, что ли? - улыбнулся я.

-Ага, - усмехнулся Вишневский, - почти…

-Дефолт, что почти одно и тоже, - сплюнул Михаил.

-Обидно, последние два года жизнь нормализовалась, цены стабилизировались, на работе платили, люди приспособились, начали жить, наступила как будто бы тишь, гладь, благодать… и на тебе. Цены подскочили в 3-4 раза. Хватали всё, полки в магазинах опустели, импорт пропал. Раскардаш во властях. Моя зарплата упала в 5 раз. У нас уволили почти всех из моего отдела, из 8 человек оставили лишь меня и еще одного мужика…

-Странные вы, банкиры, я тебя спрашиваю о положении в стране, а ты мне плачешься о какой-то зряплате.

-Ну, во-первых, не о какой-то, а о моей. Во-вторых, я совсем небанковский работник, я больше по технической части. А в-третьих, Кириенко не виноват, его, по большому счету, подставили. Первые ласточки кризиса появились уже весной. Собственно говоря, развалилась очередная пирамида. Все было основано на ГКО…

-Это еще что за черт? - прервал я Вишневского.

-Государственные краткосрочные обязательства, по ним давали 80%…

-Не слабо, - присвистнул я.

-Ага, это - внешний и внутренний заем. Государство обязало банки купить их. Сначала было хорошо. Но постепенно положение стало неопределенным. Особенно ухудшилось оно после кризиса в Юго-Восточной Азии. Иностранцы потащили деньги, а потом и наши. Началась паника и обвал. У правительства не было выбора…

-Точно, - ввернул Костровсикй, - и как всегда выбрали по-большевистки -долги не возвращать и все за наш счет.

-Не найдешь справедливости в этом мире. В общем, насколько я понимаю в законах поднебесной, вместо того, чтобы стать “новыми русскими” вы превратились в старых евреев, - усмехнулся я.

-Ты тоже не стал молодым израильтянином, - привычным жестом Костровский пригладил волосы на макушке.

-Что, правда, то правда. Ну, и как прогноз?

-С одной стороны, неопределенный. В лучшем случае уволят процентов 50. С другой стороны, я все таки надеюсь на лучшее. Софа уже засуетилась: “Давай уезжать в Израиль”. Но это эмоции. Что мы там сможем делать в нашем возрасте? Кстати, свадьбу Бориса справляли в Израиле у родственников Софы: американцы не дали нам визы.

-Правильно, дай вам визы, потом метлой не выгонишь, - бросил я, - А когда твой сын уехал в Штаты?

-В 91.

-М-м, небось, уже гражданин последней сверхдержавы.

-А-га.

-И как он там?

-Отлично. Окончил университет, получил магистра, сейчас работает и фирма оплачивает ему дальнейшее обучение.

-Между прочим, кто его жена? - спросил я.

-Бывшая ленинградка.

-Хорошо в Штатах, - подал голос Александр.

-В Канаде не хуже, - усмехнулся Вишневский, - Ты, кстати, знаешь, что Сашка женился на канадке?

-Не знаю, до Тель-Авива эта сенсация еще не долетела, но все равно удачный брак.

-Наша, аидушка. Как и Петра невестка уехала с родителями ребенком в начале 70-х, в прошлом году приезжала в гости к тете и познакомилась с Сашкой , - сказал Костровский.

-Да, вот она как жизнь-то оборачивается. Колесо фортуны. Но самое главное, вы есть счастливые отцы: заморская жена - ценнейшее приобретение рода. Расползается еврейский народ по поверхности земного шара: Америка, Канада, Австралия, Германия… Кстати о еврейских птичках, знаете ли вы, что еврейское население Германии растет самыми быстрыми темпами среди всех стран мира? Не естественный прирост, разумеется, просто благородные родства и зла не помнящие люди еврейского прохождения возвращаются в объятия великого немецкого народа, чтобы не дай Б-г “Дойчланд, Дойчланд юбел алес” и на самом деле не стал “юден фрай”. Кто старое помянет, тому благодарные еврейские люди яйца оторвут.

-Как будто бы твой Израиль течет молоком и медом. Я знаю, каково на исторической Родине: бывал и родственники Софы порассказали и понаписали. В Германии к нашим сейчас хорошо относятся. Я знаю, что там намного лучше, чем в Израиле: и приспособиться легче, и войны нет. А антисемитизм, так, где его нет? Современные немцы, в своем большинстве, не антисемиты. У меня тетя живет в Германии и очень довольна…

Мне показалось, что Вишневский завёлся: “Кто бы спорил. Человек ищет, где лучше и в этом он обладает рыбьей психологией, для которой лучшее будет означать более глубокое…»

-Не рыбьей, а жизненной, - раздражено выпалил Петр.

-Чего же он так? Что его так раздражает? - подумал я.

-В начале 90-х я поверил в “светлое будущее”, думал, что к власти пришли новые люди: демократы-реформаторы, рыночники. А сейчас - сливай воду: все вернулось на круги своя, опять коммунисты у власти, - вступил в разговор Костровский.

-Ленин жил, Ленин жив, а все остальные - уж как получится. Еще в начале Перестройки обещали, что кончится она перестрелкой. В Израиле говорят: “Будет хорошо”, правда, не уточняют когда и потому мне приходится добавлять: “А потом будет еще лучше”. Как вам эти ребята из РНЕ вместе с фюрером или группенфюрером с косичкой господином Баркашовым? Правильные арийские лица, светлые горяще-горячие глазёнки. Знают люди, за что борются и, самое главное, против кого. Может еще собственных Невтонов и быстрых разумов Платонов вкупе с наци российская земля рожать. Есть еще порох в пороховницах. Дело черной сотни живет и хочет побеждать.

-Хорошо тебе шутить, а нас это пугает, - сказал Костровский.

-Двери открыты, пока открыты и, что самое приятное, на все четыре стороны,- раскрыл я объятия кому-то неизвестному.

-Почему мы всю историю должны бегать с места на место? - спросил Вишневский.

-Хороший вопрос. Жаль только, что у меня нет на него такого же хорошего ответа. Я полагаю, что у всех остальных ответа тоже нет.

-Россия - страна огромная, фантастически богатая, я надеюсь - может еще обойдется, - заговорил быстрее и с жаром Вишневский.

-Это уж завсегда, первый раз что ли… правда, мышеловка может и захлопнуться, - присвистнул я.

-А чего ты насмехаешься? - хлопнул меня по спине Костровский, - Петр прав - у вас лучше что ли? Как уладите-то с арабами?

-А никак, то бишь, с Божьей помощью, чему быть - того не миновать.

-Э-ге-ге, с Божьей помощью, - произнес Вишневский.

Подул отсырелый ветер, сбросил на прохожих крупные капли толи с неба, толи с деревьев.

-А где Хачатурян? - вспомнил я нашего начальника.

-Ты ничего не знаешь? Он вместе с сыном несколько лет тому назад погиб в автомобильной катастрофе, - ответил Вишневский.

-Это не случайно, - отрывисто бросил Костровский, - он вел себя самым подлейшим образом в отношении Каца - помнишь старший инженер, он пришел к нам за несколько лет до твоего отъезда - вот ему и отплатилось.

-Ну уж, - покачал головой Вишневский, - это у Михаила теперь новая теория, он все соотносит с ней, всю жизнь объясняет таким образом.

-Это не я соотношу, это - закон жизни, - набычился Костровский.

-Он теперь и в Б-га верит, - осклабился Вишневский.

-Блажен, кто верует, - покачал я головой, - неважно даже во что.

Некоторое время мы шли молча.

-Тут и Тополь свою статью написал, - сплюнул Костровский.

-Я о ней только слышал, что он там пишет? - спросил Вишневский.

-Что еврейские банкиры виноваты и должны отдать свои бабки.

-Статья замечательная, называется душещипательно “Возлюбите Россию, Борис Абрамович!”. Написал её, как и следовало ожидать, гуманный и справедливый человечек еврейского происхожденьица, короче, еще один недюжинный образчик миленьких еврейских архитипов, - сказал я. - Господин Тополь презирает, а то и ненавидит евреев и хочет своей архиобъективностью выслужиться перед лицами нееврейской национальности всех стран и народов. Как он утверждает: куклами на телевидении руководит еврей Шендерович, а живыми куклами в Кремле - еврей Березовский. Посему все богатые жиды обязаны срочно возлюбить святую Русь и инвестировать в нее в виде дара, разумеется, все свои нетрудовые доходы. И когда все еврейские нувориши отдадут все свои бабки на благо России, то…

-Их немедленно разворуют, как здесь уже разворовали миллиарды, - ввернул Костровский.

-Это уже детали. Заодно господин Тополь, объясняет, что и приход Гитлера к власти в Германии был связан с попаданием всех немецких денег в еврейские грязные карманы. Фюрер, значит, был прав. Эдакое простенькое и элегантное объяснение начала третьего рейха. Получается, что знатный писатель Тополь обнаружил в современной России нехватку лиха и решил срочно его будить. Так что эта статья может быть одним из приглашений к погрому, из соображений чистой справедливости и гуманизма, разумеется - веселенькое такое действо а-ля Гоголь по Тарасу Бульбе.

-Ему-то что, сам-то сматывается кайфовать за океан, - в сердцах бросил Костровский.

-Да, хорошо бы и помилосердствовать, принять профиль пониже: несмотря на все или вопреки всему, здесь еще не “юден фрай”, но происхождение, видимо, не позволяет. С одной стороны, но с другой, действительно, какого черта столько еврейских и полуеврейских лиц крутятся в коридорах власти и участвуют в дележе, то бишь, в разграблении этой страны? Самая крупная распрожа в истории - так определил историю постсоветской России один итальянский историк.

-Всегда так, - бросил Костровский, - евреи - самые большие антисемиты.

-Не уверен, если даже нехорошо поискать, то среди неевреев найдутся `большие и теоретики, и, нечего говорить, практики разрешения “еврейского вопроса”, которые из-зо всех своих сил стараются добавить прилагательное “окончательное”. Потому остается лишь вспомнить народное творчество, не совсем понятно только какого народа, о причинно-следственной связи между водой в кране и жидами.

Нехолодный для этого времени года вечер приятно бодрил. Улицы были уже почти пустынны, лишь возле самой синагоги началось сгущение народа. Во дворе синагоги к нам подошло несколько человек в штатском. “Куда идем?” - наигранно взвизгнул один из них и, не услышав ответа, со смешком прихрюкнул, - Небось в сумках и дипломате не бомбы?”

-Гранаты и ракеты, - хотел бросить я, но Костровский опередил: “Можете не сомневаться,” - и когда мы вошли в синагогу продолжил, - Вот она, охрана. Он рад был бы, чтобы тут всё разнесло.

-Не исключено, - согласился я, - тем более, что твое заявление звучало достаточно двусмысленно, а он даже приличия ради не захотел заглянуть в ручную кладь.

-Такой палец о палец не ударит, - сказал Вишневский.

-Как знать, смотря для чего, - обернулся я.

После удачного поджога полностью уничтожившего старое деревянное строение Хабад срочно выстроил небольшую синагогу и возвел рядом семиэтажный культурно-религиозный еврейский центр. Последний стоял укутанный лесами, лестницы без перил, отделочные работы только начаты, но массовые мероприятия уже проводили в очень большом тоже недоделанном зале на втором этаже.

Я осмотрелся: “Чем меньше евреев остается на Руси, тем еврейское строительство должно быть внушительнее. “Я наших планов люблю громадьё”.

-Построили застолбить землю, чтобы никто не позарился, - сказал Вишневский. - А так уже не отнимешь: международный скандал.

Молитву вел молодой человек, говоривший по-русски с ярко выраженным американским акцентом. Посетителям раздали молитвенники местного производства под названием: “молитвы “Маарив” и “Акафот” в праздник Симхат-Тора. Московский еврейский общинный центр. Хабад Любавич Ор Авнер”. Паралельно шли ивритский текст, русский перевод и написанное русским буквами еврейское звучание некоторых мест. Желающий мог взять и следить за происходящим по обычному хабадскому молитвеннику -“сидуру”.

-Ты понимаешь? - подтолкнул меня Костровский.

-Местами.

-Местами, а я так и не научился сказать на иврите даже пару слов.

-Зачем тебе, учи английский, как все приличные люди.

-Елки-палки, неужели уже прошло 10 лет, как ты уехал, - обернулся Вишневский, который смог занять место лишь перед нами.

-Летит время, - покачал я головой.

-Чего у евреев такие длинные молитвы, я уже начинаю скучать, - потянулся Костровский и через некоторое время облегченно вздохнул, - Слава Б-гу, и это прошло.

Сверху спустились женщины. Насытившиеся пищей духовной и жаждущие физического подкрепления плоти мгновенно и плотно облепили выстроенные большой буквой “г” столы. Чтобы протиснуться к еде следовало приложить значительные усилия или особую сноровку.

-Как с голодного краю, сильны евреи на дармовщинку, - энергично полез Костровский меж тел и, достигнув кормушки, наполнил для нас стаканы и тарелки.

-Сказал бы уж по-модному: “Падки евреи на русскую халяву”, - бросил я, принимая выпивку и закуску.

-И это правильно. Лехаим, господа-бояре, - поднял рюмку Костровский.

-Даст Б-г не последний раз, - пригубил Вишневский.

-Это совсем другая страна, жизнь и люди, - думал я, рассматривая “племя молодое и незнакомое” в попытке разыскать приятеля, с которым условился по телефону встретиться в синагоге. “Узнаю или не узнаю? - думал я и вдруг увидел его, тут же признав, хотя Вениамин отпустил окладистую, уже почти всю белую бороду по грудь и прикрыл голову ермолкой, затерявшейся на всё такой же густой шапке волос теперь, правда, тоже изменивших цвет под стать браде. В начале 80-х годов мы с ним начинали учить иврит в одной из группок, рассеявшихся по всей Москве по частным квартирам, в основном отказников. Когда Перестройка и Гласность открыли ворота страны, я уехал, а Вениамин превратился в одного из еврейских функционеров начавшейся эры как бы нового еврейского возрождения в России, а затем пошел работать учителем истории в еврейские религиозные школы. Речь его выплескивалась хорошо памятной мне шустрой скороговоркой, сопровождаемая все тем же оживленным размахиванием руками и частой улыбкой, по-моему, не всегда соответствующей смыслу произносимого.

-Я не предвижу кардинальных перемен до 2000 года. Ельцина не свергнут: народ к революции не готов…

-Как будто бы народы делают революции. Для революций, прежде всего, нужна слабость предержащих власть. Этой слабостью воспользуется фанатичная, готовая на все группка полуинтеллигенции, которая сможет вдохновить толпу на мокрые дела. “Вдохновляемость” же черни зависит, в первую очередь, от ее обозлённости и "го`лодности”. Сочетание этих факторов и двигает эти “локомотивы истории”, которые наезжают на человечество, прокатываются по нему и сходят с рельс, - перебил я Вениамина.

-Не все так однозначно, ты упрощаешь.

-Может быть. Наверное, есть и другие обстоятельства. Чижевский, например, связывал народные волнения с пятнами на солнце - 11-летние циклы. Может, играют роль и другие звезды, и планеты, и карма народа…

-Ну, уж этого я не знаю, это не моя область.

-Ладно, до 2000 года Ельцина не свергнут, а потом что?

-Не знаю. Будущее очень неопределенно. Открытые нацисты, скорее всего, к власти не придут, но кто придет? Если в России произойдет какой-нибудь переворот, и я не смогу заниматься своим делом, то я не исключаю и репатриации.

-Это уж совсем безответственное заявления для еврейского деятеля, - засмеялся я, - тем более, что ты ведь - молодой отец. Сколько лет твоей дочке?

-Уже два года и три месяца.

-Невеста совсем. Ладно, ну, и что происходит с так называемой “еврейской жизнью” в постсовковой России?

-Тоже неоднозначно. Идет очень сложный процесс. Посмотри, сколько еврейской молодежи и детей появились за последние годы в России и особенно в Москве. Опять же, все зависит от общей ситуации. Кризис тяжелейший. Наверное, пик, точнее точку максимального падения мы еще не прошли…

-Все еще впереди или очень многое…

Неожиданно подал голос все тот же человек с американским акцентом: “Господа! Друзья! Минуточка внимания!

-Просит внимания как милостыни, а здесь уже напились, нажрались и не подают, - подумал я.

-Друзья, я хочу представить вам нашего гостя из Израиля, - пытался перекричать он собравшихся…

-Тщетно, - пробормотал я, - кого нынче удивишь гостями из Израиля.

-Надеется, что ему удастся утихомирить это жужжащее скопище, - скривился Костровский.

Хотя на раввина (я решил, что он имеет именно это звание) обращали мало внимания, он все-таки вытащил в проход между сидениями седоватого мужчину лет 50 с брюшком, чье круглое лицо озаряла добрая улыбка. Мужчина заговорил на иврите, а один из молодых людей с американским акцентом переводил.

-Моя первая встреча с хабадниками произошла во время войны Судного дня. Мы сидели под тяжелейшим обстрелом египтян… - его не слушали, продолжая свою бойкую болтовню, а может и важные разговоры.

-Ну, кого здесь интересует какая-то война Судного дня, - буркнул Городецкий.

-Тем более, что я не уверен сколькие из них вообще знают о чем идет речь, - бросил я.

-Ну, уж вы совсем, - сказал Вишневский.

Несмотря на столько явное проявление пренебрежения, израильтянин продолжал: “Происходили тяжелейшие танковые сражения…”

-Я где-то слышал, что по количеству танков сражение в Синае сравнялось или даже превзошло сражение на Курской дуге, - сказал Костровский.

-Это надо было делать до выпивки и жратвы, - желчно и зло бросил пожилой человек в клееночной фуражке.

-Что вас так раздражает? - внимательно осмотрел я его, а брюзга еще сильнее скривился, фыркнул: “Потому что все через жопу,” и отошел в сторону.

-И вот на передовую приехал один из хабадских “мицва танков”. “Мицва танк” - хабадский автобус, вся броня которого - это портреты Любавического Ребе и цитаты из Святого Писания. Внутри сидят несколько молодых человек в черных костюмах, при галстуках, в ермолках, естественно, и раздают религиозные книги, предлагают мужчинам надеть тфилин и оказывают прочие религиозные услуги. Пусть я и не стал новообращенным и соблюдающим заповеди, но с тех пор мое отношение к Хабаду всегда определяется именно теми днями… - несмотря на дым коромыслом, рассказывал израильтянин, изредка улыбаясь.

-Для кого он все это говорит? - пробормотал я, почувствовав обиду.

Я захотел подойти к израильтянину и познакомиться, может мы, и полетим назад на одном самолете, но с ним заговорила по-английски какая-то видная из себя дама.

Оживленный гул резко усилился. Еще немного и начнутся традиционно-веселые “симхат-торовские” пляски, оправдывающие название этого, пожалуй, самого радостного еврейского праздника.

-А не тряхнуть ли нам стариной, не вспомнить ли былые годы и не поехать ли на “Горку”? - предложил Костровский.

-Что это такое? - спросил Александр.

-Ну, и воспитание он у тебя получил, - присвистнул я, - так когда-то называлась хоральная синагога на улице Архипова. Тут сейчас будет весело, но, с другой стороны, я, действительно, чувствую ностальгию по старым добрым временам Симхат Тора на Горке. Поехали.

-Я обещал Софе вернуться к 8, - вроде бы поскучнел Вишневский.

-У меня тоже намечена важная встреча, - посмотрел в сторону Александр.

-А мы вспоминаем молодость, - хлопнул я Костровского по плечу.

На выходе из метро дежурная попросила нас помочь добраться доверху пьяному в стельку мужику лет 65, если только возможно определить настоящий возраст алкоголика.

-Чего же ты набрался как зюзя? - поддержал Костровский хмельного под локоть.

Промычав что-то типа: “Угу”, алкаш пошатнулся.

-Закусывать надо, - продолжил Костровский.

-Угу, - вроде бы опять выдавил он из себя.

-Нажрутся, твари, - папа-мама, - промямлить не могут, - брезгливо скривился Михаил.

-Питие - есть веселие Руси.

Похолодало. Улицы почти опустели. Бывшая улица Архипова - ныне Большой Спасоглинищевский переулок был погружен в темноту и нелюдим, лишь возле ворот синагоги толпилось человек 20.

-И это все, - покачал я головой. - Помнишь старое доброе время?

-Да. Несмотря на соввласть, на праздники здесь из-за евреев яблоку упасть было негде…

-Бывало запруживали всю улицу…, - подхватил я, - и танцы в кружок и с песней: “Хевейну шалом алейхем… дойдем до Красного моря…” Остались лишь воспоминания.

Мы поднялись на высокое крыльцо. Двери синагоги уже были закрыты.

-Посмотри, - кивнул Костровский на доску объявлений: “Еврейское Международное Брачное агентство московской … оральной синагоги работает каждое воскресенье с 14 до 17 в библиотеке”.

- Чего еще ожидать от эпохи Моник и Клинтонов. Кто-то, может быть даже антисемит, считает, что буква “х” хороша не везде. Зато в синагогу на Поклонной горе меня просто не впустили, - пожал я плечами, и мы направились к метро.

-Как так? Я там, кстати, еще ни разу не был.

-Очень просто. Шикарный, между прочим, мемориал отгрохали, помпезный, производит впечатление. Однако синагога на планах не значится и указателей в ее сторону нет. Спросил у человек 6-7: знать не знают, ведать не ведают. Одним словом, засекреченный объект, как почтовый ящик в былые времена. Тут на мое счастье встретил я на одной из аллеек мальчика с пожилой женщиной. Я, конечно же, обратился к старушке, она покраснела и ответила, что понятия не имеет. Сконфузилась, между прочим, бабушка, по-старорежимному, отчего я даже заподозрил, что у нее водятся еврейские гены. Зато мальчик - продукт свободной России, ничтоже сумняшеся, тут же указал точное направление. Довольно оригинальное строение, необычное какое-то, строгие геометрические формы: пирамида на параллелепипеде. Но внутрь меня не впустили. Преградили вход милиционер в фуражке и седоватый мужчина обкомовского-райкомовского “разлива” без головного убора. “Пущать не велено”. Я знал, что как раз в это время в синагоге проходит конференция по Катастрофе, но не помогло. “Функционер” объяснил мне, что пока, до других распоряжений, пропускают лишь по паролю, который я не знал, или в составе известных страже групп. Не могу только понять от кого, прежде всего, они охраняют? От террористов или от евреев? И почему, именно на Поклонной горе должны быть самые строгие меры предохранения? Так-то. Это тебе не Храм Божий. Несолоно хлебавши, к нему я и направился. Разумеется, церковь не синагога - всегда открыта для всеобщего обозрения, пускают туда свободно и жизнь там кипит, начиная с дверей, на которых висит объявление об открытии воскресной школы для детей. В предбаннике идет бурная распродажа религиозной литературы - этого бывшего “опиума для народа”. В самый разгар рабочего дня в церкви было полно не только старушек, но и женщин трудоспособного возраста; часть дам убирала помещение, но большинство молилось, Молодой поп говорил о явно мирских делах с двумя импозантными типами. Своим агентурным ухом я понял, что они обсуждают проведение демонстрации чего-то типа кадетов, при которой должно быть перекрыто движение транспорта. Так-то. Мечеть тоже, между прочим, обозначена во всех возможных местах, но ее, как ближневосточный гражданин, я проигнорировал.

В безвозвратной дали 70-х 80-х годов в ведущем к метро переходе в дни еврейских праздников и по субботам, в основном на исходе их, кучковались евреи, в большинстве отказники. Я частенько думал: “Кто же из собравшихся гэбист и кто просто капает?” Уверен, подобные вопросы посещали многих, если не всех. Ныне вместо евреев в переходе метро сосредоточились торгующие всякой всячиной многочисленные палатки.

Мы вошли в зал, в котором два ряда турникетов отгораживали переходы к разным станциям, и уже почти разошлись по своим направлениям, как вдруг Костровский остановился и замялся. Я почувствовал, что он хочет сказать нечто необычайно важное.

-Ты знаешь…Такое вот дело…Одним словом, Лариса мне изменяла.

-Откуда ты знаешь? - опешил я.

-На 9 день я увидел его на кладбище и меня пронзило, я все понял, я - прозрел, меня по-настоящему озарило. У меня есть биологическое поле. Экстрасенсы говорят, что сильное и я мог бы лечить руками…

-Поле полем, но вряд ли это может служить самым веским доказательством.

Мы отошли к одному из закрытых кассовых окошек.

-За несколько дней до смерти она мне сказала: “Я грешна перед тобой”. Тогда я не обратил на это внимания. Умирала Лариса страшно, как говорится, врагу не пожелаешь. Последние недели просила освободить её от мучений. Умерла она в четверг, в пятницу я не смог всё оформить, потом была суббота. Похоронил я ее 5 июля, потому что в субботу евреев не хоронят. И поженились мы 5 июля 1973 года. 24 года. Не дожила год до серебряной свадьбы. Не знал… - шумно выдохнул он.

Я вспомнил, как увидел Костровского на работе через несколько дней после свадьбы; он постучал обручальным кольцом на безымянном пальце правой руки по стенке и печально улыбнулся, скорее скривился: “Так звучит неволя”.

-Это не случайно, не случайно, что похоронил я её в день свадьбы. Я что-то подозревал, но я не патологический ревнивец. Я его знал - такой Фонька Фонькой. Я не могу понять, что она в нем нашла? За несколько лет до ее болезни временами, когда она лежала рядом со мной в кровати, я чувствовал что-то очень странное. Потом, уже после ее смерти, экстрасенс объяснила мне, что это был энергетический провал. Но почему такой энергетический провал на кровати? И я понял почему: он образуется, если жена изменяет мужу. Когда она заболела, что я только для нее не делал, куда я только ее не возил и кого только я не привозил к нам домой. Возил я ее и к экстрасенсам. Одну из них звали Грета. Она оказалась очень сильным экстрасенсом. От нее веяло чем-то святым; другие так, ерунда, а в этой я, на самом деле, почувствовал что-то не от мира сего. Я поверил ей с первого взгляда. Грета рассказала, что сама очень страдала и почти умерла, но обратилась к Б-гу с просьбой спасти её, чтобы всю оставшуюся жизнь помогать людям. Она сказала: “Я выжила и пытаюсь исполнить обещанное Б-гу. Я знаю, что только ради этого он и оставил меня в живых”. Первый раз я привез Ларису к Грете, потом она была у нас дома, пыталась что-то сделать, а на третий раз сказала, что разговаривала с душой Ларисы и она уже на том свете.

-На том свете, - подумал я. - Разговаривала с ее душой. Как все просто. Чего же мы тогда так боимся смерти? Хорошо бы завести такую же надежную связь с тем светом и такую же уверенность в этом. Он на самом деле верит во все сказанное им.

-В 91 я от работы получил 6 соток и мы завели дачу. Я ездил туда каждую субботу и воскресенье. Лариса наведывалась очень редко, но всегда просила, чтобы я взял Сашку: пусть, мол, поможет. Пока я там пахал он приходил и трахал её в моей постели. Я говорил тебе, что после этого я чувствовал эти энергетические провалы. Любая связь мужчины и женщины - это не просто контакт двух физических тел, это и энергетическое взаимодействие, которое чувствительные натуры могут еще долго воспринимать. Иногда у меня было чувство, что рядом со мной лежит чужая баба. Наверное, она возвращалась от него и на ней еще была его энергия. Есть что-то, какое-то поле, аура. Это чувствуется. Любое живое существо и человека, в том числе, окружает это поле-аура. Грета говорила мне, что она видит ее. Болезни и различные проблемы изменяют ауру. Успешное лечение возвращает ее к норме. Грета говорила, что люди вместо космоса и войны лучше тратили бы деньги на исследование ауры. У святых аура очень сильная и поэтому их и рисовали с нимбами вокруг головы, это часть ауры…

Говорил Костровский с напором, бойко помогая сказанному богатой мимикой и движениями рук, в основном левой, так как в правой держал сумку.

-Как сильно он изменился, совсем другой человек - подумал я.

-Несколько лет тому назад мы решили выложить на даче печку. Кстати, после ее смерти соседи говорили мне, что часто видели как Лариса гуляла с ним в лесу…

-Ты ведь сказал, что она почти не ездила на дачу?

-По выходным, а по будням, когда я пахал на работе, они ездили на мою дачу и развлекались там. На этой даче я почти все сделал своими руками. Я чувствую себя совершенно оплеванным, растоптанным, затоптанным в грязь. Кто бы мог подумать, что наша жизнь с Ларисой завершится именно так? Почему так тяжело жить? Что определяет нашу жизнь? Откуда все это берется?

Костровский замолчал. Видимо только сейчас обратив внимание, что все это время держал сумку в руках, он поставил ее на подоконник перед кассами.

-Она все время хотела, чтобы и зимой каждую субботу и воскресенье, я уезжал на дачу строить, так как летом надо копать и ухаживать. “Ты поедешь?” - всю неделю донимала она меня. Иногда я хотел отдохнуть. Тогда утром в субботу она вдруг говорила, что должна идти в магазин. Отсутствовала часа три. Когда она возвращалась, я спрашивал её: “Где ты была? Я уже не знал что делать. Хоть в милицию обращайся”. “Я прошлась”. Теперь-то я понимаю, что она встречалась с ним. Так-то. Живем и не знаем, кто у нас под боком, а потом все открывается и душа разрывается… - он похлопал себя по груди.

-Чужая душа - потемки, банальная фраза, но от этого не менее верная, - сказал я и тут же подумал, - Да, верно ли что такие уж потемки?

-Я хотел сделать и печку сам. Она жаловалась подружкам, что тянет на себе весь дом. Чего так? Я все делал. Я строил дачу, я перекапывал участок, я все делал дома: ремонт, все починки. Она ходила в магазин, но за чем-нибудь легким, а я, по крайней мере, раз в неделю, таскал картошку, мясо и все такое прочее тяжелое. Я стирал, я гладил, она гладила лишь свое, я мыл посуду. Я ничего не стеснялся и ничем не брезговал. А-а-а, как здесь сводит, щемит, свербит. Это не выскажешь словами, - он постучал себя по груди. - В общем, я хотел сделать печку сам, но она сказала: “У меня есть специалист”. “Зачем, ведь надо платить?” - говорю я. “Дадим бутылку и все”. “Странно, но если бутылку, то ладно”. Приехала она на дачу разряженная как в Большой Театр. Я не мог этого понять, спросил ее и она отрезала: “Тебе бы всегда держать меня за золушку”. Что на это ответишь? Хорошо, пропахали мы с ним весь день. Ночью Лариса и я легли спать в комнате, а он на веранде. Она отвернулась от меня. Я притронулся к ней и она очень грубо и зло оттолкнула мою руку. Я не понял в чем дело, но почувствовал какой-то дикий холод, как будто бы рядом со мной лежала враждебная мне женщина. На следующий день на платформе я хотел её обнять, а она опять грубо и резко отпихнула меня. Я испытал ужасную обиду. Потом Шаталова (я возил ее и к ней) сказала ей: “Вы кого-то очень обидели”. Рак - это не болезнь, рак - это расплата. Я это понял. Однажды кто-то позвонил. Я взял трубку и она взяла трубку в другой комнате. Это был он, совершенно пьяный. Она нажала на рычаг: поняла, что я тоже слышу, выскочила вся бледная, совершенно растерянная. Я ее такой не помнил, никогда до этого не видел. “Кто это?” - спросил я. “Какой-то пьяный”. “Я узнал его. Чего ты представляешься? Ты же знаешь, кто это.” “Нет, я не знаю”. Опять звонок. Она схватила трубку, я тоже. Это опять был он. “Я ничего не понимаю. Он пьяный как свинья. Говори с ним. Для чего только прикидываться?” - сказал я и вышел из комнаты. Однажды я взял ее записную книжку: надо было позвонить ее приятельнице, и там была его фамилия, замазанная белым, но телефон остался. Я спросил её, что это всё значит?. “Глупости, - ответила она, - о чем ты печешься, как будто бы нет других более важных забот?” Ответ меня не устроил, я начал подозревать, сомневаться, мне стало казаться, что она все время притворяется, я сказал ей об этом. “Это вздор. Он просто мой знакомый. Он такой смешной. Его никто не воспринимает всерьез,” - ответила она.

Михаил чуть помолчал, поправил растрепавшиеся волосы, аккуратненько прилизал их на темени.

-Не зря все это, не зря. Каждый человек получает по заслугам. Есть некоторые рамки поведения и если выходить за них, то наказание неминуемо. Люди разделяют свои поступки от проблем и болезней, а их надо связать. Кара настигает, если не самого человека, то его родственников. Не открутишься, не убежишь, не спрячешься. У нее начались какие-то болезни, операция на зубах. Чего вдруг? Человек - такая устойчивая система. До 50 лет он может сопротивляться всем напастям без всяких проблем. Чего вдруг запускается механизм разрушения или саморазрушения у человека или какие-то нелепые проблемы у его родственников? В 95 году Сашка попал в отвратительную историю, еле-еле выкрутились, столько денег заплатили, с огромным трудом получил условно. Это было предупреждение. Звонок. Обрати внимание. Ничего случайного нет. Имеются, вроде бы, люди, у которых как бы ничего нет, а они страдают. Только я думаю, что если покопаться как следует, то всегда откроешь что следует у них самих или у их родственников. Это действует на всех уровнях: и у малых, и у великих, в том числе и у великих негодяев. Вот Гитлер, например. Ты знаешь, что его череп стоял на столе у Сталина? Тот приказал привезти его труп и обработать для него череп. А сам Сталин? Всю жизнь жуткий параноик, всех уничтожал и боялся. Его сын Яков расстрелян в лагере немцами. Василий - пьяница и толи умер сам, толи тоже погиб. Светлана осталась, сейчас живет в Америке. С ней было интервью и она сказала, что никому не пожелает жизни как у нее…

-Где они познакомились? - спросил я.

-Что-то связанное с бизнесом. У них была какая-то своя компания, они что-то химичили, я даже толком не знаю на чем они делали бабки… отмечали какие-то праздники.

-Вот точно так же мы встречались на Горке и потом долго-долго болтали, в том числе и здесь, вот на этом самом месте. Как будто бы и не уезжал никуда, и ничего не изменилось. Тогда только оглядывался, гэбистов высматривал, не приближается ли кто-нибудь, чтобы подслушать, - подумал я.

-Жалко все-таки, что ты уехал в Израиль или жалко, что я не уехал. Мне очень не хватало кого-то с кем можно было бы поговорить. Вишневский не в счет, он - хороший мужик и товарищ, но он не понимает таких вещей, он - человек расчетливый и суховатый. Иногда так надо кому-то все выплеснуть, излить душу: очень трудно держать все в себе, давит в груди, распирает, еще немного и взорвешься. После ее первой операции мне тоже так хотелось выговориться, выложить все мои опасения; тогда были совсем другие волнения. Оперировали ее там где я теперь работаю - в институте хирургии. Это - одна из лучших хирургических клиник в России и наверное среди лучших в мире. Там, кстати, теперь работают два биоэнергетика. Они помогают заболевшим, пережившим потери или серию неудач, или еще что-то такое подобное. Они работают с рамками, маятниками и прочими подобными штучками. Уже после смерти они обследовали её фотографию и фотографии ее родителей. Над отцом рамка крутилась нормально, а над матерью как-то страшно и странно дергалась. Они объяснили мне, что - это порча и проклятье с женской стороны. Был я и у астрологов. Я - овн, она - телец, я - горячий, она - холодная, скрытная. Я - эмоциональный. Я посмотрю фильм и потом долго переживаю, у меня все выплескивается, а она была закрытая, вся в себе. Я ни разу не видел, чтобы она хоть кому-нибудь дала милостыню. Может быть я вспыльчивый, очень эмоциональный, мог сказать: “Дура”, но я всегда просил прощения. Она же никогда не созналась, что была хоть в чем-то виновата.

-Кто бы мог подумать еще 10 лет тому назад, что в институте хирургии будут работать штатные экстрасенсы с рамками и маятниками, - покачал я головой.

-Да, работают и еще как. Помню, я провожал одну женщину в аэропорт и вдруг у молодой девушки лет 18 оказался лишний вес с доплатой 150 тысяч, а у нее было лишь 100. Все молчат. Девушка чуть не плачет: “Что делать?” “Это ваши проблемы,” - отвечает ей работница аэропорта. Я достал 100 тысяч и дал ей. Я никому не сделал зла, всегда хотел помочь, никого не оскорблял, никогда не был высокомерным. За что мне? С таким хорьком - грязь, мерзость, гадость. Она врала мне. Выходила на работу и он отвозил её, вечером она возвращалась и ложилась со мной как ни в чем не бывало. Я мог бы понять любовь, нежность, увлечение, но здесь столько лет врала и не созналась, так как тогда пришлось бы делить квартиру и дачу. Я подозревал, но наверное я слишком доверчив, а на 9 день я увидел его на кладбище и меня осенило. Я тут же позвонил ему. Я настаивал и требовал встречи. Он боялся, но под давлением, в конце концов, согласился и пришел. Я сказал, что они были в связи. Он всё отрицал, говорил, что они были лишь друзьями, ей просто не хватало ласки, она была такая нежненькая девочка (меня аж покоробило). Этот старый ёбарь вообще использует уменьшительно-ласкательные суффиксы: “Наташенька, Ларисонька, девочка, сладенькая, миленькая, нежненькая, деликатненькая”. Может, за это его женщины и любят? Тогда я его спрашиваю: “А почему же она сказала о грехе?” “Откуда я знаю, может быть она с кем-нибудь трахалась”. Так говорят о женщине, которую любят? Это отношение? И перед смертью она попросила у него прощения по телефону…

-Откуда ты знаешь?

-Он сказал во время встречи.

-А за что?

-Черт его и ее знает. Я тогда не спросил, не пришло на ум. Может извинилась, что умирает, оставляет его?

-Странно все это…

-Странно. Я не жил, я для нее из кожи вон вылазил. У меня прощения не попросила. Уполномочила свою подругу после ее смерти позвонить ему и сказать когда похороны. Я так, на меня наплевать. После второй операции я позвонил Шаталовой и попросил принять нас. Шаталова не хотела: “Что я сделаю, у нее непроходимость?” Все-таки я смог её уговорить. Когда мы приехали, то Лариса заставила меня выйти, чтобы поговорить с Шаталовой один на один. Потом, после ее смерти, я приехал к Шаталовой выяснить, почему Лариса выставила меня. Шаталова ответила, что она жаловалась, что я - невнимательный и все не могла понять, за что же ей такое наказание. Тоже самое она говорила и спрашивала и у экстрасенсов. На прощание Шаталова подарила мне одну из её книжек и сказала: “Есть Б-г и есть бессмертная душа”... У меня душа болит, сейчас легче, но когда я понял, в грудь как нож вонзили. Сейчас так, лишь иногда схватит…

-Так всё это странно, как будто бы во сне, - потряс я головой. - Я в Москве, опять Симхат Тора, мы стоим в метро, правда уже не Ногина, а Китай город, и разговариваем.

-Да. Оперировал ее один из лучших в мире абдоминальных хирургов - так называют специалистов по операциям на органах брюшной полости. На первой операции профессор Белобородов Александр Михайлович удалил Ларисе желудок и лимфоузлы с брыжжейки и остался доволен.. Но патологоанатом сделала заключение, что такой вид рака очень злокачественный и шансов у нее почти нет. Ларисе ничего не сказали и она думала, что у нее язва желудка. Несмотря на приговор патологоанатома, я очень надеялся… Интересно, но все сестры отделения говорили о ней плохо: “Какая-то неприятная, нелюдимая…” В общем, в отделении она не понравилась никому.

-Может быть, просто плохо себя чувствовала, - подумал я.

-Через несколько месяцев сделали гастроскопию и на том же месте вновь росла опухоль. Два часа я ждал исхода второй операции. Тем не менее, я верил, я надеялся. И вот я увидел профессора Белобородова в коридоре: “Ну, что?” “Очень плохо. Ничего сделать не смог: обсеменение брюшины, карциноид,” - ответил он мне. У меня была истерика. Я всегда думал, что у меня развилось сильное мужское начало, что я могу все вынести, а тут я плакал, целовал ей руки и ноги, делал все, мыл её, выносил говно. Она сказала: “ Я не думала, что ты меня так любишь”. “Люблю, Ларисочка, очень люблю”. У меня ведь ничего другого в жизни не было. Только она. Я стоял на коленях, я молил Б-га: “Спаси её!” Я говорил ей: “Моя любовь спасет тебя”, а она позвонила хорьку и попросила у него прощения. Мне лишь за несколько дней до смерти сказала: “Грешила”…

-Может, это и было “прости”?

-Откуда, конечно, это было просто так, констатировала некий факт.

-Ты не спросил, что она имеет в виду?

-Мне было все равно, я не обратил на это никакого внимания, я сказал: “Я всё прощу, только выживи”. “Всё?” - спросила она. “Всё,” - ответил я. - Только выживи” и на этом разговор прекратился. Не знаю, много ли мужей сделали столько для своих жен. Если и были у меня грехи, то я их отработал.

-Откуда ты знаешь?

-Я так думаю и чувствую. На похоронах она лежала в гробу страшная: месяц не ела, только пила чуть-чуть арбузный и фруктовые соки, которые я ей делал. Я поцеловал её в лоб и сказал: “Моя любимая Ларисочка, прости меня”.

-Почему прости?

-Не спас ведь. Хотел еще добавить: “Я тебя никогда не забуду” и вдруг какой-то спазм сжал горло, я не смог произнести эту фразу и неожиданно почувствовал удивительное облегчение, отлегло, совершеннейшее спокойствие, горя нет. На памятнике я написал: “Любимая дорогая Ларисочка - прости. Никогда не забуду”. Потом все стёр. Хотел стереть и фамилию. Я дал ей мою фамилию, а она ее так испоганила, она не заслужила ее, но из-за сына оставил. Он не согласен со мной - это его мать. Он мне не верит. Он не верит, что его мать была способна на такое. Её подруги меня тоже осуждают. Я сжег ее вещи. Хотел сжечь все ее фотографии, но оставил опять же из-за сына. Во время встречи с ее хахалем я сказал ему: “Ты, Алексей, еще понесешь наказание”. “Суеверие это,” - ответил он мне. Вдруг его внук разбился на машине, а потом и сын попал в аварию - еле выжили. Я выяснил его адрес, взял духи, которые он подарил ей и поехал к нему домой. Позвонил в дверь. Он долго смотрел в глазок и не хотел открывать. Я позвонил еще несколько раз, и он вынужден был открыть и выйти на лестничную клетку. Тут-то я и увидел, как он дрожит от страха как осиновый лист. Я ему говорю: “С твоим сыном и внуком произошли несчастья из-за того”. “Глупости это”. “Такие глупости плохо кончаются”. “У нас ничего не было,” - забубнил он. Я опять спросил: “Почему же тогда она сказала, что грешила?” “Может быть, её кто-то трахал, откуда я знаю?” - опять отвечает он мне. “Точно, где уж тебе знать. Но, надеюсь, где твоя жена ты знаешь.” “Наташенька? - так называет женщину лет 50, которой изменяет, - А зачем тебе?” “Хочу с ней поговорить”. “Нет у вас никаких общих тем для разговоров”. “Это уж ты оставь нам”…Я продолжал требовать встречи с его женой, а он все: “А зачем тебе?” В конце концов, я его все же уломал, вошел в квартиру и встретился с ней. “Вы меня не знаете,” - говорю я, - зато ваш муж жил с моей женой, но он все отрицает”. Она вся покраснела: “Не верьте ему ни слова, он такой врун”. И стоит этот пятидесятилетний мужик красный как рак, будто бы ему на голову говно налили. “И то, что произошло с вашим сыном и внуком - это предупреждение,” - говорю я, а он продолжает бурчать: “Ерунда”. “Я уверен в этом. Может быть, не сразу настигает человека расплата, но она неминуема и потому поберегитесь”. Оставил я ей все его подарки и ушел.

-И тебе полегчало?

Костровский передернул плечами: “Я прочитал в Екклесиасте: “Человек творит злое, так как не всегда сразу он получает справедливое возмездие”. Поэтому-то и творит, но час возмездия неминуемо наступает…

Он внезапно замолк, как застыл.

Уборщица таскала свою шумную поломоечную машину, за которой оставалась влажная полоса: проход за проходом, проход за проходом пока не вымоет всю положенную ей площадь. Она подобралась к нам, и мы перешли на чистое место.

-Может быть, она это сделала из-за Лидки? Хотя я всего-то несколько раз. Лет 20 тому назад я увлекся одной девицей. Ты ее может быть помнишь: работала с нами такая смазливенькая перфораторщица. Может быть, даже не я увлекся, а она почему-то захотела меня. Я обманулся, она казалась мне возвышенной, интеллектуальной: писала стихи, играла на фортепьяно. Оказалась обыкновенной блядью, заразила меня триппером и я заразил Ларису. Но все равно. Я ей тогда сказал: “Как ты решишь”. Она решила остаться. Я изменился. После того случая я стал совершенно другим человеком. И моё отношение к жене совершенно изменилось. Сначала я её непереваривал, хотел развестись, меня сын удерживал, а как... заразил, то полюбил. По-настоящему полюбил... Все эти годы любил и не на одну женщину даже не смотрел... Может быть, она мне отомстила? Но почему тогда не оставила, а все эти годы таила обиду и ненависть? Почему же все молчком? Неужели 20 лет носила в себе жажду мщения? Я чувствую себя затоптанным в грязь. Моя честь и достоинство растоптаны… - он вовсю шаркнул ногой. - А вдруг ее душа где-то поблизости и слушает наш разговор? Я теперь верю в такие вещи. Не может быть, чтобы душа исчезала просто так, зря, уж больно нехорошо… Но я не могу понять…, может быть, действительно, ей не хватало ласки (так она говорила подругам)? Может быть я, действительно, не оказывал ей внимания? Когда мы женимся, живем уже с женщиной, то начинаем думать, что это навсегда, никуда она от нас не уйдет. А может быть надо говорить каждый день: “Любимая”, другие ласковые и нежные слова. Женщинам не достает тепла. Но почему так? Скажи мне правду: “Разлюбила” и всё, и уйди, я уйду... Гнусность. Я мучался, я похудел на 20 кг. На работе меня все спрашивали: “Что с вами? У многих умирают жены, но никто так не мучается. Вот у того умерла, а у этого 3 месяца назад и он уже женился”. “Это его проблема,” - всегда отвечал я. Мне было не с кем поговорить. Я не спал ночами. Когда профессор Белобородов после второй операции раскрыл ей живот и зашил, называется это “эксплоративная лапаротомия”, слова-то какие страшные, то мне сказали, что я не смогу держать её дома. Таких сдают в 11 или 20 больницы. Мне дали направление, я позвонил, а потом передумал: “Там её будут накачивать наркотиками, чтобы она не мешала персоналу, а дома она все-таки смотрит телевизор, я ей читаю книжки”. Я решил попробовать. Я даже привозил ребят-хирургов домой, когда клиника летом закрылась, чтобы они обрабатывали её рану. Когда боли стали нестерпимы, я ездил, оформлял наркотики. Ты даже не можешь себе представить какая это морока. Я ночами сидел возле ее ног, я молился Б-гу, стоя на коленях, я делал ей уколы, а тут такая измена! И попросила прощение у хорька, а не у меня. Нужна она ему. Он не ходит к ней на могилу, так, проходная женщина. Она умерла дома на моих руках. До самого последнего мгновения я верил в чудо, но Б-г ее не простил.

-Откуда ты знаешь?

-Если бы простил, то оставил бы живой.

-Кто знает?

-Так я думаю. В общем, опять пошел я к нашему психосоматику. Она с порога встретила меня: “Я вас давно жду”. Послушала. Дала таблетки. Но мне ничего не помогло. Это не тело, это душа болит, которая из другого мира, не из этого материального. Еще раз я пришел к ней, все рассказал, как на духу, а потом она мне и говорит: “Заведите себе любовницу”. Я так и сделал. Это ведь, Слава Б-гу, не проблема: есть много одиноких и желающих женщин. Всё бы хорошо, но я все спрашиваю Б-га: ”Дай ответ, вразуми меня”. И Он дал: я начал встречаться с замужней женщиной, которая тоже легко пошла на связь. Этим Он показал мне…

-Как изменяют мужу.

Костровский кашлянул, помолчал: “Может быть ты и прав. Может быть я и не думал об этом… Но я чувствую к ней нежность. Она физически напоминает мне мою Ларису, но все равно иной раз так сожмет. Я не знаю, что делать, как мне избавиться от этой боли?

-У Соломона было кольцо…

-Да, “все проходит”. Знаешь, какое продолжение? Однажды в гневе Соломон бросил его, наклонился и на другой стороне прочитал: “И это пройдет”. Может быть это испытание, которое я должен пройти и преодолеть. Если Б-г даст, то я женюсь, но я уже не буду таким. Я буду заботливым, нежным и внимательным. Я буду говорить ласковые слова, и может быть у меня будет ребенок, кто знает?

Поток пассажиров замирал.

-Еще один день ушел, а жалко, - подумал я. - Его отец был гебистом. Неужели все связано? - внезапно пронзило меня.

-Я раньше был далек от этих дел, а теперь слушаю лекции о Христе, о святых, читаю Библию и такие вот штуки, - он достал из портфеля книжку о пророчице Ванга. Я поверил - есть высший мир. Но почему же люди труднее всего переносят предательство, особенно, самых близких людей. Я так за ней ухаживал, а «прости» она сказала ему. Помню, в юности меня предал очень близкий друг. Я встречался с девушкой, потом перестал, она стала встречаться с другим. И вот я узнал, что Володя передал ей то, что я доверил только ему. Мы оба провалились в мединститут и работали на кафедре анатомии. В отличие от меня он все же поступил в мед, окончил, женился, а в 24 года умер от рака. Вот и говори после этого. Я никому не делал зла…

-Неужели это была месть женщины? - подумал я. - А что если она ему не изменяла? Но тогда почему, действительно, сказала: “Грешила”? Хотя, что есть грех и что она понимала под этим словом?

-Я его спрашиваю: “Если вы были только друзьями, то почему она тебя не приглашала домой?” “А я откуда знаю. Она была странная девочка,” - отвечает он мне. Я не верю в такую дружбу. Секс - это стержень вокруг, которого все вертится... Ладно, поздно уже, еще немного и метро закроют.

-Ну, что, в будущем году в Иерусалиме, - улыбнулся я.

-Хорошо, - улыбнулся мне в ответ Костровский. - Спасибо тебе. Когда-то удастся нам еще раз встретиться? Жизнь проходит, уже больше половины прошло…

Мы постояли еще несколько мгновений, обнялись, пожали друг другу руки и разошлись по своим направлениям.

Вагон метро был почти пуст. Лишь пьяный сидел нахохлившись и что-то бурчал, да молодая пара страстно целовалась.

-“Старый год, Новый год. Словно палкой их протыкают”, - вспомнил я, когда открылись двери поезда и я вышел на платформу.

возврат к началу.